Полина Раевская - Дерзкая овечка, или Как охмурить своего босса
Не менее оригинальным оказался и мой макияж. Обладая смуглой кожей и темными глазами, я всегда думала, что мне подходят исключительно светлые оттенки теней и помад, полагая, что яркие цвета «смотрятся» на мне вульгарно. Салонные визажисты продемонстрировали мне ошибочность этого мнения. При помощи комбинации черных и светлых теней они сделали мои и без того не маленькие глаза еще больше, добавив им выразительности. Чрезвычайно пошла мне и ярко-красная помада, добавившая образу эффектности. О том, чтобы меня узнала соседка Голубева, теперь и речи не шло. Даже родная мама, будь она жива, и то вряд ли бы признала во мне сразу родную дочь, что уж говорить о женщине, видевшей меня только единожды, да и то мельком.
Моя обновленная внешность так мне нравилась, что я тут же зашла в ближайший магазин и набрала подходящей декоративной косметики, чтобы и впредь выглядеть точно так же.
Глава тридцать первая
Лера – звезда «Эклера». Наши дни
– Привет, теть Лер. – Открывшая дверь Полинка скользнула по мне взглядом и, равнодушно отвернувшись, шагнула в глубь квартиры. Но что-то в моем облике заставило ее насторожиться, так как спустя секунду она повернулась и уставилась на меня во все глаза. – Вот это да! – воскликнула девчонка, не скрывая восхищения в голосе. Я польщенно потупила взор.
Правда, оказалось, что удивление Полины имеет совсем иную природу, нежели мне представлялось.
– Тетя Лера! – воскликнула девчонка, сияя глазами. – Вы же вылитая Настя Полонская из «Эклера»!
– Кто, кто? – С таким же успехом девчонка могла разговаривать со мной на языке эльфов.
– Ну вы что, не знаете? – удивилась она и, метнувшись в комнату, через минуту сунула мне в лицо планшет, весь экран которого занимала моя фотография. Только на ней я почему-то была лет на 15 моложе и в сегодняшнем образе. Странно, не помню у себя такого снимка!
– Это ч-ч-что? – слегка запинаясь, поинтересовалась я. – А вернее, кто?
– Ну как же, – затараторила Полинка, – это Настя Полонская, актриса. Она сейчас очень популярна, благодаря «Эклеру»!
– Стоп! Стоп! Стоп! – Я подняла вверх руки, останавливая водопад обрушившейся на меня информации. – Что такое эклер? Это же пирожное такое, нет разве?
– Ну да, – тоном, которым матери обычно объясняют неразумным детям очевидные истины, проговорила Поля. – Пирожное. А еще сериал такой. Молодежный. Там про парня, короче, он такой сладенький. – Глаза девчонки вспыхнули, а я очень удивилась: а девчонка-то выросла, оказывается! Я все думала, что она ребенок несмышленый, а она… – В общем, его играет Влад Баранов. Согласна, фамилия так себе, – поймав мой удивленный взгляд, Полина истолковала его по-своему, – но он такой душка! А кличка у него в сериале Эклер, потому что…
– Достаточно, – решительно воскликнула я, понимая, что, если Ольгину дочку не остановить, она расскажет мне весь сюжет не очень, судя по названию, замысловатого «мыла», который меня сейчас интересовал меньше всего.
День не переставал удивлять меня и дальше, подкидывая одно интересное открытие за другим. Так, буквально через пару минут выяснилось, что в перипетиях непростой жизни героев «Эклера» прекрасно разбирается не только дочь, но и мать.
Моя лучшая подруга также внимательно следила за сюжетом таинственного телевизионного продукта, и поэтому мое сходство с некой Настей Полонской она заметила сразу. О чем и сообщила мне, всплеснув руками.
– Одно лицо! – повторяла она снова и снова, не отводя от меня взгляда. – Прямо Настя, и все тут! Только постарше.
– Да поняла я уже, поняла. А Катерина эта, похоже, та еще шутница, – пробормотала я себе под нос.
– Кто-кто? – не поняла Ольга.
– Да парикмахер эта, юное дарование. Она же образ придумывала. Не иначе от телевизора не отходит – сама как герой «Смешариков», а из меня вот решила эклершу сделать.
– Нет, ну ты зря злишься на девчонку, – усмехнулась подружка. – Если честно, тебе очень идет новый образ. Чудно выглядишь, хоть и непривычно.
– На то и расчет! – изрекла я, запуская в рот кусок «венской вафли», только что извлеченной Ольгой из новомодного агрегата. Разумеется, не рассчитала – выпечка оказалась обжигающе горячей, о чем я и сообщила миру энергичными прыжками по кухне и взмахами рук: еще чуть-чуть – и взлечу.
– Мам, чего это она? – настороженно поинтересовалась только что вошедшая и потому не заставшая мое чревоугодие Полина.
