Доминика Мюллер - Лагуна Ностра
Они собрали свои вещи и поехали к границе чтобы уехать из страны, отгородиться Словенией, Хорватией и Румынией от своего краха и начать новую жизнь, новое дело в Молдавии, в Тирасполе или Рыбнице, где их никто не знал. В Гориции они остановились перед тратторией — сами не зная зачем, возможно, потому, что им стало страшно: что с ними станет, когда они пересекут границу? В общем-то, Иоган не слишком расстроился, когда его арестовали. Впервые в жизни ему нечего больше было бояться. Его беспокоила только Нина, которая в этой истории была совершенно ни при чем. Может, ей удастся вернуться на родину, заняться детьми, завести свое дело, какое-нибудь «Nina Catering», если банк и полиция отдадут ей грузовичок-рефрижератор? Может быть, взамен на его чистосердечную помощь следствию комиссар сможет ей помочь? Футляр и нож Иоган засунул за сиденья, в глубине передвижной кухни, которую смастерил своими руками. Зря он выбросил одежду, теперь-то ее, наверно, уже увез мусоровоз. Но комиссар должен поверить ему на слово. Иоган Эрранте убил, потому что так было надо. У него никогда ничего не получалось, а вот тут получилось. Наконец-то ему есть чем гордиться — в некотором смысле.
Виви проснулся и, пользуясь тоталитарной властью, которой обладают все младенцы, сразу же превратил комиссара полиции в заботливого папашу, чем в свою очередь воспользовались мы, чтобы заключить, что убийство, совершенное Эрранте, было никаким не произведением искусства, а всего лишь ответом на целую лавину совершенно безнадежных обстоятельств. Бедность этого декора никак не вязалась с убийством Волси-Бёрнса. Связывал оба дела только нож, но нож есть на кухне у каждого.
Брат снова принял непроницаемый вид хранителя государственной тайны. Мы что, за новичка его держим, сравнивая пруд Кампальто и канал Сан-Агостино? Дело Эрранте только начинается, даже если на убийстве Вианелли можно поставить точку. Целая команда полицейских перерыла горы мусора на свалке, где разгружаются мусоровозы с автострады, и откопала там свитер и брюки Эрранте с пятнами крови и генетическим кодом убитого. Орудие же убийства, наоборот, было так отдраено, что не несло на себе никаких следов. Однако, имея признательные показания обвиняемого, прокурор, ослепленный гением комиссара Кампаны, закрыл дело, не успев его открыть.
Больше Альвизе нам ничего говорить не будет, потому что у нас просто мания соваться куда не надо.
Мы знаем, что у Альвизе есть слабое место: ему обязательно нужны потрясенные слушатели. Настал момент изображать на лице смесь расстройства, раскаяния и любопытства, то есть принимать выражение, которым художники обычно наделяют святых, с нетерпением ожидающих, что же им скажет Господь. У нас дома столько таких картин, что скопировать это выражение получится даже у Игоря. Мы стали умолять Альвизе довериться ученикам, и Господь не замедлил заговорить снова.
Едва приехав на ферму, комиссар отмел всякую возможность связи этого дела с убийством на канале Сан-Агостино. Как правильно заметили наши хитрецы-близнецы, тут ничего не сходилось, и Альвизе, сняв показания с Эрранте, уже собирался вернуться к себе, вернее, ко мне домой, испытывая слабое удовлетворение оттого, что на раскрытие этого дела ему понадобилось не больше времени, чем на составление протокола. Исключительно ради соблюдения всех формальностей процедуры, не столько осознанно, сколько просто чтобы подвести черту, раз уж имелось сходство в способе и орудии убийства, он спросил молдаванина, не говорит ли ему о чем-нибудь имя Волси-Бёрнс.
Тот, которого нашли убитым в канале в ноябре? Конечно говорит, потому что это он его и убил.
Альвизе чуть не упал со стула. Он понял, что Иоган Эрранте — самый настоящий псих из тех, кто обвиняет себя в преступлениях, которых не совершали. Учитывая горы проблем, свалившихся на комиссара, это был шанс. Он напал на одного из тех фантазеров, которые, раз сознавшись в своем проступке, признаются затем в чем угодно в безумной надежде задобрить следствие, а может быть, принимая себя за Иисуса, взвалившего себе на плечи все грехи мира. Кто знает, что делается в мозгах у сумасшедшего? Этот, например, так беспокоился о своей Нине, что решил взять на себя все убийства региона, чтобы только ее оставили в покое.
Но машина была запущена, видеокамера работала, а Альвизе, несмотря на убежденность в том, что пути Эрранте и Волси-Бёрнса никак не могли пересечься, был слишком честен, чтобы притвориться, будто ничего не слышал, прервать запись и закрыть дело. Такой допрос требует особой деликатности, виртуозного мастерства. В вопросах не должно содержаться ничего такого, чем кандидат на звание серийного убийцы мог бы воспользоваться в своих ответах. Альвизе ограничился тем, что предложил Иогану рассказать все, начиная с его якобы встречи с Волси-Бёрнсом и до его смерти, единственного доказанного факта в этой цепи неясностей.
