Ольга Степнова - Леди не по зубам
Без долгих разговоров, наша команда побежала к автобусу. Мальцев и Сазон ринулись к своим машинам. Рон радостно помчался за нами, приняв поспешное бегство за весёлую игру.
Времени но то, чтобы стереть грим не было. Я хотел прыгнуть за руль, но Элка остановила меня.
– Извини, дорогой, – сказала она, – но ты труп! Автобус поведу я, а ты спрячься в салоне, чтобы не пугать водителей встречных машин.
Мне ничего не оставалось, как подчиниться ей. Я занял место на кровати Германа Львовича и с раздражением подумал о том, с какой лёгкостью она это сказала: «Ты труп!»
Бийск оказался маленьким серым городом со всеми симптомами провинциальности. Частный сектор соседствовал с многоэтажками, на дорогах царил полный хаос, никто и не думал соблюдать правила дорожного движения, в магазинах соль, спички, газеты, апельсины и памперсы продавались с одной витрины, а ресторан – единственный в городе, – назывался «Центральный».
Подъехав к главному входу, мы сразу увидели «Тойоту-Авенсис» со знакомыми номерами, которые на сей раз были отмыты.
– Приехал! – восторженно прошептала Элка, паркуя автобус на противоположной стороне стоянки. – Надо же, Троцкий приехал! Значит, всё-таки – это он!
– Я же говорил, что никуда он не денется, – не разделил я её восторга и приказал Викторине, Гансу и Герману ждать нас в автобусе. Сазон и Мальцев, следуя уговору, тоже остались в машинах.
Охранник дремал возле гардероба. Сидя на стуле, он привалился к стене и неприлично всхрапывал. Он не проснулся бы даже, если мимо него промчалось стадо буйволов, поэтому мы проскользнули в зал незамеченными.
Ильич сидел возле барной стойки, спиной к входу. Он садил сигарету за сигаретой и постреливал по сторонам глазками, в которых отчётливо металась паника. На нём были мятые брюки, рубашка с распахнутым воротом и толстая золотая цепь на шее. Шеф больше смахивал на «шестёрку» при банде средней руки, чем на директора школы. Видно было, что Троцкий давно не брился, не мылся, а трясущиеся руки и красные глаза наводили на мысль, что он пил за рулём и не тратился на гостиницы, чтобы нормально выспаться.
В просторном зале почти не было народа, только в дальнем углу что-то праздновала шумная компания парней.
У одного из столиков стояла огромная пальма, мы с Элкой спрятались за ней, подав Никитину знак действовать.
– Здравствуйте, – поздоровался Дэн с Ильичом и улыбнулся ему своей лучезарной улыбкой.
Троцкий глянул на него мельком, отпил из стакана томатный сок и слегка крутанулся на вертящемся стуле – так, чтобы оказаться к Никитину полубоком. Всем своим видом он показал: «Проваливай. Мне нет до тебя никакого дела!»
– Не помешаю? – не отставал Дэн, присаживаясь за стойку.
Ильич пробурчал что-то невразумительное и ещё больше повернулся к нему спиной.
– Коктейль, пожалуйста, – обратился Никитин к бармену. – Любой, с ромом, на ваше усмотрение.
Молодой парень засуетился за стойкой, а Дэн в упор уставился на Ильича.
Никитин не очень-то торопился и этим стал раздражать меня. Прятаться за пальмой с разрисованной «под труп» мордой, не привлекая к себе внимания официантов, становилось всё труднее. Поймав взгляд Никитина, я выразительно постучал по наручным часам. Он и мне, гад, улыбнулся, словно я был красной девицей и ему предстояло меня соблазнить. Видимо, он всё в жизни привык получать за улыбки. Я показал ему кулак и Никитин активизировался.
– Владимир Ильич, я, собственно, к вам.
Троцкий дёрнулся так, что чуть не слетел со стула. При этом он заслонился от Никитина рукой, будто тот собирался ударить его.
– Кто вы? – прошептал шеф. – Зачем вы?.. Откуда вы меня знаете?.. – Ильич побледнел, а его рука с сигаретой явственно затряслась.
Мне было важно увидеть первую реакцию шефа на Дэна, я, собственно, для того за пальмой и прятался, но такого панического испуга я не ожидал.
Что это значило?! Он узнал человека, которого нанял? Тогда почему не сразу, а только после того, как тот назвал его по имени отчеству? Или шеф так тонко играл?
– Пойдёмте за столик, – предложил Дэн Ильичу и тот поплёлся за ним, прихватив стакан сока.
– Кто вы? – повторил свой вопрос Троцкий дрожащим голосом.
– Убийца, – шёпотом сказал Дэн. Я прочитал это по его губам.
Троцкий снова отпрянул, пролив при этом сок себе на рубашку.
– ….ть! – выругался он громко и крахмальной салфеткой принялся промакивать красные пятна на животе. – Если это шутка, то очень тупая! – окрепшим голосом сказал шеф. – Очень!
