Что сказал покойник - Хмелевская Иоанна
Он улыбнулся, извиняясь, что покидает меня, и мгновенно затерялся в толпе игроков. Я направилась во вторую комнату, где действительно была рулетка, и даже две рулетки. Возле одной из них как раз освободилось место, которое я поспешила занять. Пальто я сняла и просто накинула на плечи, все, что можно было расстегнуть, расстегнула, сетку и сумку засунула под стул и осмотрелась. Помещение было наполнено людьми, дымом и смрадом. Освещались только столы, все остальное помещение тонуло в полумраке. Общество составляли почтя исключительно мужчины, я насчитала всего четырех старушек — поразительно мало для Дании. Возможно, их было и больше, но больше я уже не считала, так как занялась делом.
Сначала я решила подождать, присмотреться, понять принцип игры и узнать, какие номера выигрывают. Благое намерение, что и говорить, но осуществить его мне не удалось. Все ещё находясь в восторженном состоянии, я не успела оглянуться, как поставила 20 крон на четырнадцатый номер. Теоретически минимальная ставка была 5 крон, но при мне меньше двух десяток никто не ставил. Чтобы, не дай бог, не скомпрометировать себя, я тоже начала с 20 крон, поставила их на четырнадцатый номер, сама не знаю почему, и выиграла.
Тут же передо мной встала новая проблема. Дело в том, что в Шарлоттенлунде мне выплатили выигрыш купюрами по 100 крон, так что моя сумка была до отказа набита деньгами, не говоря уже о всяком другом необходимом дамском барахле; дальнейшие поступления мне просто некуда было складывать. Игра шла на наличные, крупье придвинул ко мне кучку мелочи, я решила сначала её быстренько проиграть, а потом уже подумать над решением проблемы.
Мне удалось спустить половину, а потом я поставила на чёрное, чётное и на четыре номера сразу. И все вышло, вернее, из четырех номеров выиграл, конечно, один, чудес не бывает, но я все равно опять получила кучу мелочи. Четыре раза подряд я ставила на нечётное и выигрывала. Крупье выплачивал мне уже крупные суммы. Тут я отважилась опять покуситься на номер. Сто крон мелочью я поставила на восьмёрку, и восьмёрка вышла. Ничего не поделаешь, деньги надо было куда-то девать, я принялась заталкивать их в сетку, где лежал атлас. Сетка моя была не сетчатой, а из обычной ткани, что оказалось весьма кстати. Мелочь продолжала меня раздражать, я ставила её, не считая, на что попало, и упорно выигрывала. Просто проклятие какое-то!
Наконец я придумала хитрый способ избавиться от мелких денег. Я бросила на красное горсть мелочи (потом оказалось, что там было 120 крон) в надежде, что пропадёт же она в конце концов. Красное выиграло, а я опять бросила. Красное выигрывало, а я ставила и ставила, одновременно пытаясь пересчитать то, что было у меня в руках и на коленях, и раскладывая деньги стопками по сотням, чтобы хоть как-то разобраться в них. Десятикроновыми бумажками я могла бы уже наполнить мешок из-под картофеля. Среди десяток то и дело попадались более крупные купюры. Красное выигрывало с постоянством, достойным восхищения, вместе с крупными банкнотами крупье продолжал подсовывать мне и мелочь, так как честно подсчитывал все до последнего гроша, и я окончательно пала духом. Отказавшись от неравной борьбы с мелочью, я сгребла груду денег с красного, которое тут же перестало выигрывать, и пустила в ход стопки десяток. Дважды я выиграла и полученные купюры, к счастью крупные, тут же затолкала в сетку. Затем я удвоила ставку, стараясь по возможности избавиться от десяток, опять выиграла, и так была поглощена игрой, что ничего вокруг не замечала. Жарко было ужасно, шляпа у меня съехала набок, парик наверняка тоже. Какое счастье, что у меня не было с собой зонтика! Сумки мои под стулом все время кто-то пинал, возможно, я сама, и если бы мне пришлось ещё и о зонтике думать, я бы совсем спятила. Я наклонилась, чтобы затолкать в сетку очередной выигрыш. И тут началось.
