Наталья Александрова - Комплекс Синей Бороды
Да, он недооценил поначалу этого мелкого шантажиста, нагло заявившегося прямо сюда, в этот кабинет! Он думал выставить его или откупиться какой-нибудь мелочью, а потом пустить по следу людей Ибрагима… они умеют решать такие вопросы раз и навсегда, руководствуясь старым проверенным правилом: нет человека – нет проблемы. Но шантажист оказался не так прост. За ним тоже кто-то стоит, и убивать его бесполезно – это ничего не изменит. Придется выяснить, что ему нужно, какова цена урегулирования вопроса.
– Ну так как – можно звонить Коваленко? – насмешливо спросил мужчина с родинкой, достав из кармана мобильный телефон и поднося его к уху.
– Уберите телефон! – хрипло выговорил Нехорошее, опустив глаза. – Что вам нужно?
– Вот это другой разговор! – шантажист сложил мобильник и спрятал его в карман. – Я слышу серьезные слова серьезного человека! Вам что-нибудь говорит словосочетание «Северный цинк»?
Второй раз за несколько минут Нехорошев почувствовал, что почва уходит у него из-под ног.
Цена вопроса оказалась огромной.
«Северный цинк»! Это именно то, чего он боялся!
Ах Вадим, Вадим, лысый подонок!
Если бы сейчас Федорчук попал в руки своего тестя – он не прожил бы и минуты, Нехорошев разорвал бы его голыми руками! Уничтожить подонка, растереть его в пыль!
Только не сейчас, сейчас это не получится, сейчас это ничего не даст…
– Стареете, Николай Сергеевич! – проговорил «Иванов». – То краснеете, то бледнеете? Где же ваша выдержка?
Нехорошее и сам понимал, что стареет, что такие удары для него стали тяжелы. Но кому можно передать все дела, на кого можно положиться? Абсолютно не на кого!
– Вижу, вижу, что это словосочетание вам хорошо знакомо! – продолжал паясничать человек с родинкой. – Тем лучше, значит, мне не придется вводить вас в курс дела! Значит, события будут развиваться так: вы подписываете передачу «Северного цинка» управляющей компании, и нож с отпечатками пальцев вашего зятя благополучно исчезает!
***На кладбище было отвратительно. Шел дождь, потом дождь со снегом, Лола же оставила зонтик дома, потому что руки были заняты сумкой и цветами. Панихиду устроили прямо у могилы, священник служил панихиду хриплым голосом, его редеющие непокрытые волосы намокли, было ясно, что он схватит простуду. Лола посочувствовала бы ему, если бы самой не было так плохо – тяжеленный букет строгих белых калл оттягивал руки, ледяные капли попадали за воротник пальто и стекали по спине. Милка стояла рядом и беспрестанно вертела головой – как видно, после долгого сидения дома наедине с разнузданными близнецами она даже такой печальный повод, как похороны, считала за раз-влеченье. Народу было средне – группа родственников с одной стороны и друзья, преимущественно подруги.
– Говорю же тебе – она со всеми рассорилась, вот мужики и не пришли, – шептала Милка.
– Правильно сделали, – вздохнула Лола и пошатнулась.
– Нечего было выпендриваться, – сказала Милка, – вон какой букетище притащила, а зачем?
Сама Милка явилась с венком из хвойных веток с надписью «От безутешных друзей», плюхнула его прямо в снег у ног и теперь была очень довольна. Лола с завистью поглядела на нее и на одного из родственников – не то троюродного, не то двоюродного дядю, который время от времени отбегал в сторонку и прикладывался к небольшой фляжке. Еще были в группе родственников какие-то тетки, все без исключения в черных платках, среди них выделялась одна – красномордая, с высокой старомодной прической, она всем распоряжалась. При ней, как буксир при барже, находилась женщина помоложе – поменьше ростом, с мелкими крысиными чертами лица. Несмотря на различия, они были чем-то похожи, так что Лоле стало ясно, что это – мать и дочь.
– Смотри, смотри! – Милка дернула ее за рукав. – Кто это?
Между могил бродил кто-то в черной куртке с капюшоном, надвинутом на глаза. Фигура выглядела довольно зловеще – без цветов, с пустыми руками, засунутыми в карманы.
– Да это же Ленка Жукова! – ахнула глазастая Милка. – Ну надо же, притащилась все-таки! А говорила, что ни за что не придет!
Фигура подошла ближе, и Лола тоже узнала Ленку. Та бросила на них искоса ненавидящий взгляд и отошла в сторону.
– Видала? – прошипела Милка. – Это она со мной поругалась, так и разговаривать не хочет! Странная какая-то…
– Странная… – протянула Лола и вздрогнула от мысли, которая уже два дня не давала ей покоя.
