Елена Логунова - Последний путь под венец
На экране ветви плакучей ивы подметали высокий берег и торчащее из мутно-зеленой воды подобие выпуклой бегемотовой спины – крышу темной легковушки.
– Я знаю это местечко, – мечтательно сказала я. – Там под обрывом чудесный песчаный пляжик, мы с Колянами туда иногда ездим искупаться и пожарить шашлык. Очень удобное место, на машине можно забраться под самую иву. Только обязательно надо включать ручной тормоз, чтобы в реку не укатиться.
– То есть это очень удобное место, чтобы с легкостью утопить машину, от которой необходимо избавиться! – заключила Ирка.
А диктор за кадром развил ее мысль, сообщив, что в машине на водительском месте был найден труп одного из грабителей.
– Значит, надо полагать, второй грабитель избавился не только от машины, но и от сообщника! – резюмировала Ирка. – А деньги? Деньги не нашли?
А деньги, сказал диктор, нашли, но не все. Далеко, далеко не все! Спортивная сумка, в которой, по словам очевидцев, преступники вынесли с территории рынка тридцать миллионов рублей, оказалась открытой и практически пустой, если не считать грязи, ила и мелкого мусора. Незначительное количество денежных купюр было обнаружено в салоне, остальные, вероятно, унесло водой – окошко со стороны водителя было открыто.
В общем, были тридцать миллионов рублей – и сплыли! На радость деду Мазаю и зайцам, известным любителям капусты.
– Ты в это веришь? – спросила Ирка и скептически вздернула бровь.
– Не-а, – я помотала головой. – Понятно, что по телику излагают официальную версию, но я думаю, дело было примерно так. Грабители на «Ладе» закатились в укромный уголок под ивушкой, чтобы поделить добычу. Только один из них делиться не хотел и потому убил напарника, забрал из запомнившейся свидетелям спортивной сумки большую часть денег и столкнул машину с трупом в воду.
– Ну да, ну да. Вряд ли случилось такое удивительное совпадение, что один из грабителей внезапно умер за рулем от сердечного приступа или жутких угрызений совести.
Ирка немного помолчала и громко щелкнула пальцами:
– Надо Ларочку спросить, отчего он умер! Она небось уже вытянула информацию из своего любимого Лазарчука.
Я согласилась, что дружественную нам майоршу расспросить не помешает, но поленилась вылезать из-за стола.
А сразу после новостей – нам на десерт – в рекламном блоке снова показали незатейливый ролик – объявление о поисках пропавшей Милады Ульянцевой. В приступе гуманизма я пошла звонить ее родственникам и забыла про Ларочку.
Ушиб головы, поверхностная ссадина кожи, гематома, сотрясение мозга. Перелома черепа, к счастью, нет.
Голос врача доносился словно издалека, и она не все расслышала, но поняла сказанное так: ничего особо страшного, надо отлежаться, и все пройдет. Лежать Эльза Альбертовна была согласна, а вот сидеть – нет. Придя в сознание, она ужаснулась вполне реальной, как ей казалось, перспективе перекочевать с больничной койки на тюремные нары. Как она совершила такую глупость! Вломилась в чужую квартиру с отмычками! Как это называется? «Незаконное проникновение в чужое жилище»? И сколько за это дают?
Эльзе уже чудилось прикосновение к нежной коже грубой, вонючей, заскорузлой от грязи и пота тюремной робы. Она зримо видела ее – полосатую, вылинявшую, усеянную подозрительными пятнами, как видавший виды матрас. Она не просто влезла в чужую квартиру, она еще сделала это при свидетелях, попалась, как полная дура! И свидетели эти – две пугающе агрессивные тетки – надо думать, не спустят дело на тормозах.
Они сказали, что не будут заявлять в милицию, но Эльза Альбертовна им не поверила. Они заявят! Они заглянут в Петькины бумажки и так же, как сама Эльза, поймут, что это не тот случай, когда имеет смысл проявлять благородство и чтить Уголовный кодекс. И тогда незаконное проникновение переквалифицируется в попытку кражи. А за это сколько дают? Эльзу Альбертовну затошнило.
Врач что-то говорил ей о появлении рвоты, потере сознания, вялости и сонливости, но Эльза думала о другом: надо бежать! Уйти из больницы, скрыться, чтобы ее не нашли агрессивные тетки из той самой квартиры, милиция, судьи, прокуроры, тюремные надзиратели и расстрельная команда – в травмированной голове варилась дикая каша.
– Помните: после такой травмы, как у вас, пострадавший может на некоторое время прийти в сознание, а затем снова упасть в обморок! – ответив категорическим отказом на слезную просьбу отпустить ее домой, предупредил Эльзу врач.
