Дочь поэта - Дарья Викторовна Дезомбре
— А первая?
— Нина? Она изменила папе с лучшим другом. Даже по богемным меркам, как-то особенно цинично. Насколько я знаю, он их еще и застал.
— О господи! Какой кошмар!
— Ну, это секрет Полишинеля. Тоже давняя история. Любовь и предательство.
— Источник прекрасного лирического цикла?
Анна засмеялась своим мягким смехом.
— Видите, вы все поняли. Если лирический цикл есть — то и жену с другом можно извинить. Тем более что друг — тоже поэт. Знает, откуда растут стихи, не ведая стыда. А пройдет пара лет — еще и позавидует.
— Позавидовал?
— Не в курсе. Папа с тех пор ему руки так и не подал.
— А Нина? Они же продолжают общаться?
— К женщинам он относится, боюсь, с большим снисхождением. Отсюда и все проблемы.
— Неужели простил?
Анна пожала плечами.
— Он отходчив. Приятельствуют. Пересекаются на дачных тусовках.
Я притормозила у обочины.
— Высокие отношения.
Анна повернулась ко мне:
— Высока только поэзия. Отношения, увы, грязнее некуда. — Она открыла дверь машины. — Спасибо вам, Ника. Вы меня очень выручили.
И, не дождавшись моего «до свидания», вышла из машины.
Секунда — и, задравшись чуть выше пристойного, взметнулась легкая юбка. Анна мгновенно ее поправила. Но и секунды оказалось достаточно — на белой ляжке (никто из нас еще не успел по-настоящему загореть) виднелись с десяток точек, окруженных кровоподтеками — свежими и поблекшими. Следы уколов. Неловкие, любительские. Измученная кожа под легким плиссе — как внезапные слезы сегодня утром, сразу прикрытые нежной улыбкой.
Почему, подумала я, отъезжая от бровки тротуара, Анна казалась мне самой нормальной в этом семействе?
Глава 25
Архивариус. Осень
— Привет.
— И тебе не хворать. — Он явно еще спал. — Что-то срочное?
— Я тут кое о чем подумала…
— Если это не новая теория относительности, то вряд ли срочное, Ника. — Я услышала, как он потянулся.
— Очень смешно.
— Ну прости.
Щелкнула зажигалка.
— Ты куришь?
А я-то держала парня за поборника здорового образа жизни!
— Только не говори маме.
— Я — могила.
— Не до такой степени мрачно. Так о чем ты подумала?
— В машине, на лобовом стекле есть след, как от круглой присоски. Я не очень разбираюсь в автомобильных делах, но подумала, что это может быть видеорегистратор…
— Я впечатлен, мой дорогой Ватсон.
— Поэтому я залезла в ящик, где Двинский хранил старую технику, которую уже давно никто не использует. Фотоаппараты и видеокамеры, диктофоны… Короче, все, что умерло с появлением качественных смартфонов.
— Старый скупердяй ничего не выбрасывал, — вставил Костя.
— Главное, он очень плохо разбирался в технике. И я очень плохо разбираюсь в технике. Но я нашла что-то похожее на видеорегистратор и погуглила.
— И?
— И это таки он. На сайте объясняется, что обычно информация стирается в тот момент, когда поступает новая. — Я крутила в руках черную камеру с присоской. — Теперь представим, что Двинский после аварии просто снял видеорегистратор. И спрятал в ящик стола.
— И тогда все последние записи могли сохраниться…
— Именно. Только я сама боюсь его трогать. Будет обидно все стереть, просто нажав не на ту кнопку.
— Хорошо. Я найду человечка. Заеду через полчаса. — И через паузу добавил: — Ты умница, Ника.
— Я в курсе, — ответила я сухо. Но триумфально улыбнулась, едва повесив трубку.
Если бы не этот кружочек, оставшийся на стекле… Будто мишень для слабого осеннего луча. Ленивые мойщики машин вечно забывают там протереть.
* * *
…Иногда осторожность и жадность стоят нам много дороже, чем лень и раздолбайство. У Двинского было уже не такое хорошее зрение, чтобы приметить след от присоски на ветровом стекле. И никто ничего бы не узнал, оставь он ту несчастную камеру там, где ей положено быть. Я бы наезжала свои километры по его поручениям, отвозила бы Анну на работу… А видеозаписи бы сменяли друг друга, дорожная реальность наслаивалась, день за днем, пряча в своей банальности тот самый вечер, который Двинский хотел утаить. Но старик и правда не умел ничего выбрасывать — хаял свое нищее послевоенное детство. Плюс для него, гуманитария, черная коробочка оставалась непроницаемым агрегатом. Блэк Бокс par excellence[7].
Тем же вечером я присоединилась к Костику где-то за километр по сельской дороге от нашей дачки (конспирация!). Костик припарковался на обочине — за редким сосновым леском серел залив — и открыл ноутбук прямо на руле авто.
— Мой приятель просканировал информацию с носителя — то есть с мини-флешки камеры. Дальше скачал одну программку, ну, тебе это неинтересно (я согласно кивнула). И вуаля — можно наслаждаться кином. Многочасовым. Что я, собственно, практически весь день и делал. Но для тебя, Ника, оставил только самое интересное. Гляди.
Он развернул окошко на весь экран. На нем появилась ночная дорога: тьма изредка прерывалась фонарями или светящейся в темноте зеброй на переходах. Вот машина свернула с шоссе на узкую дорогу через лес, но скорость не сбросила, и вдруг в картинку ворвался ствол дерева: текстура в деталях и — темнота. Потом дерево вновь становилось стволом, одним из прочих, скорость нарастала и пум! — картинка сотрясалась.
Я повернулась к Косте. Что это было? Тот загадочно улыбнулся: лучшее впереди. Вскоре в свете фар появился Двинский. Морщась от боли, он удовлетворенно оглядел невидимый нам капот. Конец фильма.
— Понравилось?
— Ничего не понимаю.
— Чего ж тут неясного, Ника? Не было никакой аварии у девушки Вали. Не было вообще никакой аварии, точка. Было вот это действо с целью покалечить машину.
Я продолжала смотреть на него как баран.
— Какой ты, Ника, светлый и наивный человечек. Аж противно.
— Но… Зачем ему это?
— Ну как же? Кто психованный в этой истории?
— Двинский?
— Ошибаешься. Совсем другой персонаж. Тот, кто согласился на больницу и тяжелые препараты. А потом — на любые условия. Помнишь, как она встала перед ним на колени в больнице? А как на Алекс кричала у ГАИ — он меня спас?
— У Вали расшатанная психика, и она очень не уверена в себе. Все так. Но убедить саму себя, что она убила человека?
— Почему саму себя? Ее убедил в этом собственный супруг. Если ты живешь с человеком, который тебя много старше и мудрее. Он как бы твой отец, но еще и твой муж: руководит тобой и делит с тобой постель. Он, как бог отец, сын и дух святой: повсюду. Сам
