Иоанна Хмелевская - Чисто конкретное убийство
«…целостность, как бы вечная, вдруг и внезапно взорвавшаяся с треском, но в тишине, неровным следом в виде острых и капризных треугольников…». Треск в тишине, равно как и капризные треугольники резко отвратили комиссара от сего шедевра, и он тут же стал притворяться, что он сии премудрости разумом объять не способен, чтобы случайно не обидеть бесценного свидетеля. Ему даже особенно притворяться не пришлось.
Зельмусь, однако, действительно оказался бесценным. То самое шестое июня десятилетней давности было описано с пугающей точностью, потому что именно в тот день тетя Рыся переезжала в свой приют мечты под частную медицинскую опеку. Переезд, невзирая на незначительное расстояние, продолжался целых четыре дня. В Быдгоще — в отличие от Варшавы — дождя не было, но жара стояла не меньшая, и молоко прокисло, а свежайшая ветчина утратила свою девическую прелесть.
Возняк узнал даже про то, что ветчины было сто семьдесят пять граммов, и в результате ее съели бездомные кошки. Зельмусь, ясное дело присутствовал во всей истории от первой до последней секунды, он сам занимался всем, во главе с мамулей, а на поиски запасной вставной челюсти тети Рыси он потратил вместе с женой и детьми сорок восемь минут. Общество, которое сопровождало этот переезд, было названо в календарике поименно и с номерами телефонов, было оно многочисленным и достойным всяческого уважения. Ни на миг ни у кого не было шансов потерять Зельмуся из виду. Таким образом, враг номер один пана Бартоша получил железное алиби. Не он угробил парниковую жертву.
Ну так и что, что не он лично?
Зато он обладал впечатляющим списком возможных недругов жертвы.
Пока у Зельмуся еще были непосредственные контакты с наставником, все перипетии пана Бартоша увековечивались автором почти столь же подробно, как и его собственные.
Ясное дело, речь шла только о тех ситуациях, о которых Зельмусь знал, потому что, например, о пани Хавчик он не имел ни малейшего представления, а про Анну Бобрек ведал лишь то, что она существует. Другие особы женского пола смутно маячили на горизонте, их он пронумеровал и изысканно называл дамами. Дама I, дама II, дама III… В зависимости от очередности, в какой про них узнавал или догадывался. Бартош явно старался держать дам в тайне от ученика, не желая его смущать.
Особы мужского пола были представлены четче, иногда встречались имена, фамилии, адреса и телефоны, а у одного был вписан даже адрес могилы на Брудненском кладбище в Варшаве, что позволило Возняку сразу вычеркнуть обитателя могилы из числа потенциальных убийц. Остальной список составили явные враги Бартоша.
Призвав на помощь коллегу из быдгощского управления полиции, Возняк сделал ксерокопии творчества Зельмуся и всю эту добычу приволок в Варшаву.
Зельмусь не только радостно на все согласился, но еще и усердно помогал.
Сбор информации продолжался недолго, но зато достал до печенок всю бригаду, проверяющую врагов пана Бартоша. Если учесть, что список был составлен на основании весьма устаревших данных, большая часть упоминавшихся в нем людей пропала из поля зрения еще до убийства, однако другие остались, и проверка их алиби десятилетней давности почти повергла в невроз весь отдел по расследованию убийств. «Почти» — потому что самые тяжелые каторжные работы продолжались только три дня, зато одна находка оказалась крайне интригующей. Это был большой серый конверт, в котором лежали личные документы особы женского пола, на момент их запечатывания в конверт пока еще очень немногочисленные в силу младенческого возраста особы. В дополнение к документам в конверте имелись и более поздние бумаги. Помня о рассказе Феликса, Возняк моментально сообразил, что наткнулся на стибренную тетей Рысей полную информацию о наследнице, которая так; и не получила свое наследство. Наследницу звали Барбара Росчишевская.
Возняк почувствовал своего рода умиротворение.
* * *Прежде чем он успел что-либо сделать, очередные сведения принесла эта ужасная Иоанна, которая после Зельмуся показалась комиссару ангелом небесным. Она не пересказывала всю свою биографию, не перечисляла виновных в своих поражениях, не прославляла собственные успехи и не завалила комиссара горой макулатуры в твердом переплете.
Она просто позвонила ему на мобильный и сказала:
— Я только сейчас вспомнила… извините, что не раньше… У этой пани Хавчик была закадычная подруга. Одна-единственная. Другие были просто приятельницы, и я про них ничего не знаю, а эта одна — исключительная. Звали ее Идалия Красная. Один и тот же круг общения, жили они неподалеку друг от друга. Кто-кто, а эта Идалия должна знать, куда подевалась пани Хавчик.