В ее случае, к счастью, период между обмороками оказался достаточно продолжительным. Эльза успела убежать и спрятаться.
После обеда я в одностороннем порядке объявила тихий час, оставила Ирку в гостиной и улеглась в детской. Но отдохнуть мне не удалось.
Сначала в соседней комнате завопил телефон. Ирка сняла трубку. Я безрадостно прислушалась, ожидая более чем вероятного: «Ленка, подойди, это тебя!», но мое участие в процессе не потребовалось. Я просто лежала и слушала Ирку.
Голос у подруги был громкий, а беседа интересная.
– Да. Да. Да что вы?! Нет. Нет! Не знаю, – с повышением тона говорила она. – Да вот так просто, не знаю – и все! Ну, и что, что по этому адресу? По-вашему, если человек разбил голову в нашем доме, так он непременно тут и живет? По-вашему, человек не может разбить себе голову в чужом доме? Или мы не свободные люди в свободной стране?!
«Тварь ли я дрожащая или право имею?» – вспомнился мне вопрос студента, как раз разбивавшего головы.
Я встала и вышла в прихожую.
Подруга с телефоном возле уха притопывала у зеркала, корча злобные рожи своему отражению. И сама она, и ее отражение пребывали в бурном волнении и негодовании. Я отлично видела эти волны негодования, они зарождались мелкой рябью на лице, волнами пробегали по спине и затухали в колебании складок на боках.
Кряк! Ирка жестом альпиниста, безжалостно вонзающего флаг победы в седую голову покоренной вершины, воткнула телефонную трубку в гнездо зарядного устройства, повернулась ко мне – руки в бока – и спросила:
– Как тебе это нравится, а? Эта мымра Костина сбежала из больницы, а мы за нее отвечай!
– Ты вроде уже на все вопросы ответила, – я мягко похлопала подружку по вздрагивающему плечу. – Спокойствие, только спокойствие! Наша с тобой ответственность за жизнь и здоровье мымры Костиной уже исчерпана вызовом «Скорой». Не хочет она лечиться – пусть бежит куда угодно, нам-то что?
– А то, что я придумала интересный трюк, который теперь накрылся медным тазом!
– Ира, – мягко попросила я. – Давай уже закончим интересные трюки с тазами, сковородками, швабрами, вилками и блюдами?
– Про таз – это была фигура речи.
Ирка отодвинула меня от двери, прошла в детскую и вернулась с говорящей собакой.
– На самом деле я придумала трюк не с тазом, а с диктофоном. И не трюк даже, а следственный эксперимент!
– Ну-ка? – я склонила голову к плечу.
– Я придумала поехать к Костиной, сунуть ей под нос диктофон и заставить сказать те самые слова, которые произнесла баба, разгромившая детскую!
Она пожала собачью лапку, и игрушечный пес послушно озвучил ругательный монолог бабы-погромщицы.
– И что это даст?
– Как это – что? Мы сравним две записи и установим, не была ли той самой бабой эта самая Костина!
– Шерше ля фам, да?
Я прошла в гостиную, бухнулась на диван и закрыла глаза, концентрируясь на перспективной мысли.
Подруга права, надо искать женщину. Ведь поиски того, до сих пор не знаю чего, в Масиной комнате вела какая-то баба. И в убийстве рыжего юноши подозревается какая-то баба.
Я открыла глаза и вопросительно взглянула на Ирку:
– Ты можешь вспомнить, как выглядел Помидорный Киллер?
– Думаешь, не баба ли это? – смекнула подруга. – А что, запросто! Травматический пистолет – как раз подходящее оружие для женщины, мужик вряд ли пошел бы на дело с ненастоящей пушкой. А как он выглядел… Ну, как… Невысокий, нетолстый, весь в черном… Я, собственно, не успела разглядеть.
Ирка потупилась виновато и тут же встрепенулась:
– Но я запомнила синие глаза!
– В смысле, светлые, да?
– Да не светлые, а именно синие! Очень яркие на фоне черной маски, они аж блеснули, как ксеноновые лампочки! Огромные сверкающие глаза, какие-то совершенно инопланетянские!
– Допустим, – я снова закрыла и опять открыла свои совершенно человеческие глаза. – А у мымры Костиной очи какого цвета, ты не запомнила?
– Кажется, голубые, – неуверенно ответила Ирка. – Или серые. Но точно светлые.
– То есть такие, которые теоретически могли бы показаться синими, да? Тогда как черные или карие точно не могли…
– А у кого черные или карие? – заинтересовалась подруга.
– Да мало ли у кого! – отмахнулась я и еще немного полежала с закрытыми глазами, размышляя. Ирка мне не мешала: ушла на кухню, поставила чайник и загремела посудой.
