Елена Логунова - Закон вселенской подлости
«Петька, правда, бежал не вверх, а вниз, ну, так и наша трехэтажка не Эпмайр Стейт Билдинг, с чего-то надо начинать», – одобрительно заметил мой внутренний голос.
Тем временем сосед, отшатнувшись от меня, приложил указательный палец к губам и умчался вниз по лестнице буквально со свистом:
– Тсс…
Я поняла, что меня призвали хранить тишину, с которой сам лестничный бегун обошелся, кстати, весьма бесцеремонно: под сводами подъезда просторно гуляло эхо топота и звона задетых чем-то почтовых ящиков.
Под прикрытием произведенного Петькой шума я, уже не таясь, взлетела вверх, как настоящий лестничный бегун, и грудью пала на дверь, ассоциирующуюся с финишной ленточкой.
Дверь не открылась. Я постучала, позвонила и, не дожидаясь реакции, полезла за своим ключом.
С хрустом провернула ключ в замке, вломилась в прихожую, хлопнула ладонью по выключателю и в ярком свете огляделась (грозно щурясь, воинственно сопя и угрожающе поводя из стороны в сторону совочком).
– Кху-кху! – с треском прорвав плотную тишину, приветственно прокашляла Варвара-отшельница.
Не опуская оружия, я прошла в кухню и сразу же увидела бумаги на столе.
Один лист – побольше – представлял собой весьма художественный портрет пропавшего чемодана, такой подробный и точный, что хоть вешай его на стенд «Их разыскивает полиция».
Вторая бумажка была запиской от Гавросича.
«Только я знаю где!» – вывел он на альбомном листе большими буквами с финтифлюшками и загогулинами, явственно выдающими великое торжество автора, откровенно злорадствующего в адрес неосведомленного читателя.
«Где – что?» – недовольно спросил мой внутренний голос.
– Написано же – только он знает, – я пожала плечами.
Что взять со старого человека! Всех нас, кто доживет до преклонных лет, с распростертыми объятиями ждут склероз и маразм, и далеко не каждому повезет от них увернуться.
Тут я вспомнила, как опасно разминулся с моей боевой лопаткой бегущий сосед, и выглянула в окно, чтобы посмотреть, куда же он делся.
Во дворе было пусто, тихо, мирно. Лаково блестел грибок над песочницей, золотилась в свете одинокого фонаря обширная лужа. В ней вальяжно шевелилось что-то светлое.
«А белый лебедь на пруду качает павшую звезду», – меланхолично напел мой внутренний голос.
Но перелетные лебеди на нашу лужу никогда еще не приводнялись, а постоянно проживающих в городе водоплавающих птиц не больше десятка, и все они базируются на пруду в Центральном парке. Причем сердобольные дети и старушки так их закармливают булками, что гуси-лебеди не то что летать – ходить уже не могут. А когда плавают, погружаются в воду настолько, что крылья оказываются ниже ватерлинии и работают как плавники.
«Значит, в луже просто отражается что-то светлое и воздушное», – не стал отстаивать версию с лебедем внутренний голос.
– У нас тут летает что-то светлое и воздушное? – усомнилась я. – Что, интересно?
Совсем недавно воздушное пространство двора покорило Юлино перелетное пончо. Может, на этот раз подружка пеньюарчик кружевной постирала?
«А может, это душа бабы Веры?» – ахнул внутренний голос.
– Тьфу на тебя!
Только привидений нам тут не хватает!
Я поежилась, но не оробела и нырнула глубже в окно. Полотняный козырек, пришпандоренный над окном этажом ниже, зараза, загораживал обзор!
Но я высунулась подальше – и увидела.
На полпути между лужей и нашим балконом в искристой темноте с неясной целью зависло кое-что похуже, чем привидение безвредной старушки: белоснежная дырчатая фата!
Орудие маньяка!
«Она радиоуправляемая, что ли?! – изумился мой внутренний голос. – Ой, почти как в детской страшилке: по черному-черному городу летит белая-белая фата, а с ней смерть твоя!»
– Тьфу на тебя! – повторила я и действительно поплевала через левое плечо.
Потом пробежала из кухни через дедову комнату в новую резиденцию Эдика – на балкон, открыла окно и отважно посмотрела, так сказать, прямо в лицо опасности. То бишь сверху вниз на зловещую фату.
И сразу поняла, что нет у нее никакого дистанционного управления, только ручное, потому что увидела эту самую управляющую руку.
Ее трудно было не увидеть, полутораметро-вую-то!
Рука-ручища вид имела странный: ладонь размером с лопату, а от запястья до следующего сустава – палка палкой.