– Это не шутка. – Дэн смотрел ему прямо в глаза. – И вы это знаете. Я выполнил ваше задание и хочу получить оставшиеся деньги.
Дэн достал из кармана фотокамеру, протянул её через стол и кнопкой начал листать кадры на мониторе, показывая Ильичу снимки. Освещение в зале было неярким, но даже при рассеянном свете я увидел, что шеф побледнел до синевы, а на виске у него набухла и запульсировала какая-то вена. После третьего кадра он зажмурился, закрыл лицо руками и затряс головой, словно пытаясь прогнать наваждение.
– Ваш коктейль! – крикнул Дэну бармен.
– Это не Троцкий тебя заказал, – прошептала Беда. – Ей-богу, не он! Во-первых, Ильич страшный жмот. Он никогда не заплатит так много денег убийце, даже если они у него есть. Во-вторых… он тебя по-своему любит! Сколько раз ты его выручал?! Смотри, как он трясётся! Рыдает, что ли?.. Нет, больше, чем на пурген в кофе, он ни на что не способен!! Я в этом абсолютно уверена!
– Тише! – я закрыл ей рот рукой и подмигнул официантке, пробегавшей мимо нас. Официантка никак не среагировала на мой внешний вид, остановилась и деловито поинтересовалась:
– Будем делать заказ?
– Обязательно, – кивнул я. – Нам гребешки, пожалуйста.
– Не держим.
– Черепаховый суп?
– Не держим.
– Спаржа, трюфели, козий сыр с божоле?
– Слушайте, где вы этого нахватались? Возьмите картошечки запечённой с грибочками, водочки, солёных огурчиков и селёдку под шубой!
– Гребешки, трюфели и спаржу. Если ничего этого нет, идите себе, а мы просто посидим под пальмой. – Я протянул ей пятьсот рублей, чтобы отстала. Она взяла деньги, пожала плечами и ушла, обронив через плечо:
– Вот все вы……..ся, вы…….ся, нет, чтоб картошечки заказать! А пальма, между прочим, искусственная и в неё наш охранник мочится.
Элка зажала пальцами нос и отсела от пальмы. Я искренне подивился местным нравам и прислушался к тому, что творилось за соседним столиком.
– Я не понимаю, о чём вы, – срывающимся голосом говорил Ильич, сидевший к нам спиной. – Я не понимаю, о каком задании вы говорите! О каких деньгах?! Где Глеб?! Я жду его здесь!! – Его голос набирал обороты, он почти кричал. – Что вы с ним сделали, негодяй?! – Шеф вдруг вскочил, схватил Никитина за грудки и начал трясти его. – Что?! Откуда у вас эти жуткие фотографии?!
Дэн вопросительно посмотрел на меня.
Я кивнул ему.
– Обернитесь, пожалуйста, – попросил Никитин Троцкого.
– Что?!
– Обернитесь и посмотрите…
– Куда?! – в ужасе спросил Троцкий.
– Туда, где стоит пальма.
Троцкий медленно, с застывшим лицом, повернулся.
Я немного отклонился от пластмассовых веток, чтобы он мог лучше видеть меня. У Ильича округлились глаза, и он медленно начал валиться на бок. Наверное, мне не следовало так экспериментировать над его психикой. Не каждый сможет держать себя в руках, увидев в ресторане оживший труп с простреленной башкой…
Дэн подхватил Троцкого, пошлёпал по щеке, но шеф потерял сознание и висел у него на руках, словно девица.
– Ваш коктейль! – опять заорал бармен из-за стойки, невпечатлённый увиденным.
Я мотнул головой, давая понять Никитину, что пора уходить. Дэн легко взвалил Троцкого на плечо и пошёл за нами на выход.
Охранник у гардероба внезапно проснулся, открыл глаза, осмотрел нашу компанию и спросил, кивнув на безжизненное тело Ильича:
– Водку пил?
– Томатный сок, – уточнила Беда.
– Надо было водку. От водки так не развозит! Соки у нас водой из крана бодяжат, а в водопроводе, сами знаете, чего только нет – хлорка, лямблии, легионеллы… – Он опять откинулся на стену и захрапел.
Троцкого мы загрузили на заднее сиденье «Гелендвагена», словно мешок с картошкой.
– Хорошо вы с ним поработали! – присвистнул Сазон, сидевший за рулём. – Живой?!
– А как же! В обморок грохнулся от радости, – пояснила Беда. – Где у тебя аптечка? Там нашатырь должен быть.
– Вот моя аптечка! – Дед достал из бардачка фляжку с коньяком и протянул мне. – Тут настоящий французский нашатырь пятнадцатилетней выдержки! Лей ему, сынку, в рот! Если он нормальный мужик – оживёт и чечётку спляшет!
Я отвинтил крышку и тоненькой струйкой начал лить коньяк на бескровные губы шефа. Если честно, я не очень верил в такую реанимацию, меня больше подмывало отколотить Ильича по щекам, но Троцкий вдруг порозовел, вытянул губы трубочкой, всосал приличную порцию коньяка и открыл глаза.
