Наталья Александрова - Тарантул на каникулах
— Это ты меня извини, старик, — смущенно ответил Рудик, — облажался, с кем не бывает…
Чуть не втянул тебя в опасную авантюру! Честное слово, я не знал, чей это рудник!
— Не сомневаюсь, — Леня похлопал приятеля по плечу, — сознательно ты бы меня так не подставил.
— Ладно, — Рудик развернулся и направился к дверям, — пойдем отсюда, у меня совершенно пропал интерес к китайскому фарфору — Это от расстройства, — Леня тоже пошел к выходу. Поравнявшись с продавцом, он осведомился у него:
— Ну и как там, в пампасах? Много диких обезьян?
* * *Герр Мюнцер проснулся, как обычно, в семь часов пятнадцать минут по московскому времени. Он сел на кровати и поглядел в окно.
За окном пели птицы, и старый каштан стучал в стекло своими ветками. Легкий ветерок слегка шевелил кружевные занавески. Утро обещало быть прекрасным. Но как только герр Мюнцер это осознал, его лицо тут же омрачилось тяжкими думами.
Уже несколько дней герр Мюнцер не радовался прекрасному утру. Спал он тоже неважно, во сне ему снились кошмары, и просыпался вовремя он только из чувства долга. У герра Мюнцера — страшно сказать! — почти пропал аппетит, а также интерес к хорошеньким девушкам, которых, надо отметить, было в городе Санкт-Петербурге весьма достаточное количество, и это обстоятельство несколько примиряло его с грязными улицами, неумелыми, официантами и совершенно хамскими водителями легковых автомобилей. Если быть честным с самим собой, то Мюнцер никогда не стал бы жить и работать в этой экстремальной и нецивилизованной России, если бы не высокий заработок. Но в последние дни даже эта причина не казалась ему достаточной.
У герра Мюнцера были огромные неприятности по работе. Он не выполнил задание, никак не прояснил ситуацию с украденным пасхальным яйцом работы Фаберже. До сих пор оставалось неясным, украли ли яйцо либо же оно преспокойно лежит в сейфе владельца, а документы о краже полностью подделаны;
Прожив некоторое время в России, герр Мюнцер почти не сомневался, что так оно и есть.
При желании и имея достаточное количество денег, понял герр Мюнцер, можно подкупить не только местную полицию, но и прокуратуру, и таможню, и вообще всех чиновников города.
Однако перед ним поставили задачу найти доказательства обмана, потому что страховая компания, где работал герр Мюнцер, вовсе не была намерена потакать нечестным клиентам, тем более что яйцо было застраховано на очень большую сумму. И похоже, что задачу эту он провалил.
Герр Мюнцер тяжко вздохнул и встал с постели. Он брился и принимал душ без всякого удовольствия и без всякого удовольствия обозревал свое лицо в зеркале. В глазах появилось тревожное выражение, которое его очень портило. Еще бы ему не тревожиться, снова вздохнул герр Мюнцер, когда его благополучие висит на волоске. Если он не сумеет расследовать дело с яйцом Фаберже, его ждет позорное увольнение из фирмы. Страховая компания не простит ему потери пятнадцати миллионов евро, это уж точно.
На кухне хозяйничала экономка Амалия Вильгельмовна. Собственно, звали ее на самом деле Антониной Васильевной, но герр Мюнцер называл ее Амалией, чтобы ему не было так одиноко вдали от родины. По приказу хозяина Амалия Вильгельмовна носила темно-синее строгое платье, которое оживлял лишь белый круглый воротничок. К платью полагался белоснежный передник. Будь его воля, Мюнцер заставил бы экономку носить крахмальный чепец, но его негде было достать в этой малокультурной стране.
Герр Мюнцер без всякого аппетита съел кусок пармской ветчины и две базельские сосиски, сопроводив все это небольшим количеством зернового хлеба с маслом (всего три кусочка). От яйца всмятку он с негодованием отказался — с некоторого времени яйца вызывали у него стойкое отвращение, не только пасхальные, работы несравненного Фаберже, а самые обычные, Синявинской птицефабрики.
Запив все это без удовольствия большой чашкой кофе без кофеина, герр Мюнцер надел тщательно отутюженный Амалией Вильгельмовной серый костюм, еще раз поглядел на небо и накинул сверху светло-бежевый плащ.
После чего он вышел из квартиры, не забыв перед уходом проинструктировать Амалию Вильгельмовну насчет обеда и напомнить ей, чтобы записывала все расходы в специальную хозяйственную книгу. Экономка на все замечания кивала головой и поджимала губы.
