Джанет Иванович - Четверка сравнивает счет
По моему личному заключению, домашние хозяйки они были никакие, и собирались, наверно, довести себя до заворота кишок. Поскольку потребляли в пищу кучу копченой колбасы, белого хлеба, курили сигареты пачками, пили в большом количестве пиво и мусор за собой не убирали.
— Сбежали, — вынес вердикт Морелли, снимая перчатки и возвращая их под раковину.
— Есть идеи?
— Ага. Давай сваливать отсюда.
Мы добежали до пикапа, и Морелли вырулил на променад.
— Вон там платный телефон, — показал Морелли. — Позвони в полицию и скажи им, что ты соседка и заметила разбитое стекло на задней двери в соседнем доме. Не хочу оставлять дом на потеху вандалам и грабителям.
Критически оглядев себя, я решила, что мокрее уже не стану, поэтому прошлепала прямо под дождем к телефону, позвонила и пошлепала обратно.
— Все в порядке? — спросил Морелли.
— Им не понравилась, что я не назвала себя.
— Тебе полагалось что-нибудь соврать. Копы этого просто ждут.
— Чудаки эти копы, — сказала я Морелли.
— Угу, — подтвердил он, — копы до чертиков меня пугают.
Я сняла обувь и пристегнулась.
— Хочешь рискнуть и высказать догадку, что случилось в гостиной, которую мы только что покинули?
— Кто-то пришел за Максин, погонялся за ней по гостиной и заработал по башке тупым предметом. Когда он очнулся, трех женщин и след простыл.
— Может, этот кто-то был Эдди Кунцем.
— Может быть. Впрочем, это не объясняет, почему он до сих пор отсутствует.
* * * * *На полпути к дому дождь прекратился, а сам Трентон не выказывал ни единого признака, что ему полегчало от жары. Уровень углеводородов был достаточно высоким, чтобы травить стекло, а магистрали гудели с дорожной яростью. Кондиционеры выходили из строя, собаки страдали диареей, в корзинах плесневело грязное белье, предназначенное для стирки, носоглотка забивалась цементной пылью. Если давление упадет еще ниже, то внутренности каждого высосет через ступни прямо в нутро земли.
Мы с Морелли едва все это замечали, конечно, потому что оба родились и выросли в Джерси. Выживают наиприспособившиеся из приспосабливающихся. И Джерси воспитывает великую расу.
Мы стояли в прихожей Морелли, с нас капало, и я не могла решить, что хочу сделать в первую очередь. Я была голодная, я вымокла, и в то же время мне хотелось позвонить и проверить, не вернулся ли Эдди Кунц. Морелли расставил мои приоритеты, начав раздеваться в прихожей.
— Что ты делаешь? — возопила я.
Он сбросил башмаки, снял носки, рубашку и взялся большими пальцами за пояс шорт.
— Не хочу тащить воду через весь дом. — Рот его растянулся в улыбке: — У тебя с этим проблемы?
— Да никаких проблем, — заверила я. — Я иду в душ. А это создает тебе какие-нибудь проблемы?
— Только если ты потратишь всю горячую воду.
Когда я спустилась, он висел на телефоне. Я вымылась, но еще не просохла. У Морелли не водилось кондиционера, и в это время дня можно было облиться потом, не прилагая даже никаких усилий. Я прокралась к холодильнику и решилась на сэндвич с ветчиной и сыром. Я шлепнула их вместе и слопала, стоя за прилавком. Морелли что-то писал в блокноте. Он поднял на меня взгляд, и я пришла к выводу, что у него полицейские дела.
Потом он повесил трубку и подхватил кусочек деликатесной ветчины, упущенный мной.
— То дело, над которым я работал, заново открыли. Всплыло кое-что новенькое. Я приму быстро душ, а потом мне нужно уйти. Не знаю, когда вернусь.
— Сегодня? Завтра?
— Сегодня. Просто не знаю, когда.
Я прикончила сэндвич и привела в порядок кухню. Рекс выполз из банки из-под супа и выглядел заброшенным и позабытым, поэтому я дала ему кусочек сыра и корочку хлеба.
— Плоховато мы справляемся, — сказала я ему. — Я продолжаю терять людей. Сейчас вот не могу найти парня, на которого работаю.
Я попыталась позвонить Кунцу. Никакого ответа. Я поискала фамилию Глик в телефонном справочнике и позвонила Бетти.
— Вы Эдди еще не видели? — спросила я.
— Нет.
Я повесила трубку и немного походила по комнате. В дверь кто-то постучал.
Это оказалась маленькая итальянка.
— Я крестная Джо, — представилась она. — Ты, должно быть, Стефани. Как ты, дорогая? Я только что услышала. Думаю, это прекрасно.
Я не поняла, о чем леди толкует, и решила, что оно и к лучшему. Я сделала неопределенный жест в сторону лестницы:
— Джо в душе.