«Не может быть, – отмахнулась она, – такого просто не может быть!»
Снова ледяная капля попала за воротник, и Лола вздрогнула уже от холода.
– Тут воспаление легких схватишь! – проворчала Милка и поманила не то двоюродного не то троюродного дядю.
Тот сначала не понял, тогда Милка вытянула шею и окликнула его громким шепотом:
– Товарищ! Можно вас на минуточку?
Дядя глазами выразил вопрос, тогда Милка глазами же указала ему на синюю от холода Лолу и показала рукой, что необходимо выпить. Дядя оживился, потом оглянулся по сторонам и мелкими шажками стал приближаться к подругам. Но по дороге был перехвачен суровой красномордой теткой с «халой» на голове.
– Константин! – грозно спросила она, не давая себе труда понизить голос. – Куда это ты намылился?
Константин тут же сник и принял индифферентный вид. Священник укоризненно поглядел на красномордую тетку и скороговоркой закончил панихиду, очевидно, ему тоже все надоело.
Могильщики споро насыпали небольшой холмик земли, Лола наконец избавилась от тяжеленного букета и почувствовала себя едва ли не счастливой. Она мечтала только об одном – улизнуть домой, но Милка и слышать не хотела, чтобы не идти на поминки.
– Сама посуди – муж отгул взял, чтобы с обормотами сидеть, – пояснила она, – а если я рано вернусь, то он на работу намылится. А мне это надо?
И Лола сдалась, когда увидела, что Ленка Жукова тоже садится в автобус с черной полосой.
***Дверь квартиры была распахнута. Лола вошла в прихожую. Там толпились родственники и знакомые покойной, кто-то стаскивал зимние сапоги, кто-то перед зеркалом поправлял прическу. Коренастенький мужичок с круглыми щеками, тот самый то ли двоюродный, то ли троюродный дядя был уже подозрительно румян – видно, по дороге успел еще принять. Он подмигнул Лоле, как старой знакомой, но ответного намека не дождался.
Быстро раздевшись, Лола протиснулась в комнату. Там уже был накрыт длинный стол, на нем красовались традиционные блюда – салат оливье в огромной фарфоровой салатнице, селедка под шубой, студень. Чтобы отличить скорбное мероприятие от прочих, была выставлена огромная кастрюля клюквенного киселя и горкой лежали маленькие пирожки с рисом.
Навстречу Лоле двинулась высокая дородная старуха в серой вязаной кофте, уставилась на нее сквозь очки и проговорила гулким гнусавым голосом:
– А ты кто? Верина дочка? Тебя как зовут-то? При этом старуха сверкнула полным ртом золотых зубов.
– Я не Верина дочка, – Лола отстранилась, ей вдруг показалось, что старуха собирается ее укусить. – Я Анина подруга.
– Ах подруга! – прогнусавила старуха. – А где же Верина дочка? В Саратове?
– Не обращайте на нее внимания, – рядом с Лолой образовалась кругленькая краснощекая тетенька лет пятидесяти, – это баба Варя, она немножко того…
Сама ты того! – заревела баба Варя. – У меня справка есть? У меня нету справки! Я вообще здоровая! Я вас всех переживу, и на поминках погуляю!
– Садись, баба Варя, – спокойно проговорила тетка, – садись, скушай салатику! У тебя сахар, тебе салатик полезно!
Скоро все расселись. Милку оттеснили в другой конец стола, и Лола оказалась рядом с тем самым то ли двоюродным, то ли троюродным дядей Костей. Он успел еще сильнее зарумяниться, видимо при нем была заветная фляжка.
Поднялся худой высокий старик, предложил помянуть бедную Аню.
Все выпили, стоя, снова расселись, и разом заговорили. Застучали вилки, зазвенели рюмки.
Подвыпивший дядя начал активно ухаживать за Лолой, то подкладывая ей салаты, то подливая спиртное.
– Положено выпить, – приговаривал он каждый раз. – Как же не выпить, когда такое дело? Анна, она того… нельзя ее обижать!
Язык у него постепенно начал заплетаться, и он стал называть покойную Анну то Аллой, то Аленой.
В конце концов Лола не выдержала и, извинившись, выбралась из-за стола. Пробравшись за спинами выпивающих и закусывающих людей, она оказалась в коридоре. Возле вешалки копошилась какая-то сгорбленная старушонка. Лола обошла ее, направилась к кухне, размышляя, где бы покурить. Однако перед самой кухней она остановилась, услышав доносящиеся голоса.
– Главное дело, что чистенько тут! – восторженно говорил женский голос, высокий и торопливый, как у сороки. – Считай, что ремонта не надо, все уже сделано!
