Евгений Дрозд - ПОСЛЕДНЕЕ ДЕЛО НИРО ВУЛФА

— Никаких сомнений! — заявил инспектор Кремер. — Труп в вашей кладовке — это Пол Найдер. И я требую объяснений — как и зачем вы это сделали?!

— Да как вы смеете?! — заорал на инспектора Вулф. — Какое вы имеет право утверждать подобное?! У вас что — есть доказательства?

— Да какие тут нужны доказательства?! — завопил в ответ Кремер. — Кто еще в целом свете сможет такое обстряпать, как не Ниро Вулф с его распроклятыми гениальными мозгами?! Или, по–вашему, я это сделал?

— А почему бы и нет! — взревел Вулф. — За те десятилетия, в течение которых нам с вами приходилось сталкиваться, вы могли накопить столько ненависти, что теперь на все способны. Я отказываюсь выслушивать всякие бредовые и бездоказательные обвинения в свой адрес, и с этой минуты вам никто здесь не ответит ни на один ваш вопрос, пока сюда не прибудет мой адвокат. Арчи! Срочно вызови Паркера.

Я поднял трубку, но остановился.

— Патрон, Паркер сейчас во Флориде.

— Ну, так зови того, кто его замещает, какая разница! Нам нужен адвокат.

Я дозвонился до конторы Натаниэля. После того, как я сумел втолковать секретарше, что нам нужно, она передала трубку некому Эймону Уилсону, человеку в фирме Паркера, видимо, новому, я его не знал. Я протянул трубку Вулфу.

— Хэлло, — сказал Ниро, — простите, сэр, с кем я говорю?.. Рад познакомиться, мистер Уилсон… Да, адвокат… Если вы замещает Паркера… Да, желательно, чтобы вы приехали и как можно скорее.. Адрес?.. Манхэттен, Тридцать пятая улица, дом…

Сильный удар потряс фундамент и стены нашего дома. Звякнули пустые пивные бутылки на столе Вулфа, с потолка посыпалась меловая пыль. Мы тревожно переглянулись. Но Вулф, кажется, и не заметил подземного толчка. Его глаза остекленели, губы зашевелились по–рыбьи — то вытягивались трубочкой, то втягивались в рот. Верный признак напряженного мыслительного процесса. Но Эймон Уилсон этого не видел, и из телефона доносился его квакающий требовательный голос. Я уже хотел, было, взять трубку и объяснить ситуацию, когда Ниро вышел из транса и отрывисто произнес в микрофон:

— Извините, мистер Уилсон, ситуация изменилась. Адвокат нам не нужен. Приношу свои извинения за беспокойство.

И бросил трубку на рычаг.

Повернулся к нам, выпрямился. Обвел всех нас величественным взором и произнес:

— Я знаю имя убийцы. Я знаю, кто это сделал.

Кремер заскрежетал зубами. Перед ним снова во всем своем величии был прежний Ниро Вулф, который на протяжении десятилетий, раз за разом, сажал его, Кремера, в лужу.

— И кто же это? — проскрипел инспектор. Похоже было, что слова даются ему с трудом.

— Мой враг, — помрачнев, ответил Вулф. — Мой самый старый и самый неотступный враг… Только ему под силу проделать такое…

Мы ошарашено молчали. Никто из нас и понятия не имел, что в прошлом Вулфа кроется какая–то тайна. Да, собственно, что мы знали о его прошлом? Мне, например, из всяких случайных фраз было известно лишь то, что в молодости Вулф был очень беден и что ему случалось выполнять поручения австрийского правительства, какую–то конфиденциальную миссию в Испании. Вот, пожалуй, и все.

— У вас есть враг? — недоверчиво спросила Лили. — Такой враг?!

— А как вы думаете, — с горечью сказал Вулф, — почему я живу затворником в этом доме и боюсь надолго его оставлять? Почему вот уже сорок лет я боюсь даже смотреть на женщин?..

— Так кто же он?! — заорал Кремер.

— Чуть позже вы это узнаете, это я вам гарантирую. Более того, вы его увидите — он сам сюда придет. А пока назовем его мистер Икс и как следует приготовимся к его встрече.

Он повернулся ко мне.

— Арчи, подай мне, пожалуйста, телефонную книгу. Спасибо. А теперь, будь добр, приведи сюда Фрица и Тео.

Я молча повиновался.

Садовник с поваром к этому времени навели относительный порядок в оранжерее и прибирались в спальнях.

Втроем мы спустились в кабинет и застали там Вулфа, беседующего с детективами. Инспектор Кремер сидел в тупом оцепенении в желтом кресле. Лили растерянно глядела на моего патрона.

— Что тут еще произошло? — тихо спросил я ее.

— Мистер Вулф дозвонился до ближайшего оздоровительного центра и вызвал оттуда диетолога и специалиста по бодибилдингу. После этого позвонил в главную мечеть Нью–Йорка и попросил прислать нам какого–нибудь муллу. Кажется, его просьбу удовлетворили.

Удивляться–то я еще не разучился, но вот запас средств, с помощью которых это чувство можно выразить, растратил за сегодняшний день полностью. Поэтому я молча смотрел в лицо Лили и не знал, что сказать.