Как только дверь за хозяином захлопнулась, Амалия Вильгельмовна подождала для верности две минуты, после чего показала двери язык. Потом она сбросила ненавистное синее платье и переоделась в застиранный ситцевый халат с розовыми цветочками. Нужно было приниматься за уборку, но перед этим не худо бы поболтать с подругой и выпить кофейку, да не того, что пьет ее немец, помешанный на собственном организме, а настоящего. Подруга была рядом, в нижней квартире, работала приходящей домработницей и появлялась после девяти утра, когда все хозяйское семейство уберется из квартиры — кто на работу, кто в школу. Амалия, превратившаяся в Антонину, выскочила на балкон, отвела ветку каштана и перегнулась через перила. Вот мелькнула знакомая фигура.
— Анька! — истошно заорала экономка герра Мюнцера. — Дуй ко мне! Мой ушел! Оттянемся!
Если бы герр Мюнцер видел и слышал сейчас свою экономку, он немедленно и бесповоротно отказал бы ей от места. Но в данный момент герру было совершенно не до этого.
Мюнцер сел в свой «мерседес», припаркованный на стоянке рядом с домом, и собирался уже тронуться с места, когда с заднего сиденья раздался приятный мужской голос:
— Доброе утро, господин Мюнцер!
Немец схватился за сердце и отпустил руль.
Хорошо, что не успел тронуться с места, иначе не миновать аварии. Едва ворочая шеей, герр Мюнцер повернул голову и увидел на заднем сиденье мужчину лет тридцати шести, приятной, но незапоминающейся наружности.
— Прошу прощения, что навестил вас без приглашения, — начал мужчина вежливо, но Мюнцер замахал руками и сделал попытку выскочить из машины.
— Сидеть! — приказал незнакомец. — Сидеть и не рыпаться! Внимания не привлекать!
Герр Мюнцер достаточно хорошо знал русский язык, чтобы понять значение слова «рыпаться», да если бы и не знал, понял бы по интонации, что нужно подчиниться.
— Что вам угодно? — спросил он хрипло.
— Мне угодно узнать, с какой целью вы решили нас подставить? — холодно поинтересовался Маркиз, а это, разумеется, был он.
— Что значит — подставить? — от страха немец начал заикаться. — Вы, я так понимаю, Леонид Марков… Мне вас описывал герр Лангман.
— Вот именно, — Маркиз нелюбезно улыбнулся, — мы долго и плодотворно работали с господином Лангманом. У меня нет причины ему не верить. Но вас я не знаю и почти уверен, что вы ведете свою собственную игру.
Немец замахал руками, стремясь убедить Маркиза в обратном.
— Вы втянули нас в историю с убийством, — безжалостно ронял слова Леня. — Я, конечно, сочувствую соотечественнику, но, возможно, он сам где-то прокололся. И он был вашим сотрудником, так что это ваша проблема. Но могла пострадать моя… — Леня вовремя опомнился — моя компаньонка. Она спаслась только благодаря собственной ловкости.
— Уверяю вас, я сам теряюсь в догадках! воскликнул герр Мюнцер. — Я просто не знаю, что и думать! Я понятия не имею, кто эти люди!
Леня подумал, что он, кажется, знает об этой истории больше немца.
— Вы не посылали Бурыгина в дом хозяина яйца? — спросил он, зная уже ответ.
— Разумеется, нет! Он должен был только собрать информацию! Он должен был завязать доверительные отношения с горничной, и он, кстати, в этом преуспел, а потом должен был исчезнуть из ее поля зрения, чтобы не привлекать внимания к своей особе!
— Надо понимать, он вас не послушался, вздохнул Леня. — Он решил сам добыть доказательства, чтобы получить потом награду от страховой компании. У нас говорят в таких случаях: «Жадность фраера сгубила…» Кстати, вы уверены, что ваши интересы распространяются только на яйцо работы Фаберже?
Немец прижал руки к сердцу и вылупил глаза. Леня сообразил, что покойный Бурыгин, надо думать, влез в дом с помощью горничной, а потом ошибся сейфом и вместо яйца нашел конверт с секретной информацией. — Он прихватил ее на всякий случай, а до яйца не добрался, кто-то его спугнул. Потом он почувствовал за собой слежку и решил обратиться к своим покровителям за помощью. Он думал, что отдает конверт Лоле, а отдал Светке. Теперь этот надутый немец не имеет ни малейшего представления о конверте и о том, что жена Бориса Крайневского не та, за кого себя выдает. Маркиз и не собирается посвящать немца во все это, Мюнцера это совершенно не касается, ему бы с яйцом разобраться.
— Где может находиться пропавшая горничная, вы, конечно, понятия не имеете, буркнул он.
— Она исчезла сразу же после убийства Бурыгина, — ответил немец.
