Татьяна Луганцева - Сменный Кен для Барби
Вот и сейчас вместе с этим козленком она никак не могла найти тот зеленый домик, чтобы вернуть Маше ее дружка. Она просто кружила на одном месте, чертыхаясь и вытирая пот. Козленок жалобно блеял. Снова зазвонил телефон.
– Чего тебе? – буркнула Джулия, узнав Мирослава.
– Вот, звоню доложить, что освободился… Еду к тебе. Кстати, нашли порнографические пленки, где в съемках принимал участие Данила Иванов.
– Все-таки замазался он… – протянула Джульетта. – Земля ему пухом. Надеюсь, никто не узнает… Столько поклонников, пусть запомнят только хорошее… Ведь о покойниках или хорошо, или ничего…
– Мне тоже сказали, что эта информация останется закрытой, – успокоил ее Мирослав.
– Я вот не понимаю, чего людям не хватает? – расстроенно произнесла Джулия.
– Это риторический вопрос. Мы никогда ответа на него не узнаем или не поймем, – ответил Мирон и спросил: – Ты где? Кто там блеет?
– Козел.
– Какой козел? – не понял Мирослав. – Это с кем ты там?
– Я же говорю – с козленком!
– Ты его уже так ласково называешь?!
– Мирослав, веди себя прилично! Ты чего орешь?! Чего я должна перед тобой отчитываться?! Я дом ищу!
– Чей дом? Вы уже с этим козлом хату себе ищите?!
– Да вот именно дом козла и ищем! – позлорадствовала Джульетта.
– А что, козел настолько пьян, что забыл, где живет? – заводился Мирослав.
– Он на то и козел, что говорить не может!
– А я ведь все равно приеду и разберусь, кто из меня козла делает! Не думай, что я психану и поверну обратно! Я накрою вашу развратную шайку!
– Я буду ждать, – ответила Джулия и выключила связь, а потом подумала и совсем отключила телефон. – Ну что? – обратилась она к козленку. – Дядя – осел, это точно! Куда же мы с тобой пойдем? Почему ты не собака? Почему не можешь найти свой дом? Ладно… Обойдем деревню по периметру.
Она пошла с перепачканным кровью козленком по нескончаемому полю с какой-то злаковой культурой. Джульетта в этом не разбиралась. По правую сторону тянулись дома, но ни одного зеленого среди них не было. Она попала в какую-то колдобину и, чертыхнувшись, пошла дальше, но прямо перед ее лицом вынырнул мужчина в немецкой форме. Это было настолько дико, что на секунду Джулия испугалась. Это словно «Атас! Фрицы под Москвой». Такая щемящая для русского человека, генетически заложенная картина страха и боли. Но почти сразу же Джульетта поняла, что перед ней чучело.
Выглядело оно, и правда, жутковато. Темный горшок вместо лица, ржавый немецкий шлем с пробоиной на горшке. Полусгнившие перекладины с обветшалой и вылинявшей на солнце формой.
– Классно кто-то придумал, – усмехнулась Джульетта и поковыляла дальше.
Сама себе она напоминала Аленушку с дебилом братцем, уже успевшим напиться из козьего копытца.
– Вот отведу тебя, Ваня, на мясокомбинат, будешь знать! – голосом блаженной Аленушки из детской сказки сказала она.
– Стой! Кто идет? Стрелять буду!
Она остановилась, как вкопанная, а звук передергивания затвора ввел ее в оцепенение.
– Я стою…
– Кто разворовывает местное поле? – прокрякал голос, затем из-за колосьев появилось сначала дуло, потом само ружье, а затем и морщинистое лицо старика. Одет он был очень странно – в грязную телогрейку и зимнюю, весьма поношенную, кроличью шапку-ушанку. И это несмотря на июньскую жару. – Экая красавица! – присвистнул дед. – Чего здесь делаешь? Ой, а откуда у тебя наш Кузька?
– Что значит, наш?
– Так это мой козел. Куда ты его тянешь?
– А девочка Маша – ваша внучка? – уточнила Джульетта.
– Да, внучечка моя…
– Внучечка… Она сказала мне, что любит Кузьму, дружит с ним, а вы продали его на мясо! Фу! Это ужасно!
Дед опустил ружье.
– Что ж делать… Он для этого и выращивается.
– Нельзя было тогда допускать ребенка до животного! Девочка привязалась к нему, а вы вырвали из ее рук и отправили на мясо!
– Это наше дело… – уже не с таким пылом ответил дед, сдвинув шапку на затылок.
– Вам не жалко внучку?
– Жалко, – буркнул дел. – Мы его хотели продать, когда внучку в город заберут, но тут такие деньги предложили… Вот и отдали…
– Вы нанесли ребенку психологическую травму! – с укором произнесла Джульетта. – Она ужасно плакала.
– Маша еще маленькая, забудет…
– Никогда такое не забывается!
– Ты нас жизни-то не учи… Мы живем бедно, не то, что вы, городские. Нам вот с бабкой моей купить надо холодильник, стиралку… Что козленок? Домой-то она его не возьмет, там не разрешат. Да дети его замучают… – Старик поднял глаза к небу. – Ого, гроза будет.
Джульетта проследила за его взглядом.
«Совершенно чистое небо, хотя темнеет», – подумала она с удивлением и спросила:
– Какие дети замучают? У Маши есть сестры и братья?
– Да в детском доме она проживает, – виновато отвернулся дед.