М-да, если мужик такой урод, то понятно, почему он подался в маньяки…
«А рука у него телескопическая, что ли? – восхитился мой внутренний голос. – Вот жуть! Может, наш маньяк – инопланетянин?»
– Во-первых, никакой он не наш! – возмутилась я и суеверно заплевала балкон. – Во-вторых, какой еще инопланетянин?!
«Насекомообразный! Как его? Инсектоид!»
Я поперхнулась слюной.
Инсектоиды, если кто не в курсе даже после фильма «Чужой», это гигантские разумные насекомые из других миров. У них переизбыток ног, глаз, жвал и ненависти к прогрессивному человечеству.
«Смотри, смотри, он по стене вверх ползет! Точно, насекомое!» – не унимался внутренний голос.
– Да не ползет он! – гаркнула я. – И не по стене! На водосточной трубе он сидит и не гавкает!
– Гав! – отчетливо прозвучало внизу.
«Значит, это не инсектоид, – рассудил неугомонный голос у меня в голове. – Это церберус!»
Церберус или керберус – это по-латыни «собакоподобный».
– А мне неважно, насекомое он там, собака или нильский крокодил! Я сейчас швабру возьму! – объявила я громко, чтобы генетически модифицированный маньяк услышал и поостерегся. – Вздумает карабкаться выше – получит по темечку!
– Не надо по темечку! – пропыхтел маньяк.
Его голос показался мне знакомым, но опознать его я не успела. Помешал зловещий скрип.
«Все-таки инсектоид», – вякнул мой внутренний.
Как и я, он знает, что скрип и скрежет – это музыка насекомых. Ни легких, ни голосовых связок у разных сверчков и кузнечиков нет, поэтому петь они не могут, но зато исполняют целые концерты с помощью своих надкрылий. Между прочим, эта музыка звучала на земле задолго до появления людей!
«И будет звучать после», – зловеще напророчил мой внутренний голос.
Но я не стала пугаться раньше времени и строго спросила, перегнувшись через перила:
– Это кто тут?
– Я-а-а-а, – натужно выдавил из себя насекомый маньяк, медленно-медленно сползая по водостоку.
– Й-е-е-е, – согласно заскрипела труба, медленно-медленно отклоняясь от стены.
А дальше все пошло быстро-быстро.
Предугадать действия тертого жизнью сексуального маньяка нормальному мужику очень трудно.
Три абсолютно нормальных полицейских мужика полагали, что маньяк пойдет к своей черной цели на третьем этаже, как все люди, через подъезд, а псих коварно зашел с никем не охраняемого тыла.
К счастью, служебная собака породы колли исправно подала голос, и Первый велел Второму:
– Проверь, что там.
Лирично булькнув чаем, Второй поднялся с лавочки и направился за угол, шевеля пальцами над кобурой на поясе, как деликатный мануальный терапевт над очень болезненным радикулитом.
– Быстрее давай, – подстегнул его Первый. – Ну, что там, докладывай!
Второй ускорил шаг до легкой трусцы, свернул за угол, увидел, что там, и в емких непарламентских выражениях доложил:
– Ой-епрст, он тут, на стену лезет!
– Берем! – скомандовал Первый и с места форсировал обширную лужу со скоростью глиссера и соответствующими брызгами.
Серебристая труба прочертила небо, как луч прожектора. Яростно, как оскорбленная в лучших чувствах пограничная собака, залаял служебный колли под прикрытием. С треском смяв куст шиповника, в клумбу верхом на трубе лихой ночной ведьмой прилетел Петя Меньшиков, на Петю спикировали Первый, Второй и Третий, а сверху ворочающуюся кучу стыдливо накрыла спланировавшая дырчатая занавеска.
С высоты третьего этажа трясущийся тюлевый шатер походил на гигантскую медузу с несварением желудка.
– Да что там, черт возьми, происходит?! – прокричала сверху любопытная Полина Павловна.
Придавленный Петя ответил матерно и потому невнятно, эмоциональный рапорт служебного колли нуждался в переводе с собачьего, но сказанное Первым девушка прекрасно поняла.
– Все, мы его взяли! – возвестил командир группы захвата.
– Кого? Маньяка?! – обрадовалась сообразительная Полина Павловна.
– Тьфу ты, секретная операция, называется! – обескураженно выругался Первый.
– Идиоты! – хихикая, прокомментировал происходящее некто в черном и, никем не замеченный, внедрился в подъезд.
Руки у Эда были заняты, и он постучал в дверь ногой.
Нога была грязной.
Дверь содрогнулась от отвращения и почти сразу же распахнулась.
– А где Юля? – одновременно вопросили Эд и открывшая ему я.
