Калейдоскоп - Ева Витальевна Шилова
Свобода!
А теперь мобильник вырубить, за «тревожной» сумкой с деньгами и сменой белья в свою собственную квартиру заехать и бегом. Вот теперь дядюшка, придется тебе попотеть, чтоб до меня добраться. И вряд ли ты можешь надеяться, что у меня к тебе нежные чувства прорежутся после стольких-то лет на голодном пайке. Оторвусь, ох, оторвусь! И до тебя доберусь, инквизитор доморощенный, потому что ничего я не забыла. Ни того, что не имел ты права единолично решать мою судьбу, ни того что все-таки попытался это сделать, ни того какими методами воспользовался. Так что теперь у нас расклад простой – либо ты, либо я. Слишком ты меня разозлил, монсеньор. Слишком. Отныне вся эта планета слишком мала для нас двоих.
То, что нас не убивает, делает… ошибку. Мы-то так не ошибемся.
Тебе не жить.
Яхонтовый поворот
Яхонт – это не камень, а название красивого и яркого минерала. Чаще всего яхонтом называли именно рубин. Красный и красивый – эти слова стали синонимами в древнерусском языке, поэтому если хотелось назвать какой-то камень красивым, говорили яхонт. Слово яхонт Даль считает заимствованным из арабской лексики. Считается, что магия этого сaмoцвeтa cпocoбнa защитить от бед, принести счастье и удачу, отвести сглаз и порчу.
«Лаки» Риккардо, капитан Центрального директората уголовно-исполнительной полиции5 дождался, когда последний служащий на этаже хлопнет дверью и отпер нижний ящик стола. Там лежала белая папка с материалами, которые он собирал более четырех лет. Ни за что на свете он бы не признался своим коллегам, что втихаря разрабатывает такую неоднозначную тему. Вот ведь вроде ничего ненормального, или, там, неприличного, а только если коллеги узнают – засмеют всем департаментом, вместе с уборщицами, вахтерами и служебными собаками. «Риккардо балуется мистикой!» И ведь никому не объяснишь, что тут уже пахнет не мистикой, а полновесной уголовщиной, только твердых доказательств у Рика нет. И неизвестно, будут ли.
Началось все лет пять назад, когда очередная Рикова подружка за ужином пожаловалась на свою начальницу. После целой цистерны грязи, опрокинутой на неизвестную ему женщину, во время чего Рик меланхолично кивал, продолжая поглощать равиоли, Фабиана все больше распалялась, и под конец возопила, что больше не может работать с этой вампиршей.
– Ты еще скажи, что она из тебя кровь пьет!
Фабиана неожиданно успокоилась и спокойно ответила:
– Ну, кровь, не кровь, а энергии она у нас попила за это время предостаточно.
– Фаби, ну, что ты несешь, начальница твоя мерзавка, конечно, но вряд ли она заслуживает звания «вампирши».
И тут она сказала Рику интересную вещь.
– А ты никак думаешь, что вампиры – это исключительно бледные немочи с клыками, которые днем спят в гробу, а по ночам ловят одиноких прохожих с целью продегустировать содержимое вен?
– Ну… да.
– Это ты Брэма Стокера перечитал. Или фильмов про Дракулу пересмотрел. Рик, среди вампиров есть такая интересная разновидность, которая и солнца не боится, и от чеснока не шарахается, и кровушкой брезгует, а вреда в результате приносит никак не меньше, чем самые ненасытные кровососы.
– И… кто же это?
– А бывают такие энергетические вампиры. На вид обычные люди, ну как ты, или я, только вот после общения с ними у тебя появляется ощущение, как будто пару тонн камней перетаскал голыми руками. Так, со стороны глядя, они вроде ничего не делают, а сил у тебя ни на что не остается. Зато они… «подпитываются», что ли, чужой энергией. И, между прочим, еще неизвестно, случайно у них это получается, или они своих жертв выбирают каким-то специальным образом, как наша начальница, которая вечно заедается с безотказной Карлоттой. Вот ты – полицейский, призванный охранять закон и пресекать деятельность преступных элементов, а такого «поедателя» энергии даже прищучить не сможешь, поскольку вроде как и не за что!
– А, действительно, за что? Подобный вред никак не отслеживается, даже если допустить, что он и впрямь был причинен.
– А вот и был! Я с первым мужем развелась из-за свекрови, той еще вапирюги! Пока мы жили в одной квартире, она из меня полжизни высосала! Как, бывало, только глянет на меня, у меня все из рук валиться и коленки трясутся! Чуть в могилу не загнала! Я спокойно выдохнула только после развода!
Рик тогда свел разговор к шутке насчет известной «любви» невесток и свекровей, не почувствовав, что задуматься надо было еще тогда. Следующий «звоночек» прозвучал спустя месяц. В процессе допроса подозреваемого Росси в убийстве сослуживца тот до такой степени спокойно признал свою вину, что это выглядело как абсолютно ненатуральная театральная постановка. Сидит такой мелкий очкастенький клерк, соплей перешибешь, и невозмутимо объясняет, как сослуживцу в глаз перьевую ручку воткнул посреди рабочего дня. Причем на лице ни сожаления, ни раскаяния, а только тихое умиротворение. Не менее странным было и поведение остальных сослуживцев. Ничего хорошего об убитом они сообщить так и не смогли, зато убийцу характеризовали как человека высочайших моральных качеств. При передаче документов в суд единственная «шероховатость» того уголовного дела как раз и заключалась в неявном мотиве преступления. «Я просто больше не мог терпеть», – вот и все, что удалось добиться от убийцы. И вот как это понимать? А напоследок, уже выйдя из зала суда, где незадачливый убийца смиренно выслушал приговор, Рик попробовал неофициально в последний раз «достучаться» до одного из свидетелей: «Почему все-таки он его убил?» Свидетель, последних шесть лет проработавший в одном отделе с убийцей и убитым отводил глаза, мямлил, потом предложил выпить по чуть-чуть, и опрокинув залпом рюмку с коньяком, шепотом признался:
– Росси нас буквально спас. Фумагалли-то нас пил каждый день.
– Простите, он… что делал?!
– Не знаю я, как это по-научному называется, а только все силы он из нас выпивал. Госпожа Гвидиче за пять лет в одном с ним помещении в старуху превратилась, и это ей пятидесяти нет. Господин Конте на пенсию раньше срока на пять лет вышел, да так через полгода и угас. Господин Штраух, как почуял, что происходит, контракт разорвал, несмотря на неустойку, и в Австрию обратно укатил, от греха подальше. Мы все, кто еще держались, уже выглядели так, что краше в гроб кладут. Это все
