Ольга Степнова - Вселенский стриптиз
– Что говорит Григ по поводу ее смерти?
– Рыдает. Много и напоказ. На камеры, на фотообъективы, перед оперативниками, перед журналистами и поклонниками. По-моему, он перебарщивает с эмоциями. Возникает подозрение в их неискренности.
– Муж?
– Как ни странно, ведет себя естественно и достойно. Активно помогает следствию. Искренне ответил на все вопросы, охотно дал обыскать комнату Инны в доме, позволил просмотреть все ее бумаги и документы, к которым имел доступ. Создается впечатление, что гостиничный король вполне нормальный мужик и отношения к смерти жены не имеет. Он даже назначил награду за информацию об убийце, хотя этот факт, конечно, подозрений с него до конца не снимает. Мне почему-то кажется, что если бы он захотел расправы, то грохнул бы Грига, а не Инну. Просто так, чтобы другим поющим юнцам, жаждущим славы, неповадно было иметь дело с продюсером Инной Покровской. Ее бизнес, который Гнедулин так ненавидел, просто сошел бы на нет. Кто захочет быть трупом после того, как станет звездой?!
– Вон туда, пожалуйста, поверни. Мне к первому подъезду.
– Ух ты, какой дом! – восхитился Борис. – Женился бы на тебе из-за квартиры, если бы не был женат! – Он вышел, открыл Дине дверь и подал руку.
– Скажи, если бы мне не взбрело в голову прийти сегодня на занятие, ты вызвал бы меня на Петровку? – улыбнувшись, спросила Дина.
– Нет, пригласил бы на вальс, – засмеялся Борис и в полупоклоне поцеловал ей руку. – Помни, тебе повезло, что твой партнер – я!
Дина пошла к подъезду, перепрыгивая через лужи.
Шины тихо зашуршали по асфальту. Борис уехал, весело погудев на прощанье.
Дина подняла глаза и вздрогнула.
У подъезда стоял Левин.
В одной руке он держал охапку желтых роз, в другой поводок с собакой.
Вид у Левина был идиотский.
Розы сыпались по одной на асфальт, а собака дергала поводок, стремясь быстрее попасть в кусты. Левин пытался все это удержать, урегулировать и спасти.
– Что ты здесь делаешь? – удивилась Дина.
– Гуляю твою собаку.
– С розами?
– С совком и пакетом! – Он сунул цветы Дине.
Они обожгли ее многочисленными шипами и задушили приторным ароматом.
– Тебя нет дома уже три часа! – прошипел Левин. – Твоя Пантагрюэлиха невыгуленная и голодная! Тебе никого нельзя заводить, ни мужа, ни детей, ни собаку! Кто этот хмырь с вывороченными ножками, который привез тебя?!
– Оперативник с Петровки. Он допрашивал меня по делу убийства Инны Покровской.
– Великий боже! – заорал Левин. – Опера ездят на «Лексусах», довозят свидетелей до дома и целуют им ручки!
Дина отцепила собаку с поводка. Пантагрюэль рванул в кусты так, что из-под лап у него полетели брызги.
– Это сцена ревности? – спросила она.
– Это сцена голода, холода и одиночества, – мрачно ответил Левин.
Цветы кололи Дину через пальто, через перчатки, и отчего-то от этих покалываний ей было смешно и щекотно.
– Зачем ты купил цветы?
– Хотел поздравить тебя с Восьмым марта. Надоело воевать. Все надоело… Хочу мира, тепла, домашней еды и чтоб никаких убийств.
– Да ты пьян! – засмеялась Дина, наклоняясь и поднимая выпавшие из букета розы. – От тебя несет перегаром!
– Ничего я не пьяный! Так, дерябнул немного с магом, но это было с утра.
– Дерябнул! С магом, с утра! – передразнила его Дина. – Поздравляю, ты стал настоящим русским! Видела бы тебя твоя Клэр! Пьяный, помятый, небритый, очки набекрень, в руке пустой поводок, а собака в кустах какает!
– Видел бы тебя сейчас твой балетный опер! – со злостью парировал Левин. – Мокрая, бледная, с дурацким желтым букетом, довольная, словно наследство от дедушки получила, и это – твоя! – твоя беспородная сука какает, между прочим, в кустах!!!
Дина швырнула букет на скамейку.
– Ты же сказал, что устал воевать. Ты сказал, что хочешь мира, тепла и еще чего-то домашнего…
– Хочу. Но ты будишь во мне страшную сволочь. Почему этот гад целовал тебе руку?! Почему орал, что он твой лучший партнер?!
– Потому что я танцую с ним вальс! И танго, и ча-ча-ча…
– С опером, который работает на Петровке? Ча-ча-ча?! – Левин вдруг неуклюже подпрыгнул, сделал какие-то па ногами и с легким поклоном протянул Дине руку.
– Что это? – удивилась она.
– Приглашаю вас на ча-ча-ча, мадам!
Наверное, он думал смутить ее, обескуражить или заставить злиться, но Дина приняла удар и на темной улице, под окнами многоквартирного дома уверенно исполнила несколько па латиноамериканского танца, увлекая за собой Левина.
