Дарья Донцова - Шопинг в воздушном замке
После этого Быкин не захотел иметь дела с бывшей женой. Развод генерал оформил быстро и на удивленные вопросы коллег и приятелей «Как же так? У вас же маленький ребенок!» — мрачно отвечал: «Не сошлись характерами». В результате у людей возникло мнение о неверности Пелагеи, и все перестали приставать к обманутому мужу.
После разразившегося скандала Суворова уволила домработницу. Соня пошла работать горничной в гостиницу. А спустя несколько лет она нашла в интернате Катюшу. Лена к тому моменту покинула приют, ее обнаружить не удалось, а Павла няня девочек и не искала — мальчик был Соне совершенно чужим…
— Это она тебе все сейчас рассказала? — прошептала Катя, когда Соня завершила свое повествование.
— Кое-что я и раньше знала, — сказала Соня, — ведь я в доме жила, уши-глаза имела. Пелагея всякий раз, когда у нее облом с мужиками случался, в квартиру на Петровке возвращалась, коньяком до бровей наливалась и начинала жаловаться. Поэтому я была в курсе дела. Вот только, как она жила после того, как меня выперла, понятия не имею. Но, видно, сейчас ей совсем плохо. Квартира запущенная, о любовниках в старческом возрасте думать нечего, поэтому мамочка решила шантажом детей заняться. Я Суворовой сказала: «Оставь Катю в покое! Иначе всем расскажу, от кого сифилис пришел!» А она в ответ: «Мне все равно — я на службу не хожу, семьи не имею, приятелей нет, с соседями не дружу. Болтайте что хотите. Да только не посмеете, потому что на вас позор упадет. Лучше платите мне за молчание»…
Катя перевела дыхание. Над нашим столиком повисла напряженная тишина. Наконец я пришла в себя — после столь жуткого рассказа трудно вернуться к действительности! — и воскликнула:
— И вы пошли на поводу у шантажистки?
— А что мне было делать? — вздохнула собеседница.
— Рассказать мужу.
— И потерять его?
— Он же врач, должен понимать: сифилис — не смертельный приговор! К тому же болезнь у вас была врожденная, виной тому ваша мать, не вы сами.
Катя задумалась.
— Вы так полагаете?
— Конечно! — с жаром откликнулась я. — До открытия пенициллина сифилис лечили ртутью, и он считался болезнью, от которой нет спасенья. Несколько раз в мире вспыхивали эпидемии, которые уносили много жизней. Но с 1949 года это заболевание успешно лечится уколами антибиотиков, оно перестало считаться неизлечимым.
— А если я вас сейчас поцелую, — усмехнулась Катя, — вы сразу помчитесь к врачу?
— Ну нет, — без особой уверенности ответила я. — Но с какой стати нам с вами целоваться?
Катя мрачно рассмеялась.
— Теперь представьте реакцию наших пациентов! А моего мужа? Или его матери? Я, кстати, сына Ваню анонимно на анализ отвела, малыш здоров, но если слух о перенесенной мною болезни дойдет до его детского садика, родители поднимут крик, в департамент здравоохранения начнут жаловаться. У нас народ тупой. Сто раз можно объяснять, что СПИДом через общую посуду нельзя заразиться и туалетом можно вместе с такими больными пользоваться, но нет! Травлю начнут! Чего далеко ходить? К нам обратилась женщина — она перенесла рак молочной железы, хотела пластику груди сделать. Сергей назначил обследование, клиентка пошла по кабинетам и нарвалась на жуткую идиотку Таню Светланову. Та давай орать: «Зараза в клинике! Я сюда больше за ботоксом ни ногой! Гляньте, люди добрые, кто здесь на лечении!» Объяснить дуре, что онкологическое заболевание воздушно-капельным путем не передается, было невозможно.
— Я могу спокойно вас обнять! — храбро воскликнула я. — Россказни о венерических болезнях, полученных после посещения бани или бассейна, — не более чем выдумки, призванные обмануть мужа или жену.
— Не надо геройских поступков, — махнула рукой Катя. — Я платила Пелагее сначала тысячу баксов, потом она потребовала добавить сто долларов, затем еще двести, триста…
— Аппетит приходит во время еды, — заметила я.
— Да, — согласилась Катерина. — А в конце концов настал момент, когда я поняла — надо забрать у нее документы любым путем. Сергей стал удивляться возросшим расходам, я окончательно завралась. То говорю, что зубы протезирую, то подруге в долг дала. Но это же не может продолжаться вечно!
— И вы решили обыскать квартиру Суворовой.
— Точно. Раздобыла отмычки…
— Где?
