Невеста самурая и три папы - Янина Олеговна Корбут
Пятиэтажка, где жили Боря с мамой, располагалась почти в самом центре, но во дворе стояла тишина, пели птицы и даже бегали белки. Правда, я их не видела, но Славик заявил, что успел лицезреть пушистый хвост на тополе.
Небольшая аллея действительно отделяла жилое здание от улицы, поэтому белки вполне могли быть.
А вот кодового замка на дверях не было. Мы поднялись на третий этаж. Славик со знанием дела залепил глазок пальцем и подмигнул. Мол, знай наших.
– Ты что, всерьез думаешь, что при виде тебя Боря сиганет с балкона?
Но мы не успели продолжить интересный диалог, потому что дверь открылась. И мы увидели маму Бори. Это была строгая дама с легкой проседью и въедливым взглядом. Уже по одному ее виду можно было понять, что Боря в надежных руках.
Славик кашлянул, шаркнул ножкой и осведомился, дома ли сынок.
– Боря сегодня вышел на работу. У них там неприятности, пришлось… А вы кто?
– Мы в курсе неприятностей, – деловито заявил Славик, просачиваясь в прихожую. Там было тесновато и темновато, но в глаза мне сразу бросился портрет Мандельштама.
Проследив мой взгляд, мама Бори смущенно заметила:
– Борин отец тоже был поэтом. Он обожал Осипа.
– А я думал, он был музыкантом и обожал Сальери, – буркнул Славик и, заметив недоумевающий взгляд женщины, добавил:
– Карьере, говорю, Бориной помочь хотим. Мы из руководства. Освободилась ставка, и мы хотим сделать Борю руководителем книжных продавцов.
Дама всплеснула руками:
– Ну наконец-то, а то сколько я звонила, сколько писала… Помните меня? Эльвира Федоровна Зайцева?
– То-то и оно, дорогая вы наша Федоровна-Зайцева, услышаны ваши молитвы. Но есть нюанс. Проверяем политическую устойчивость.
Мама Бори одобрительно закивала:
– Это хорошо, это верно! А то понаберут диверсантов! Так у нас скоро и до факельного шествия по случаю дня рождения Гитлера дойдет. Вот у моей приятельницы по даче сынок есть, нагрянул к ней из свой заграницы в гости, а она кур держит.
– Падуанок? – зачем-то поинтересовался Славик. А Федоровна удивленно глянула на него поверх очков и продолжила:
– Нет, обычных вроде. Несушек. Так он при них давай что-то из Мицкевича вслух читать, а через пару дней я к ней приехала в гости – куры вокруг него шаг чеканят, головы в такт колышутся. А петух, могу поклясться, правым крылом как будто салютует. Я теперь боюсь заходить в куриный… Ой, ну что же я о себе…
– Вот именно.
– Порадовали, не знала, что сейчас так серьезно проверяют. Прямо на дом…
Я решила подать голос и представилась штатным юристом.
– Вы знали, что на некоторые работы запрещено брать людей, которые привлекались к уголовной ответственности? Например, если у Бори есть неснятая или непогашенная судимость…
– Нет, что вы! Боря идеальный мальчик, идейный работник. А какой аккуратный! Вы пройдите, пройдите в его комнату.
Мы протопали по коридору вслед за охающей мамой Бори, и попали в обитель явного шизоида. Все здесь было подчинено геометрии: стопочки книг, отточенные карандаши, даже шторы висели как-то идеально ровно, а на покрывале не было ни складки.
Но иллюзия идеальности Кролика Бори длилась недолго. Эльвира Федоровна смахнула со стола несуществующую пылинку, привычным жестом поправила висящий на стене портрет Гоголя, и я поняла, что Боря – заложник маминого перфекционизма.
– Вы тут осмотритесь, а я пойду приготовлю чай.
– Так еще лучше! Надо срочно найти его писульки, – зашептал Славик и быстро полез в письменный стол. – Прижмем гада доказательствами.
Я осмотрела навесную полку, но на ней стояла только фотография Бори в обнимку с мамой на фоне здания какого-то санатория. Стыдясь, я приоткрыла дверцу шкафа, но оттуда на меня зыркнули идеально ровные стопки одежды. Между футболками и муха не пролетит, не то что толстая тетрадь или рукопись.
– Лезь в трусы! – скомандовал Славик, а я показала ему кукиш.
– Сам лезь. Все равно ничего ты не найдешь, – уверенно заявила я, одним глазом поглядывая, как бы мама Бори не вернулась раньше времени. – Он же панически боится маму, и уж точно не станет хранить что-то сокровенное в ящиках.
Славик разочарованно воззрился на тетрадку, что извлек из средней полки.
– Да уж, тут только переписанные стихи Дригова…
– Он же его не любит.
– Может, хотел комкать и использовать в качестве туалетной бумаги? Особый вид садизма. Говорю же, он маньяк.
Отбросив тетрадку, Славик быстро простучал стену у кровати, заглянул за шкаф и уверенно ринулся к тахте.
– Так, я буду поднимать, а ты смотри. Скорее всего, у него где-то тайник…
Славик ухнул и приподнял тахту, я стала на четвереньки и свернула шею набок. В этой позе нас и застал хозяин комнаты.
Точнее, сначала я увидела мужские носки, вскочила, Славик резко отпустил тахту, прижал себе палец ноги и завыл.
Кролик Боря стоял на пороге и с недоумением глядел на нас, силясь понять, что тут происходит.
– А вы тут как…
– Сережка закатилась, – снова начала я, потому что зачем придумывать что-то новое, если есть хорошая рабочая отмазка. Из коридора донеслось:
– Чай готов!
Эльвира Федоровна вкатила в комнату чайный столик и всплеснула руками:
– Боря, ты как так тихо зашел? Чайник свистел, я не услышала…
– Раньше отпустили…
– А у нас же радость, Боря, тебя повышают! – не обращая внимания на наши смущенные улыбки, тараторила возбужденная женщина.
– Мама, выйди! – твердо заявил Боря, посуровев лицом.
– Как…
– Это конфиденциальная беседа, – пискнул Славик, растирая свой придавленный палец.
Мать Кролика явно не привыкла к такому командному тону, поэтому сначала опешила, потом поджала губы, хмыкнула и даже чуточку хлопнула дверью.
– И не подслушивай, – крикнул ей вслед Боря и на всякий случай проверил, не стоит ли та за порогом.
Славик угрожающе попер на Борю:
– Ну что, маньячелло, добегался? В смысле, дотравил людей цикутой?
– Давайте поговорим как цивилизованные люди! – взмолился он, переходя на полушепот. – Маме нельзя знать…
– Это ты цивилизованный! А я дикий! Тем более после такой травмы пальца. – Славик взъерошил волосы и выпучил глаза, став похожим на бешеного енота. Не хотела бы я встретить такого в лесу.
Боря отскочил и присел, нащупав рукой сзади тахту.
– Что вы надумали, я же…
– Нам все известно про твои шуточки с корнеплодами.
– Та история…
– Все-таки была история?
– Случайность!
– Все маньяки так говорят. Уж я знаю! Ножиком почикал двадцать душ, случайно
