Михаил Серегин - Большой ментовский переполох
Ребята обернулись и поняли страх Васи Смирнова перед собственной женой. Сказать, что Люся была крупной женщиной, – значит ничего не сказать. Люся напоминала собой человекообразного слона, только в вертикальном положении. Она шла мощная и гордая, словно ледокол, сметая все на своем пути. Из рукавов явно сшитого на заказ зимнего пальто торчали огромные красные ладони, на голове громоздилась норковая шапка такого размера, что могла бы любому нормальному человеку служить меховым зонтиком.
– Ва-ася! – крикнула Люся, и курсанты с ужасом услышали, как в окнах дома задрожали стекла.
– Может, убежим, пока не поздно? – нерешительно пробормотал Дирол.
– Теперь уже поздно, – обреченно констатировал Веня и оказался прав, так как уже через секунду страшная Люся оказалась рядом с ними.
– Вася, где тебя носит? – спросила она мужа, от чего тот мелко задрожал и начал стучать зубами, не в силах вымолвить ни слова.
Не дождавшись от супруга более или менее вразумительных объяснений, женщина обратила свое внимание на собравшихся в кучку курсантов.
– А вы кто такие? – грозно спросила она.
– Мы... э-э... мы... – начали заикаться ребята.
– Вася, кто это такие? – вновь обратилась к мужу великанша Люся. – Они тебя обижали?
– Да... то есть нет, – мгновенно поправился Смирнов. – Эти молодые люди разыскивают преступников, вернее, грабителей. Вот и хотели узнать у меня, не видел ли я их.
– Точно, точно, – закивали курсанты.
– А ты-то тут при чем?! – взревела суровая жена. – Вася, неужели ты попал в плохую компанию?
– Нет, Люсенька, нет, – запричитал Вася. – Просто грабитель пробегал по нашему двору, и милиционеры подумали, что, возможно, я видел, куда он побежал.
Люся думала долго, глядя из-под норковой шапки то на мужа, то на курсантов. Этот длительный умственный процесс привел к тому, что женщина поверила услышанному.
– А кого ограбили? – спросила она.
– Кассиршу с мясокомбината Людоедова, – вздохнув, сообщил Веня.
– Да вы что? – всплеснула огромными ручищами Люся. – И много денег унесли?
– Всю месячную зарплату работников.
– Какой ужас! Вася, сколько раз я тебе говорила, чтобы возвращался домой засветло. Видишь, людей уже средь бела дня грабят. Ну-ка, марш домой, – и она, подхватив под мышку своего муженька, потащила его к подъезду.
– Да, не хотел бы я такую жену иметь, – глядя вслед удаляющейся парочке, протянул Леха. – Не жена, а бульдозер.
– Ты прав, – согласился с ним Веня. – Женщина должна быть женщиной, а не Терминатором в юбке.
– Такой, как Зося? – подколол его Дирол.
– Именно такой, – серьезно ответил Кулапудов и тут же спохватился: – Хватит языками молоть, надо сообщить в милицию, что мы нашли угнанную грабителями машину. Я побегу в отделение, а вы охраняйте «копейку», преступник еще может вернуться.
Сказав это, Веня повернулся и побежал по улице, а Леха и Санек не спеша направились к тому месту, где преступник бросил свой транспорт. Каково же было их удивление, когда возле синей «копейки» они обнаружили некую личность, причем очень хорошо знакомую всей группе капитана Мочилова. Вернее, личностей было две, если, конечно, жирного белого кота в вязаном комбинезоне с капюшоном и в таких же вязаных крохотных пинетках на лапах можно было считать полноценной личностью. Тем не менее курсанты сразу узнали в животном Мессира – вредного, наглого и совершенно невоспитанного кота. Его хозяйка, Домна Мартеновна Залипхина, сидела рядом на корточках и внимательно рассматривала маленькую вещицу, которую держала в руках.
Домна Мартеновна, или просто Мона, как она сама любила себя называть, была женщиной весьма неординарной и экстравагантной. Никто не мог точно сказать, сколько ей лет, впрочем, никому это и не было интересно. Залипхина считала себя возвышенной и чувствительной натурой, наделенной незаурядным актерским талантом. Она обожала своего кота Мессира, стихи только ей одной известных поэтов, но особенную любовь она питала к курсанту школы милиции Лехе Пешкодралову, хотя и без взаимности. Однако последний факт ее нисколько не угнетал, скорее наоборот, добавлял некую нотку грусти и романтичности в ее односторонние чувства.
На этот раз Домна Мартеновна облачилась в длинный балахон, сшитый из старого плюшевого полотна, на ногах красовались серые валенки, и всю эту красоту венчал пуховый платок на голове, завернутый на манер чалмы.
– Мамочки, – выдохнул Пешкодралов. – Это же Залипхина.
– И, как всегда, неотразима, – хихикнул Дирол.