Признательные показания начались плохо, Иоган Эрранте сказал, что ему особенно нечего рассказывать. Он встретился с этим англичанином в Венеции, в кафе. Случайно? Как это случайно? Комиссар что, принимает своего обвиняемого за идиота? Волси-Бёрнс собирался устроить коктейль в честь дня своего рождения, такой простенький, недорогой приемчик, как раз в духе заведения Эрранте, которому он и позвонил по рекомендации одного албанца, пользовавшегося иногда его услугами. А как звали этого албанца? Он забыл фамилию, но это тот самый, которого подозревали в убийстве англичанина, а потом в газетах написали, что его отпустили на свободу. А какие именно услуги он ему предоставлял? Доставлял по телефонному звонку готовые блюда на одну виллу неподалеку от Тревизо. Албанец сам забирал их из грузовичка. Богачи не любят пускать таких, как он, к себе домой. Эрранте так ни разу и не увидел, что находилось внутри этого красивого дома. А откуда клиент узнал номер его телефона? Через одну очень любезную даму из социальной службы, ту самую, которая устроила Эрранте заказ на банкеты в домах престарелых. В самом начале, когда Эрранте только создавал свое предприятие, он развозил рекламные листовки по мэриям и разным учреждениям, и эта дама заинтересовалась его низкими, очень низкими, даже слишком низкими ценами. Как эта дама познакомилась с албанцем, Эрранте не знал, но они были знакомы, а тот был знаком с тем, другим, господином, с англичанином. Вот так они тогда и встретились в том баре, название он забыл, в Венеции. Они договорились о цене, совершенно нищенской, и Эрранте выпросил маленький аванс — на закупку необходимых принадлежностей. Основной расчет клиент отложил до следующей встречи, которая приняла такой неприятный оборот: Эрранте зарезал его, погрузил в гондолу и сбросил в канал. Что еще нужно от него комиссару? Этого человека убил он, ему мало?
Когда? В тот самый вечер, когда его выудили, черт возьми! Какой это был день? Число он не помнит, но все же было в газетах, даже название канала. У Эрранте нет гондолы. Зачем она ему нужна в Кампальто? Он отвязал лодку у набережной и пустил ее по течению, потому что ни один дурак не оставит в лодке весла, уж комиссар должен был бы это знать. Зачем он бросил труп в воду? Чтобы убрать за собой. Хороший повар не оставит мертвеца валиться на улице в луже крови, как не оставит очистки в раковине. Как выглядела жертва, он тоже не запомнил. Как богач. Комиссар ведь заметил, что у Иогана неважная память. Он и фигурки для богадельни забыл. А обстоятельства убийства Сальваторе он изложил с такими подробностями, потому что они еще не выветрились у него из головы. А так, с этой работой, со всеми этими заботами, он с трудом может вспомнить, о чем думал, что делал два дня назад. Что он сделал с орудием убийства? А, это просто! Конечно же это был нож. Из того же футляра. В тот вечер, когда они должны были встретиться во второй раз, в вечер убийства, Эрранте шел из ресторана под названием «У кого-то» или «У чего-то», куда его пригласили на один вечер как дополнительную рабочую силу. Потому что он и по ресторанам развез листовки, предлагая себя в качестве поденного работника, ну, это из-за кредита и вообще. Все повара пользуются только своими ножами, это дело чести. Комиссар может поинтересоваться у хозяина того ресторана, Джино, — так хозяина зовут, не ресторан, — а заодно и спросить, работал ли он у него тогда, в тот вечер, в ноябре, числа он не помнит.
Оставалось найти мотив. Почему Эрранте зарезал Волси-Бёрнса, когда тот собирался дать ему работу? Потому что тот его унизил, разве не ясно? Когда англичанин заплатил ему аванс, он сначала долго торговался, спорил. За какой-то торт, три сэндвича и просекко он хотел получить скидку. Ну, тут Эрранте еще готов был его понять, хотя его уже достало вкалывать за гроши. Но тот со смехом добавил, что при одном взгляде на Эрранте видно, что он не метрдотель в белых перчатках. У него хотя бы есть темный костюм и галстук-бабочка? Тут-то Иоган и завелся — от его мерзкого голоса, от его придирок: он, видите ли, и выглядит не так, и манеры у него не те. Ну и вот, ему надо было успокоиться, а иначе — никак. Было поздно, на улице — никого, он вынул свой нож и — раз! У хорошего повара ножи всегда наточены. Этого он тоже заткнул одним движением. Он усадил его в углубление какого-то дворика — таких мест полно в Венеции, — а сам пошел искать гондолу, потом дотащил его до лодки и сбросил в воду — раз-два! Ему даже не пришлось смывать кровь с земли, потому что шел дождь. Он прошелся до Пьяццале-Рома, чтобы дождь смыл пятна с его одежды, забрал в гараже свой грузовичок и вернулся в Кампальто. Как и в случае с Сальваторе, все произошло из-за голодного чудовища, которое сидит у него внутри, это оно заставило его схватиться за нож. Комиссар теперь знает, что ему не справиться со своим демоном.
