Дарья Калинина - Криминал на лабутенах
– Как же нам его найти?
– Попробуйте к нему домой смотаться, – предложил Заболотников.
– Давай адрес.
– Адреса у меня нет, но есть домашний номер. По номеру ведь можно место, где этот телефон установлен, вычислить.
Ну хотя бы это он знал.
– Ты какой специальности обучаешься?
– Экономика планирования, – тоскливо вздохнул Заболотников, чья круглая физиономия однозначно говорила, что тоскует он не по финансовым дебрям, а по сдобным булкам.
В кулинарный техникум ему нужно было поступать, вот где призвание такого недалекого парня. Пек бы себе булки и горя не знал. Беда иных людей в том, что они стремятся к тому, к чему совершенно не имеют личной пригодности.
Когда они уезжали, Мариша заметила:
– Все-таки страшно, если такие экономисты пополнят ряды наших финансовых структур.
– Не пополнят. Там же не глупые люди работают, разберутся. Отправят парня доучиваться или лучше переучиваться.
Но Мариша все равно переживала. А ну как богатый папаша сумеет разыскать влиятельного дружка, который и спротежирует Заболотникова-сыночка на какую-нибудь ответственную должность? Что тогда? У нас в стране, увы, еще очень многое делается по знакомству или, попросту говоря, по блату. Когда-нибудь получит Заболотников-сын свой диплом, возгордится его папаша и устроит сыночка на теплое местечко. А что? Диплом-то есть, а там небось четко будет написано «экономика планирования».
– Ведь это же страшно подумать, чего может напланировать и насчитать такой вот финансист.
– Да уж, мировой экономике в ее нынешнем состоянии такой дополнительный балласт явно не нужен.
– Будем надеяться, что к тому времени, как Заболотников-младший получит в конце концов свой диплом, кризис закончится и экономика после появления на арене такого нового специалиста устоит.
Адрес Анджика удалось выяснить быстро. Один звонок Милорадова в отделение – и пожалуйста. Правда, в отделении выразили вежливое недоумение по поводу того, почему товарищ старший следователь изволит отсутствовать на своем рабочем месте, когда к нему рвется куча посетителей. Но у Милорадова был готов ответ.
– В нашем деле об убийстве в школе появилась новая версия. Я хочу лично с ней разобраться.
На душе у Милорадова было муторно. Он и самому себе не мог дать логического объяснения, какого черта поперся с этой дамочкой дальше по ее делам. Даже если связать преступление в школе со смертью отца Мариши, все равно с ней можно было бы послать оперативника, даже двоих, если понадобится. Но ехать самому… в его годы, при его положении, нет, Милорадов не мог найти подходящего объяснения своему поведению.
К счастью, Анджик жил на улице Карбышева, совсем недалеко от учебного центра, который как-то язык не поворачивался назвать университетом. Маленькая и тихая улочка, в летние месяцы она буквально утопала в густо разросшейся зелени – кустах акации, тополях и липах с раскидистыми кронами. Но сейчас, несмотря на аномально теплый декабрь, когда даже некоторые вишни покрывались бутонами, деревья вдоль улицы стояли голые, так что улица лишилась значительной порции своей привлекательности.
В равной степени и дом, к которому прибыли сыщики, тоже не мог быть гордостью обитающих тут людей. Дом был построен в последние годы пребывания у власти Никиты Хрущева, и одним этим все было сказано. Домишки были плохонькие, метко обозванные в народе «хрущобами». Некоторое время назад администрация города задумалась, что же делать с этими домами, которые вроде как еще стояли, но в то же время внутренние коммуникации в которых пришли в полнейшую негодность.
И кому-то пришла в голову гениальная мысль:
– Сносить не станем, лучше мы их реконструируем!
И пока остальные приходили в себя от неожиданного решения, тот же гений фонтанировал идеями дальше:
– Сверху обошьем панелями, стеклопакеты поставим, трубы поменяем, проводку, конфетка получится, а не здание. И расселять никого не нужно, все работы проведем поэтапно. Ничего, посидят граждане несколько дней без горячей или даже холодной воды, небось не баре, нашим россиянам к такому не привыкать. Зато потом сразу же окажутся в роскошных хоромах!
Не оказались…
Дома, которые были спроектированы в трудное для страны время, когда по истечении десяти лет после окончания Великой Отечественной войны страна еще не до конца зализала свои раны, эти дома были малопригодны для проживания в понимании современного человека. Нет, для человека конца пятидесятых, который последние десять лет ютился где-нибудь в полуподвальном помещении, впятером с тещей, женой, двумя дочерями и сам с открытой формой чахотки в одной жалкой двенадцатиметровой комнатушке, трехкомнатная хрущевка могла показаться настоящим раем. Детей в одну комнату, сами в другую. И даже для тещи имелась комнатка, которая именно так и называлась – тещина.