Он был неуклюж как тюлень и для бальных танцев никак не годился.
– Запомните, мадам! Я ваш лучший партнер! – сбившись дыханием, проорал Левин. – Я, а не опер с Петровки! И знаешь, почему?
– Почему?
– Потому что мы не случайно оказались вместе в одной квартире! Потому что кто-то зачем-то решил нас свести! И я, кажется, знаю – кто! Провидение!
– Это тебе пьяный маг утром сказал? – догадалась Дина.
– Да, – поскучнел Левин. – Увы, маг, и, увы, пьяный. Но я ему верю, потому что…
Из кустов с треском выскочил Пантагрюэль и помчался к подъезду.
– Потому что… – Левин вздохнул и направился к кустам, вытаскивая из-за пазухи совок и пакет. – Потому что магический шар на профилактике, и маг честно собирал факты, а не гадал на его хрустальных боках! – крикнул он из кустов. – Слушай, ничего не могу найти!
– А ты по запаху! – дала дельный совет Дина.
– Ого, да тут этого много! Которая куча моя?
– А ты по весу! Твоя самая тяжелая.
– Тьфу ты! – Левин вылез из кустов, отфыркиваясь, словно собака. – Ну их к лешему, эти новые законы и правила! Собачьи кучи никому не мешают и природу хорошо удобряют.
Дина сгребла цветы с лавочки и пошла домой.
Ей надоел этот цирк. Этот Левин, эта весна, этот вечер и эти шипы.
Наверное, Левин специально купил самые колючие розы…
Она твердо решила воспользоваться советом Бориса и уехать на время к маме. И пусть мама гундит, учит жить, вспоминает молодость и ухажеров, пичкает невыносимо сладким вареньем и спитым чаем, трещит бесконечно по телефону, непрерывно ищет свои очки, критикует Динин макияж, одежду, прическу, украшения и манеры. Пусть ворчит, что Дина чересчур похожа на папу и ничуть на нее, пусть, наконец, фальшиво поет «Очи черные», начиная с пяти утра, дочь все вытерпит. Она забьется в уголок детской комнаты, возьмет любимую книжку Экзюпери и пересидит все опасности и неприятности в теплой, безопасной норе.
Ча-ча-ча.
Пантагрюэль уныло плелся за ней, за Пантагрюэлем тащился Левин.
Оставить собаку ему или удивить маму беременной сукой?
Размышляя над этим вопросом, Дина открыла дверь и пошла собирать чемодан.
Едва он сварил кофе, едва налил его в две чашки – именно в две, а не одну, как делал всегда, – едва поставил на стол сахарницу и сливки в узконосом кувшинчике, едва отдышался, пригладил волосы и поправил очки, как…
Как в холле появилась она. С чемоданом и собакой на поводке. Желтые розы Дина держала под мышкой. Это обстоятельство тронуло его, вызвав комок в горле, потому что он очень стеснялся того, что купил розы, и был уверен, что Дина, посмеявшись над ним, сразу отправит цветы на помойку.
Левин выскочил в холл и перекрыл ей дорогу.
– Ты куда?
– К маме.
– Зачем?!
– Как зачем?! Ты же мечтал остаться в этой квартире один! Я ухожу. Во всяком случае, до тех пор, пока все не прояснится.
Левин выхватил у нее чемодан и поводок. Чемодан был тяжелый, с вещами. Дина не валяла дурака, как он вчера, она действительно собралась уходить.
– Я тебя не пущу!
– Не имеешь права.
– Имею! Я кофе сварил… на двоих. Розы купил. Наконец, я выгулял твою собаку и лазил в кусты, с совком!
– Мне Борис велел уйти к маме на время.
– Ча-ча-ча?
– Да, он говорит, что оставаться в этой квартире опасно. За Инну Покровскую многие начнут ломать копья. Я поживу у мамы. Ты тоже будь осторожнее.
– Ладно, иди. – Левин отдал ей чемодан. – Против Бориса не попрешь. Пантагрюэля оставь мне, нечего пугать маму.
Дина сделала шаг к двери. Ее волосы были стянуты в хвост, обнажая длинную шею. Левин только теперь догадался, откуда у Дины такая гордая осанка, такие прямые плечи и вечно задранный подбородок. Это не от высокомерия, а от долгих занятий бальными танцами. Левин вдруг простил ей заносчивость. Еще бы не быть заносчивым, если запросто отплясываешь ча-ча-ча с сыщиком, который работает на Петровке!
– Я пошла. Будь осторожнее, – повторила Дина.
– Хорошо, обещаю.
Дина сделала еще шаг и остановилась, словно прислушиваясь, идут ли часы на кухне.
– Твой кофе еще не остыл? – спросила она.
– Не думаю! – ответил Левин, не сумев скрыть неприличную радость.
– Пожалуй, выпью на дорожку. – Не обращая на него внимания, Дина поставила чемодан, прошла на кухню, сунула цветы в банку с водой и села пить кофе. Без сливок и сахара.
И, кажется, со слезами.