– Как в детском доме?! – оторопела Джульетта. – Почему? И тут на нее капнули первые крупные капли холодного дождя.
– Ой!
– Гроза! Чего стоим-то?! Идемте к нам! Там и поговорим! – засуетился дед.
И они втроем поспешили по полю в сторону деревни.
– Сама-то откуда? С турбазы?
– Да я там на один день…
– Не очень хорошее место, – покачал головой дед. – Раньше еще ничего было, а сейчас полная разруха, отдыхающих мало, местные тоже перестали там зарабатывать.
Старик подвел Джульетту с козленком к небольшой старенькой избушке, покрашенной ярко-синей краской.
– Маша говорила, что ее дом зеленый, – отметила Джульетта.
– Маша путает цвета, это как-то называется…
– Дальтонизм.
– Он… – Дед открыл калитку, и они побежали по тропинке к двери уже под хлынувшим плотной стеной дождем.
Они влетели в избу, стряхивая воду с одежды и волос. Козленок смешно отряхнулся, словно щенок. На шум в коридор высыпали Маша и пожилая женщина в фартуке, о который она вытирала руки.
– Кузьма! – кинулась к козленку девочка. – Мой хорошенький! Маленький мой! Ты промок? Что это? Почему он в зеленке? Он ранен? – забеспокоилась девочка.
«Она действительно красный с зеленым путает», – подумала Джулия и успокоила девочку, что козленок просто испачкался.
Бабушка Маши пригласила их на маленькую кухоньку.
– Не промокли? Обсушиться надо?
– Нет, спасибо.
– А чего Кузьку вернули? Не подошел? – спросила старушка и вздохнула: – Деньги пришли забрать?
– Не я у вас его брала, и деньги отбирать не буду. Я вернула его Маше.
– Эх, останемся мы с тобой, бабка, без холодильника, – сокрушался дед.
Супруга пихнула его локтем.
– Да ладно тебе, дед! Я уж и не рада была, что отдала его. Машка-то места не находит. И так девчонке досталось в жизни… – вытерла слезу бабка. – Поэтому придут за деньгами – отдадим! Бог с ним, холодильником…
Джульетта порылась в своей сумке, достала кошелек и выложила оттуда все, что у нее было, примерно тысяч пятнадцать.
– Вот возьмите, после еще пришлю. Обязательно! Будет у вас холодильник. Только не рвите сердце Маше, оставьте ей этого козленка!
Старики молча смотрели на деньги.
– Да что вы, девушка! Мы не можем, ей-богу… Мы же не нищие… не надо! Мы не отдадим его больше…
За окном грянул гром, и на мгновение в избе погас свет, а потом снова зажегся.
– Возьмите, я так хочу. Я дама не бедная.
– Спасибо вам… Мир не без добрых людей, – приняла деньги старушка и унесла их в комнату. Вернулась она быстро. – Мы вас без угощения не отпустим. Да и на улице сейчас такая непогода, ужас! Меня Клавдия Михайловна зовут, а это супруг мой Константин Петрович.
– Джулия.
– Бабушка! Бабушка! Она же волшебница! Не отпускай ее! – кричала Маша, вбегая на кухню и обнимая Джульетту за шею.
– Я не уйду. Что делает твой подопечный? – растрогалась она.
– Он устал, он кушает. Я побегу к нему!
– Очень хорошая девочка, – задумчиво посмотрела ей вслед Джульетта.
Клавдия Михайловна расставляла чайные чашки на клеенчатой скатерти.
– Да, это единственная радость наша с дедом… Своих-то детей у нас не было, так и жили… А уж когда нам лет под шестьдесят было, приютили мы у себя одну девушку – беженку. Ну, комнату ей сдали, а она надолго у нас задержалась. Учительницей в сельской школе работала, нам по хозяйству помогала. Мы потом и деньги с нее брать перестали, совестно стало. Мы жили как родственники.
– Да, – кивнул старик. – Как дочка она нам стала, что ли… У нее родни не было и у нас никого. Вот и полюбили друг друга. Жили дружно лет десять… А потом…
– Потом Диана забеременела… Ей уж тридцать годков стукнуло, достойного мужчину она не встретила… У нас-то тут в деревне выпивают все… А вот ребеночка для себя решила родить. А мы с дедом ее поддержали. А что? Обрадовались… Где дети – там счастье. Мы без своих прожили, хоть у Дианы счастье бы было. Вот Маша и родилась. А через пять лет случилось несчастье. Заболела наша Диана и умерла. Какой-то там тромб. Вены-то у нее очень плохие, но кто бы мог подумать, что настолько серьезно все будет. Машке тогда пять исполнилось. У нас и в мыслях отдавать ее кому-либо не было. Но кто нас спросил? Маша нам не родная по документам, да и по крови… Кто спросит о родстве души? Мы приходили и в интернат, и по другим инстанциям ходили, чтобы если не удочерить, то хотя бы опекунство оформить. Но супруг у меня инвалид, да и обоим нам под восемьдесят… Вот и живет уже четыре года наша Машенька в интернате. Мы ее навещаем, привозим гостинцы… Директор интерната – очень приятный человек, он понял нашу ситуацию и вот разрешает нам периодически брать девочку к себе. Официально он не имеет для этого никаких оснований… – Клавдия Михайловна разлила по чашкам горячий чай красивого, насыщенного коньячного цвета, поставила на стол корзиночку с печеньем и сушками и выставила вазочку с вареньем. – Машино любимое. Наше домашнее – земляничное. Пахнет так ароматно – лесом!