Но… с тех пор минули годы и десятилетия. Выросли новые поколения советских, а потом и российских граждан, которые, наездившись по заграницам, совершенно не желали нынче касаться головами потолков и не понимали, как это кухня в пять квадратов может казаться нормальной. Одним словом, пусть и реконструированная, но хрущевка оставалась самой собой.
С момента ремонта панели на доме уже пообтерлись, швы между ними разошлись, а кодового замка на железной двери не наблюдалось вовсе. Вместо него виднелось аккуратное отверстие, через которое проветривалось помещение внутри. Впрочем, не только через него. Ремонт внутри подъезда обветшал, даже стеклопакет на втором этаже кто-то умудрился разбить, и через него в дом тоже проникал свежий воздух. Если бы не относительное тепло на улице, жильцам дома пришлось бы померзнуть.
Мариша долго пыталась найти что-то хорошее и наконец сказала:
– Ну хотя бы теперь тут канализацией не воняет.
Милорадов лишь хмыкнул в ответ. Они поднялись на третий этаж, где проживал, согласно документам, их подозреваемый. Дверь им открыли лишь после того, как Милорадов предъявил свое служебное удостоверение и сказал, что ищет Андрея Коробкова.
– Ах, Андрюшка тебе нужен! – раздался старческий голосок. – Что же ты, милок, сразу-то не сказал?
И дверь гостеприимно распахнулась. В дверях стояла маленькая аккуратная старушка в передничке. Она вытирала руки, испачканные в муке, и с надеждой смотрела на Милорадова:
– Посадить его хочешь?
– Хочу.
– Заходи! – еще больше оживилась старушка. – Сам Бог тебя ко мне послал! В ответ на молитвы!
Старушка явно хлопотала с обедом, но, увидев гостей, обо всех других делах просто забыла.
– Садись и слушай! – велела она Милорадову. – Андрюшка мой – проходимец, каких еще поискать! Я тебе все про него расскажу, и ты сам поймешь, что посадить его обязательно нужно.
Старушка до того волновалась, что у нее даже губы затряслись.
– Ох, радость-то какая! – причитала она.
Она резво поковыляла к старинному буфету, с силой вытянула один из ящиков и нашла в нем заветную бутылочку.
– Корвалольчику бы надо выпить, а то как бы не померла я, старая, с радости-то такой!
По комнате немедленно распространился характерный запах, перебивший и запах борща, и все остальные витавшие в доме запахи. Милорадов поморщился. Но Мариша готова была нюхать и похуже запах и сколько угодно долго, лишь бы старушка дала им верный ориентир, куда двигаться дальше.
– Скажите, – не утерпев, обратилась Мариша к старушке. – Кем вам приходится Андрей?
– Анджик-то? Внучок он мой. Дочка моя его в подоле принесла, а от кого – мне и не сказала.
Мариша с удивлением обвела глазами квартиру, в которой они оказались. Обставлена она была совсем небогато или даже сказать – бедно. Но за обу-чение внука этой старушки в «университете» платили. Откуда же деньги?
А старушка между тем продолжала свой рассказ:
– Только сдается мне, что отец Анджика был большим плутом. Не иначе как внучок мой в батю своего пошел. Потому что у нас в роду, сколько я себя помню, таких оторви да брось все же не случалось.
То, что старушка в таких фразах говорила про родного внука, говорило о многом. И в частности о том, что упомянутый Анджик уже здорово допек своих родных, в том числе и бабушку.
– А вы знаете, что ваш внук учится?
– Это да, – согласилась старушка. – Мать за него платит. На двух работах колотится, мою пенсию отбирает, все Анджику на образование. Но и то сказать, способный он, хотя и ленивый. Хотя и не делает ни черта, а сессии как-то сдавать успевает. Пятерок я у него не видела, врать не стану, но четверки и тройки исправно таскает.
– Хороший, выходит, внук?
– Да где тут хороший! Кабы был хороший, разве бы я хотела за решетку его определить!
– Но он же учится.
– Дело-то ведь не в образовании! Пусть бы он у меня хоть экскаваторщиком был, лишь бы честным! А то ведь допек уже всех. И меня, и мать, и соседей, и друзьям в глаза стыдно смотреть. Всем он врет, всех обманывает. Никакого покою с ним нет. То среди ночи убегает, то пьянствует ночами напролет, невесть где болтается. То деньги у него откуда-то появляются, то нет ни гроша. Глаз с ним не сомкнешь!