— Подумаешь! Откройте Интернет, там вам за умеренную плату черта с рогами найдут и в любое место доставят, — пояснила Катерина. — Приобрела инструменты, потренировалась немного и стала за домом Пелагеи следить. Но только у нее определенного графика не было. Некоторые старухи ровно в восемь анализы сдавать бегут, а потом до полудня в поликлинике толкутся. А Суворова непредсказуема! Да у меня и времени на слежку нет, я же работаю. Вот сегодня решилась, а тут вы!
— Вам известно, где Пелагея держит бумаги?
— Нет, — вздохнула Катя. — Она и мне, и Соне одну фразу кинула: «Все отдано на хранение моему лучшему другу, он никогда меня не предаст».
— Так почему же вы направились в квартиру? Нужно вычислить ее приятелей!
Собеседница нахмурилась.
— Она соврала. Как всегда, ни слова правды! Никаких друзей у Пелагеи нет. Только пуделиха и была, ее Люкой звали.
— Откуда вы знаете?
— Соседок осторожно порасспрашивала, — призналась Катя. — Никого из прежних жильцов уже не осталось, по пять раз квартиры хозяев меняли. Оно и понятно — центр, квадратные метры больших денег стоят, вот народ их покупает и перепродает. Все в один голос говорили: «Бабушка одинокая, к ней из социальной службы медсестра ходит. Имела собачку, пуделиху, та везде гадила, но ведь нехорошо со старухой ругаться, мы терпели. Когда Люка умерла, все обрадовались, а Суворова снова щенком обзавелась».
— Вы с Леной общаетесь? — спросила я.
— Нет, даже не знаю, где она живет.
— А с Павлом?
Катя сняла с пальца колечко и стала гонять его по столешнице.
— Он фамилию поменял, — сказала она наконец, — одну букву прибавил, стал Брыкин Павел Николаевич. Бизнесом занимается, богатый человек. Конечно, мы друг другу чужие, в толпе встретимся — разойдемся. Но ведь все же часть крови общая… я думала… может, объединимся и припугнем биологическую мать. У нас в клинике жена одного милицейского начальника пластику делала, очень милая женщина, я ее попросила о помощи. Дескать, хочу отыскать без особого шума родственников: Елену Ивановну Матвееву и Быкина Павла Николаевича. Дама не подвела, обещание выполнила, выяснила: Елена Ивановна Матвеева нигде не значится. Ни среди живых, ни среди умерших. И Быкин отсутствует, зато есть Брыкин Павел Николаевич, воспитанник детского дома.
Катя надела кольцо, сложила руки на столе, опустила на них голову и глухо сказала:
— Я съездила на него посмотреть и поняла: Брыкин и есть мой брат. Он на Пелагею похож. Прямо копия! У него даже уши такие, как у нее, — низко посаженные, верхушка не округлая, а будто срезанная.
— Вы с ним поговорили?
— Нет.
— Почему?
Катерина выпрямилась.
— Побоялась. У него вид такой… гордый. И потом, что я ему скажу? «Вы мой сводный брат»? Вот здорово будет! Если он фамилию сменил, то ничего общего с прошлым иметь не желает. В общем, глупость я с поисками родственников затеяла. Постойте, Пелагея ведь в больнице?
— Да, — подтвердила я.
— Она умирает?
— Врачи не теряют надежды спасти старуху, но ее мало.
— Где же могут быть спрятаны документы? — в отчаянии спросила Катя.
— Наверное, лежат в квартире, в тайнике, — предположила я. — Ирина делает ремонт, она выбросит весь хлам. Елисеева не знает истории вашей семьи.
— Полагаете? — с надеждой воскликнула Катя. — Думаете, я могу успокоиться?
— Пелагея Андреевна представилась Елисеевой одинокой женщиной. Марии Ивановне в деревне Опушково она тоже сообщила об отсутствии родственников. И поменялась с деревенскими жителями жилплощадью. Правда, съезжать с квартиры старуха не собиралась.
— Надо же! — удивилась Катя. — Она им квартиру отказала! Не родным детям, а посторонней женщине?
— Дочерей и, думаю, сына Суворова ненавидела, они были для нее лишь средством получить богатого мужа. А в последние годы дети стали для нее объектом шантажа, способом добывания денег. Скорее всего, хитрая Пелагея придумала бы и какой-нибудь финт с Ириной, чтобы получить бесплатную домработницу. Суворовой снова повезло, ей встретилась порядочная женщина, которая честно исполняла взятые на себя обязательства, — я решила завершить беседу.
— Все равно не успокоюсь, пока не получу историю своей болезни, — уперлась Катя.
— Если я выясню, какого друга имела в виду Пелагея, непременно сообщу вам. Но, полагаю, вам пора успокоиться. Наверняка, если Ира обнаружит записи, она их выбросит как ненужный хлам.
— Может, поговорить с ней? — протянула Катя.