Крики, раздавшиеся в районе входной двери, я услышала, когда голова моя была под столом. Поспешно вынырнув, я увидела, что в комнату ворвались какие-то люди, двое или трое. Игроки прервали игру, за соседним столиком поднялся какой-то бледный индивидуум с дико блестевшими главами и пеной на устах. Возникло всеобщее замешательство. В другую дверь ворвался какой-то человек. Таращась во все стороны, я взглянула на него, и он в этот момент посмотрел как раз на меня. Мне показалось, что лицо его прояснилось, и он двинулся явно в моем направлении. Продвигался же он с известными трудностями, так как помещение, хотя и большое, все же было ограничено, людей было много, и все они вдруг в панике начали метаться. Я сама пока не металась, но тоже испугалась и подумала, что если это полиция, то они, чего доброго, отберут и мои честно выигранные в Шарлоттенлунд четыре тысячи, но потом вспомнила, что в случае чего Лысый Коротышка подтвердит мой выигрыш. Тут началась стрельба.
Стрелял тот тип с пеной у рта и диким взглядом. Те, что ввалились в комнату, кинулись к нему, он вырвался и продолжал стрелять куда попало, переполох усилился и крики тоже, прямо Содом и Гоморра. Игроки попрятались под столы, и, пожалуй, я одна оставалась на своём месте. Вряд ли это объяснялось избытком храбрости, я просто-напросто остолбенела.
Вытаращив глаза, смотрела я на то, что творится вокруг. А тот мужчина, что направлялся ко мне, вдруг остановился, сделал ещё два шага, путь перед ним расчистился (большинство игроков уже сидело под столами), он ещё постоял немного, потом колени его подогнулись и он рухнул головой вперёд прямо к моим ногам. И в такой неудобной позе он свалился, что я, хоть и остолбенелая, но побуждаемая чисто человеческим состраданием, наклонилась к нему и попыталась передвинуть его голову с ножки стола на мою сетку, набитую бумагой, следовательно, мягкую. А он, судорожно хватая воздух ртом, явно пытался что-то сказать.
— Ecoutez! — прохрипел он, из чего я сделала вывод, что раненый намерен говорить по-французски.
— Ладно, ладно, — успокаивала я его. — Тихо, не надо говорить…
— Слушай, — с усилием повторил он и продолжал, задыхаясь и останавливаясь после каждого слова: — Все… сложено… сто сорок восемь… от семи… тысяча двести два… от Б… как Бернард… два с половиной метра… до центра… вход… закрыт… взрывом… повтори…
Все это он выдавил из себя как одну непрерывную фразу, и я не сразу поняла, что последнее слово относится ко мне. Это его очень рассердило.
— Repetez! — простонал он с таким отчаянием, что чуть было тут же не окочурился.
Память у меня всегда была хорошая, повторить нетрудно, тем более что нехорошо препираться с умирающим, и я повторила:
— Вес сложено сто сорок восемь от семи, тысяча двести два от "Б", как Бернард, вход закрыт взрывом, два с половиной метра до центра.
Я немного переставила слова, это опять его рассердило, и он начал повторять фразу с начала, через каждое слово заклиная меня хорошенько все запомнить. И совершенно излишне, я была уверена, что до конца дней своих не забуду всего, что тут происходит. Тем не менее я покорно повторяла за ним каждое слово.
— Связь… торговец рыбой… Диего… па дри… — добавил он и покинул сей бренный мир.
Я не знала, что такое «па дри», да и вообще не поняла ни слова из того, что он говорил, то есть слова-то сами по себе были понятны, но что все это означало? Смутно я сознавала, что мне доверена какая-то важная тайна. А важные тайны отличаются тем, что неизвестно, для чего они существуют.
Занятая умирающим, я не следила за развитием событий в зале. Теперь же, подняв голову, увидела, как в ту самую дверь, в которую вошёл покойный, ворвался какой-то человек с револьвером в руке и бросился к трупу.
— Умер? — крикнул он мне, хотя и дураку было ясно, что тот умер. Впрочем, вновь прибывший и не ждал моего ответа, а сразу же накинулся на меня, для разнообразия по-английски:
— Он говорил с тобой? Что сказал? Отвечай! — И с этими словами ткнул своей пушкой прямо мне в печень. Мне это очень не понравилось. Я вообще не выношу, когда меня принуждают силой что-то делать, а моя печень и без того доставляет мне неприятности. Так что подобные манипуляции с ней уже совершенно излишни. Вот почему я ответила только одним польским словом — коротким и выразительным. Но даже если бы и хотела, я ничего не смогла бы ему объяснить, потому что он вдруг резко изменил свои намерения, схватил меня и поволок к той двери, из которой появился. Я едва успела прихватить свою сумку и сетку.