— А–а!.. — воскликнул Вулф. — Фриц, Тео, вот и вы. Идите сюда…

— Сэр, — сказал Хорстман, — мы еще не закончили приборку…

— Это совершенно не важно, есть дела более срочные. Фриц, сегодня у нас в доме состоится торжественный обед, я хочу, чтобы ты немедленно приступил к его подготовке. Это должен быть королевский обед, ты понимаешь, что я имею в виду… Меню обсудим чуть позже. Накрыть следует в этом кабинете. Господа Сол, Фред и Орри любезно согласились помочь тебе перетащить в кабинет большой стол из столовой. Накрывать надо на… — Вулф на секунду задумался, — да, на четырнадцать персон: все присутствующие, включая вас, Фриц и Тео, а также сержанта Стеббинса. Я полагаю — взгляд в сторону Кремера — он тоже имеет право все узнать. Плюс четыре гостя, включая убийцу. Так… Что теперь?.. А, Арчи, скажи, друг мой, у нас в доме есть американский флаг?

— Есть, сэр, — ответил я, глядя Вулфу в глаза — туповато, но преданно.

— Будь любезен, принеси его.

Я молча повиновался.

Вообще–то за долгие годы нашей совместной работы у меня не один раз возникала мысль, что, мол, вот, наконец–то шеф, как и положено гению, сошел с ума, но всякий раз развитие событий доказывало мою неправоту. И я привык выполнять любое его поручение беспрекословно, каким бы идиотским, на первый взгляд, оно не казалось. Я уже знал, что за внешней нелепостью обязательно кроется некое рациональное зерно, понимание которого мне временно недоступно. Ну, что поделаешь, из нас двоих гений именно он, а не я. Я всего лишь исполнитель.

Поэтому я просто спустился в подвал и извлек из кладовки (слава богу, не той, в которой произошло убийство), флаг. Фриц вывешивал его на крыше нашего особняка 4 июля и в День Благодарения. Войдя в кабинет с развернутым стягом на плече, я вытянулся перед Ниро во фрунт и отрапортовал:

— Приказание выполнено, сэр! Дальнейшие указания?

— Вольно, Арчи. Дело в том, что вскоре должны прибыть гости. Два джентльмена прибудут на красном «мустанге», и еще один на зеленом «шевроле». Со всеми договорено, что они узнают мой дом по следующему признаку: на крыльце будет стоять человек и размахивать флагом. Вот ты, Арчи, этим и займешься. Иди. Да, и пришли сюда Стеббинса, нечего ему там торчать…

Я молча повиновался.

На крыльце меня ждало новое потрясение. Ну, во–первых, шел дождь. Но не простой, а так называемый «слепой», когда ярко светит солнце. Я поднял голову. Справа, со стороны океана, на Лонг–Айленд надвигалась густая, плотная, черная туча, прорезаемая огненными нитями молний. Она заняла уже полнеба. Левая половина сияла чистейшей голубизной. За моей спиной припекало солнце, а перед мной над черепичными, островерхими крышами старинных особняков и кронами старых вязов, кленов и каштанов безмятежно простерлась радуга. А во–вторых, перед домом стояла толпа из нескольких сот, если не тысяч человек. Не знаю, когда и зачем собрались здесь эти люди, но они стояли совершенно неподвижно, разбившись на кучки по пять–десять человек, и молча смотрели на наше крыльцо сквозь подсвеченные солнечными золотом дождевые струи. Я обвел толпу взглядом и понял, что большая часть присутствующих мне знакома. Я знал, что если задержу взгляд на любом из них больше, чем на секунду, то моя тренированная память профессионала тут же начнет выдавать информацию: имя, фамилия, профессия, где и когда, при каких обстоятельствах… Но я этого не делал, ибо в каждой кучке было два–три человека, внешне ничем не отличающихся ото всех остальных, но один только взгляд на которых повергал меня в ужас. Мне даже показалось, что боковым, периферийным зрением я улавливаю над их головами какие–то черные, как бы дымчатые столбы, уходящие в небо. В ближайшей к крыльцу группе это была молодая девушка, которую я точно знал, но одна только мысль о том, чтобы вспомнить ее имя, вызвала у меня ощущение ледяной пустоты внизу живота. Я перевел взгляд на Перли Стеббинса, на его бледное лицо и бегающие глаза, и понял, что он перепуган до смерти.

— Идите в дом, сержант, — сказал я.

Оказалось, что даже таким животным не чужды человеческие чувства. Видели бы вы исполненный благодарности взгляд, которым он одарил меня, прежде чем юркнуть в дверь.

Я развернул знамя и принялся размахивать им, стараясь не глядеть на неподвижную молчащую толпу. Чувствовал я себя при этом полнейшим идиотом. К счастью, красный «мустанг» приехал довольно быстро. Два вышедших из него джентльмена вызывали античные ассоциации. Стройный, как Аполлон, мужчина с карими глазами, смуглой кожей и вьющимися волосами назвался Лучано Пачифико и оказался диетологом. Второй, нордического типа блондин, смахивающий на Геркулеса, был, конечно же, спецом по бодибилдингу. Он представился, как Свен Андерсен. Я обменялся с ними рукопожатиями и предложил пройти в дом, там, мол, вас встретят. Сам же продолжил свои эволюции со стягом, пока не дождался появления зеленого «шевроле». Из машины вылез негр в ослепительно белом костюме и черной водолазке, с бритым наголо черепом и аккуратной седой бородой. Негр поднялся на крыльцо, сотворил намаз и представился как Зун–н–Нун аль–Мухасиби, муфтий мусульманской общины города Нью–Йорка. Надеюсь, я достаточно хорошо владею своими лицевыми мускулами, чтобы дать высокому гостю понять, что для нас прием духовных лиц такого ранга — дело обыденное и даже в чем–то плевое. Что папа римский, что далай–лама, нам все едино…