— Я не могу ждать. Спешу на вечеринку драгоценностей. — Она вручила мне белую коробку. — Я просто хотела занести вот это.
Леди подняла крышку и расправила тонкую бумагу, поэтому я смогла увидеть, что лежит под ней. Ее круглое лицо расплылось в улыбке.
— Видишь? — произнесла она. — Крестильное платьице Джо.
О-па.
Она похлопала меня по щеке:
— Ты хорошая итальянская девушка.
— Наполовину итальянская.
— И хорошая католичка.
— Умм…
Я глядела, как она идет к своей машине и уезжает. Она думает, что я беременна. И полагает, что я выхожу замуж за Джо Морелли, всеми матерями штата признанным как «последний заслуживающий доверия человек, которому я разрешу встречаться со своей дочерью». И она считает, что я хорошая католичка? Как же до этого докатилось?
Я так и стояла в прихожей с коробкой, когда спустился Джо.
— Здесь кто-то побывал?
— Твоя крестная. Принесла мне твое крестильное платьице.
Морелли вытащил наряд из коробки и осмотрел его:
— Ужас какой, это же платье.
— И что, по-твоему, мне с ним делать?
— Засунь куда-нибудь в шкаф, и я буду признателен, если ты будешь об этом молчать.
Я подождала, когда Морелли скроется из виду, а потом посмотрела вниз на живот.
— Вряд ли, — произнесла я. Потом взглянула на крестильное платьице. Оно было довольно красивое. Старомодное. Очень итальянское. Проклятье, у меня перехватило горло от вида платьица Морелли. Я взбежала по лестнице, положила платье на постель Морелли, выбежала из комнаты и хлопнула дверью.
Потом прошла в кухню и позвонила своей лучшей подруге Мери Лу, имевшей двоих ребятишек и знающей о беременности все.
— Ты где? — захотела узнать Мери Лу.
— У Морелли.
— Обожежмой! Так это правда! Ты живешь с Морелли! И мне не сказала! Я же твоя лучшая подруга. Как ты можешь так со мной поступать?
— Да я здесь всего три дня. Не такое уж великое дело. Моя квартира сгорела, а у Морелли лишняя комната.
— Ты сделала это с ним! Слышу по твоему голосу! Ну и как это было? Хочу подробности!
— Мне нужно одно одолжение.
— Все, что угодно!
— Мне требуется один из этих тестов на беременность.
— Обожежмой! Ты беременна! Обожежмой! Обожежмой!
— Поутихни. Я не беременна. Просто хочу убедиться. Ну, ты знаешь, ради спокойствия. Сама я не хочу покупать, потому что, если кто меня увидит, это будет конец.
— Я приеду прямо сейчас. Не двигайся.
Мери Лу жила в полумиле отсюда. Ее муж Ленни был вполне в порядке, но ему следовало внимательнее относиться к тому, чтобы кисти не волочились по земле при ходьбе. Мери Лу никогда сильно не заботило, есть ли что у парней в голове. По ее части больше упаковка и физическая сила.
Мы с Мери Лу подруги с рождения. Я всегда витала в облаках, а Мери Лу не утруждала себя учебой и была вечно отстающей. Может быть, отстающей — не то слово. Больше похоже, что у Мери Лу были простые цели. Она хотела выйти замуж и иметь семью. А если сможет выйти за капитана школьной команды по футболу, то еще лучше. И в точности это сделала. Вышла замуж за Ленни Станковица, который был капитаном, закончил школу и работал у своего отца в «Станковиц и сыновья. Водопровод и Отопление».
Я же хотела замуж за Алладина, чтобы могла летать на его волшебном ковре-самолете. Отсюда можно судить, насколько мы разные.
Через десять минут Мери Лу уже стояла перед передней дверью. Мери Лу на четыре дюйма ниже меня и на пять фунтов тяжелее. Она ни в коем случае не толстая. Просто солидно скроенная. Комплекцией напоминает кирпичный туалет. Если я когда-нибудь буду набирать команду для рестлинга, то возьму в партнеры Мери Лу.
— Ты сделала это! — воскликнула она, вкатываясь в прихожую и потрясая коробкой с тестом. Тут она остановилась и огляделась вокруг. — Так вот он — дом Морелли!
Сказано тихим благоговейным тоном, обычно приберегаемым для католических чудес вроде плачущей статуи Святой девственницы.
— Черт возьми, — произнесла она. — Я всегда хотела увидеть дом Морелли изнутри. Его ведь нет дома? — Она ринулась на лестницу: — Хочу увидеть его спальню!
— Та, что слева.
— Вот она! — завизжала она, открывая дверь. — Обожежмой! Вы делали это здесь в кровати?
— Ага.
И в моей кровати тоже. А еще на диване, на полу в холле, на кухонном столе, в душе…