– Санек, спрячь меня, – взмолился Леха. – Пожалуйста.
– Не проси, – сразу отказался Зубоскалин. – Мы на задании, так что запихни свои страстные чувства куда подальше.
– Ну, Дирол, я тебе это еще припомню, – пообещал Пешкодралов и, сделав гневное лицо, двинулся на Залипхину.
Мессир первым заметил надвигающуюся опасность в лице курсанта и заорал так, что Домна Мартеновна вздрогнула и принялась озираться по сторонам. Каково же было ее удивление, а потом и радость, когда она увидела перед собой своего «милого принца» Леху Пешкодралова.
– О, я знала, что встречу тебя сегодня, мой любимый, – кокетливо улыбнувшись, проворковала она и, приблизившись к Лехе, доверчиво зашептала: – Сегодня мне приснился сон, будто наступила весна и мы с тобой бежим по весеннему лугу, как дикие олени...
– Кхе-хе, – это подавился от беззвучного смеха Дирол, который со стороны наблюдал за происходящим. Однако на Залипхину этот звук не произвел никакого впечатления, и она продолжала:
– Ты держал меня за руку, но вдруг отпустил и исчез... Потом пошел дождик, я тебя звала, а ты не откликался. Как ты думаешь, к чему этот сон?
– К тому, что спать надо поменьше, – буркнул Леха. – Гражданка Залипхина, что вы делали возле этой машины? – сурово спросил он.
– Ничего, – изменившимся тоном испуганно проговорила Домна Мартеновна.
В этот момент Леха заметил, как женщина спрятала за спину зажатую в кулачок ладошку.
– А что у вас в руке? – поинтересовался он.
– В какой руке? – сделала наивные глаза Залипхина.
– В правой, – уточнил Пешкодралов.
– Ах, в правой, – улыбнулась женщина. – Там ничего нет.
– Покажите.
– Нате. – Она молниеносно переложила вещицу из правой руки в левую и показала пустую ладонь курсанту.
– Хорошо, – усмехнулся Леха. – А теперь покажите обе ладони.
– Какой ты вредненький, мой принц, – засюсюкала Домна Мартеновна. – А если я не захочу тебе показывать?
– Тогда мне придется заставить силой, – неуверенно проговорил Леха, зная наверняка, что делать этого не будет.
– Боже, как это меня возбуждает. Возьми же меня, мой принц, надругайся надо мной. Я вся твоя... – защебетала Залипхина, распахивая плюшевый балахон и обнажая под ним старый застиранный свитер.
Леху даже передернуло от отвращения, но чувств своих он показывать не стал, а только сплюнул и обратился к Диролу:
– Санек, посмотри, что она там прячет.
Зубоскалин с вычурной дамочкой церемониться не стал.
– Гражданка Залипхина, – строгим тоном заговорил он, подходя к Домне Мартеновне, – немедленно покажите, что вы прячете, так как это может иметь отношение к преступлению, совершенному сегодня днем.
Залипхина поняла, что Дирол, в отличие от Лехи, на ее ужимки и уловки не купится, и поняла безвыходность своего положения.
– Это всего лишь маленькая сережечка, – плаксивым тоном призналась она.
– Покажите, – неумолимо потребовал Санек.
Домна Мартеновна всхлипнула и наконец разжала ладошку, на которой, мягко поблескивая, лежала женская сережка в виде цветка лилии, с белым камешком посередине.
– Где вы ее нашли? – спросил Дирол, внимательно разглядывая находку.
– Вот здесь, она дверкой была придавлена. Вернее, это не я ее нашла, а Мессир, он так любит все красивенькое и блестящее, еще больше, чем я, – хвастливым тоном сообщила Залипхина. – Мессир показал мне ее. Правда, пока я ее вытаскивала, чуть-чуть погнула, просто не заметила сначала, что дверца открыта.
Дирол сразу понял, что сережка вполне могла принадлежать грабителю или грабительнице, которая в спешке потеряла ее.
– Ну что ж, мне придется конфисковать эту сережку как улику, – подумав, вынес он решение.
– Не дам, – снова сжала ладошку в кулачок Домна Мартеновна. – Это я ее нашла, а значит, она теперь моя.
Санек понял, что действовать придется очень осторожно, возможно, даже хитростью, иначе скандала с изъятием сережки не избежать.
– Послушайте, Домна Мартеновна, – медовым голосом заговорил он, – ну зачем вам всего одна сережка? Были бы две – другое дело...
– А я из нее брошечку сделаю, – перебила его дамочка.
– Ага, и чтобы эту брошечку разглядеть, надо лупу с собой носить, – не отступал Санек. – Она же крохотная.
– Тогда я из нее пуговичку сделаю, – стояла на своем вредная тетка. – И вообще, что вы ко мне пристали? Раз сказала, что не дам, значит, не дам.