– Это она, деточка, демонстрирует, что бывает с очень нетерпеливыми особами, которые сначала делают, а потом думают. Смотри и учись.
– А вот и нет, – высунув язык и пытаясь охладить его, превратив ладони в лопасти-вентиляторы, возразила я. – Просто… Просто…
Что «просто», придумать не удалось. Поэтому, махнув рукой, я плюхнулась на стул и изобразила умную собаку: свесила язык вниз и уставилась на хозяйку.
Ольга покачала головой и вперила взгляд в принесенную Полиной тетрадь.
– Слушай, – проговорила она, обращаясь ко мне, – у меня тут в декрете мозги вообще ссохлись. Не проверишь у нее математику? Нынешняя система образования – это нечто, конечно! – Подруга закатила глаза.
На поверку ничего особенного в задачке не оказалось. Но сообщать об этом Ольге я, разумеется, не стала.
Пока мы возились с уроками, подружка успела закончить приготовление вафель и навести марафет на кухне.
– О, к нам в гости пожаловала сама Анастасия Полонская! – весело воскликнул материализовавшийся в комнате Володька. Сговорились они все, что ли?!
– А ты, я смотрю, тоже поклонник подросткового «мыла», – даже не подумав скрыть в голосе ехидные нотки, парировала я, с удовольствием отмечая смущение парня.
– Да я… Да ты… Понимаешь, когда в доме одни бабы… Не считая Степана, конечно… Но он-то только одни мультики… И вообще…
– Ой, да ладно, пап, – как и у всех подростков, тактичность не была сильной стороной Полининого характера, – ты же сам первый бежишь смотреть! – не без удовольствия «сдал» отца Павлик Морозов в юбке.
Вовка густо покраснел и, махнув рукой, схватил ею же яростно пыхтевший на плите чайник, не учтя при этом степень его разогрева, отчего, громко ойкнув, уронил металлическую посуду на пол, схватившись пальцами за ухо.
Хорошо еще, что пластиковый свисток-заглушка не выпустил из носика кипящую жидкость. В противном случае последствия Володькиного смущения могли быть куда более плачевными. Так же ему удалось отделаться лишь обожженными пальцами.
– Добро пожаловать в общество покалеченных торопыг! – Ольга и не подумала посочувствовать мужу. Не женщина – кремень!
Но уже через секунду все изменилось: раздавшийся из спальни плач младенца полностью изменил выражение лица подружки, смягчив его черты. Подобные метаморфозы я наблюдала только единожды: на рынке, когда суровая торговка, только что отчитывающая зарвавшегося, по ее мнению, покупателя, вдруг превратилась в ласкового котенка, услышав из динамика волшебный глас Стаса Михайлова.
Отчетливо помню, как по лицу продавщицы тогда разлилась блаженная улыбка. И вот теперь примерно такое же выражение я наблюдала на Олькиной физиономии. Правда, в отличие от продавца, объект обожания моей подруги отвечал ей взаимностью – чтобы в этом убедиться, достаточно было единожды увидеть эту парочку вместе. Да вот хоть бы и сейчас: гордо восседая на руках у прибежавшей по первому зову матери, Степан обнимал ее шею пухлыми ручонками, излучая абсолютное, совершенное и безоговорочное счастье.
– Так! Давайте уже пить чай, – скомандовала Ольга, машинально чмокнув Степку в щеку. Полька с Володькой бросились доставать посуду и накрывать на стол.
Наблюдая за их слаженной командной работой, я в который раз почувствовала острый укол зависти, но тут же, устыдившись, подавила это чувство. Осторожно отпив из чашки маленький глоток ароматного чая, я с наслаждением вонзила зубы в вафлю. На этот раз обошлось без ожогов…
* * *– И что именно ты хочешь узнать про эту бабу Глашу? – поинтересовался Володька чуть позже, когда мы, выдворив детей из кухни, держали «военный совет».
– Сама не знаю, – пожала я плечами, – вообще, если честно, не уверена, что хочу тянуть за эту ниточку. Мало ли какие дела могут связывать ее с Хоруженко? Мне-то какое дело, но…
– Но почему-то дело есть, да?
Спокойно встретив пронзительный Ольгин взгляд, я вновь пожала плечами.
– Не почему-то, а потому, что я в тупике. Прослушка Петрова никаких результатов не принесла. Да, он обсуждал со Стершиным шантаж Голубева. И после этого тот оказался убит, а начальник службы безопасности оказался на месте преступления почти сразу после этого, и все равно этого не хватит даже на мелкие неприятности, не говоря уже о глобальном «вредительстве». Добытый Голубевым компромат нам вовек не найти – уж Стершин, я думаю, об этом позаботился. И что остается?
– Остается зачем-то следить за уборщицей. Логично, да. – Вовка и не пытался замаскировать ехидные нотки в голосе.