Возняк тут же принялся жадно расспрашивать:
— Расскажите о ней побольше! Возраст, внешность, чем она занималась, где ее можно найти?
— Понятия не имею. Возраст — как у подруги. Я ее в жизни в глаза не видела, но знаю по описанию. Мощная бабища, вульгарные черты лица, кричащий макияж, волосы — огненно-рыжие. Не уверена, что она рыжая от природы, может, крашеная. Мне ее описывал мужчина, а мужчины в парикмахерских фокусах не разбираются. Но если она планомерно красилась в молодости, то она и сейчас рыжая. Даже тем более.
— Она где-нибудь работала?
— Говорили, что какое-то время она была надзирательницей в женской тюрьме. Не знаю только в какой.
— Откуда вам вообще о ней известно, если вы ее никогда…
Я сразу перебила его:
— По телефону. Она упорно мне звонила, представляясь по имени и фамилии и сообщая, что пан Бартош как раз с пани Хелюсей в постели тилибонится.
— Что делает?!
— Тилибонится. Так изысканно она называла личные контакты сексуального свойства. Временами изысканность ей наскучивала, и тогда она называла вещи грубо и прямо. Надеюсь, мне ее цитировать не надо?
— Нет-нет, я… то есть мы… знаем эти слова… более или менее.
— Ну, тогда вам легко понять, что я с ней в длительные беседы не вступала. Но в памяти у меня остался факт ее верной дружбы с Хелюсей. Может, эти сведения вам как-нибудь пригодятся.
Возняк уже открыл рот, чтобы спросить про Росчишевскую, но тут же снова его закрыл. Это не телефонный разговор, нужно будет побеседовать с ней лично, может, она о чем-нибудь и проболтается, а Росчишевская не заяц, не убежит. Хотя… что они там рассказывали про зайца в самолете?
Он опомнился и немедленно бросился на поиски Идалии Красной, отчего искателям врагов Бартоша из списка Зельмуся стало чуть полегче. Однако еще до того, как появились первые результаты поисков, Возняк определенно почувствовал, что должен — просто обязан — поговорить с человеческим существом не только невинным и нормальным, но и каким-то умиротворяющим с любой точки зрения.
Марленка пригласила его на свой день рождения.
В этом не было никакого умысла. Конечно, Марленка прекрасно отдавала себе отчет в своих чувствах, переживаниях, мечтах, желаниях и жизненных планах, идиоткой она вовсе не была, но и от иллюзий давно избавилась. Ей не везло. Каким-то странным образом каждый мужчина, который ей нравился, если и отвечал ей взаимностью, то тут же чего-нибудь от нее хотел. Утешения в постигшем его несчастье. Решения какой-нибудь противной бюрократической проблемы. Помощи, чтобы раздобыть что-нибудь не вполне легальное. Медицинской помощи — если не для себя самого, то для больной мамочки, сестры, брата… Диапазон потребностей был столь широк, что у добросердечной Марленки ум заходил за разум, и в конце концов она взбунтовалась.
Хватит! Первая же жалоба на жизнь — и она развернется и уйдет от любого мужчины!
Это было нелегко, врожденное добросердечие и желание помочь активно протестовали, однако на ее счастье в последнее время она сталкивалась только с садоводческими просьбами. С этим Марленка вполне справлялась — данная область была ей близка, к тому же от нее ничего не требовали, а напротив, помогали. Чувство новое и интересное.
Комиссара Возняка она внезапно увидела на участке, куда он пришел в надежде, что место преступления его вдохновит. В своих ожиданиях он не обманулся: первым и единственным человеком, которого он там увидел, была Марленка. В усталой душе комиссара словно проросло зернышко блаженства. Возняк отлично понимал, что после сенсаций Зельмуся необходимо встретиться с Феликсом и вместе с ним упорядочить этих проклятых старых врагов Бартоша, а заодно и страшно подозрительную историю с Росчишевской, но он остро нуждался в минутке отдыха.
Марленка же, избавившись от своих соратников по садовому участку, занималась октябрьскими садовыми работами и на сегодня как раз закончила все дела. Она чистила и складывала в беседке садовый инвентарь.
При виде стоящего у калитки Возняка что-то у нее в сердце громко пискнуло, но Марленка придушила это чувство в зародыше, поскольку выражение комиссарова лица не предвещало ничего хорошего.
