Иоанна Хмелевская - Всё красное (пер. В. Селивановой)
– Почему ты так рискуешь? – упорствовал Эдик, правда, уже немного тише.
– Зачем пускаешь в дом таких людей? Ведь я же тебе писал…
Мрак вокруг красного абажура взорвался разноголосым шумом. Собравшиеся, уяснив состояние Эдика, сочли нужным заглушить его выкрики – неизвестно ведь, что еще он вздумает проорать, лучше, щадя Алицию, сделать вид, что не услышишь. Усилия девяти человек увенчались успехом. Голос Эдика потонул в общем гаме. Лешек кричал Генриху что-то о стеньгах и форштевнях, Анита настойчиво предлагала всем доесть два оставшихся бутерброда, Зося голосом валькирии заставляла Павла открывать бутылки пива.
Алиция присела на ручку кресла к Эдику и попыталась его образумить.
– Веди себя прилично, ты ведь находишься в Дании, здесь не принято кричать.
– Но я же писал тебе, чтобы ты была осторожна! Я тебя предупреждал! Ведь я же писал…
– Может, и писал, но я не читала.
– Алиция, вскипел чайник! – позвала из темноты Эльжбета.
– Ну дак я тебе сейчас скажу, – Эдик упорно придерживался темы. – Если ты не читала моего письма, я тебе скажу сейчас своими словами. И ему тоже скажу… А почему ты не прочла мое письмо?
– Потому что оно куда-то подевалось, и я не успела. Ну, хорошо, хорошо, ты мне все скажешь, но не сейчас же, когда у меня гости!
– Нет, сейчас же! Вот именно сейчас же!
– Ну ладно, пусть сейчас же, только минутку подожди, пока я приготовлю тебе кофе.
Я бестактно подслушивала их разговор, который представлял для меня исключительный интерес. Алиция пошла готовить кофе, а я взялась ей помогать, чтобы она поскорее управилась и продолжила прерванную беседу. Мы быстро приготовили кофе, но потом понадобилось принести сливки, потом сахар, соленые палочки, пиво, коньяк, швейцарские шоколадки и польский сырник, сигареты и фрукты. В освещенном проеме дверей материализовывались из темноты и в ней же растворялись какие-то фигуры, под торшером появлялись и исчезали какие-то ноги. Эдик получил свой кофе, успокоился и умолк, возможно, утомленный коротким, но изматывающим выступлением.
– И ведь это еще не все, – мрачно сообщила Алиция, опустившись на минуту в кресло рядом со мной. – Еще приедут Владя с Марианной.
– Господи боже мой! И тоже к тебе?
– Тоже ко мне. Если до этого Лешек с Эльжбетой уедут, будет, где их положить, если нет – мне придется снять для них номер в гостинице. Того и гляди у меня кончится постельное белье. Самое же плохое, я не знаю точно дня их приезда, так как они путешествуют.
– Где путешествуют? – автоматически поинтересовалась я, хотя мне было до лампочки, где именно путешествуют Владя с Марианной. Меня ошеломило это форменное нашествие на Аллерод. Ужасно, что из своего путешествия они приедут именно сюда!
Алиция тем не менее удовлетворила мое любопытство:
– Кажется, в Бельгии.
– Ну, тогда им и в самом деле по пути, ведь из Бельгии в Швейцарию иначе как через Данию не попадешь!
– Они вовсе еще не возвращаются в Швейцарию, им надо в Норвегию. Как ты думаешь, он заснул?
Я взглянула на пурпурные ноги Эдика. Они были неподвижны.
– Похоже, спит. Показательные выступления утомили его. Будешь будить или оставишь его так спать до утра?
– Пока не знаю. Интересно, что он мне писал в своем письме?
– А ты хоть получила это его письмо?
– Получила, но не прочла. Меня кто-то отвлек, когда принесли почту, а потом письмо куда-то задевалось. Ума не приложу, куда я его могла сунуть. Пыталась разыскать перед приездом Эдика, неудобно все-таки, да без толку. Понятия не имею, что он такое хотел сказать. Говорит, важное, но ведь по пьяной лавочке что угодно можно наговорить.
Стоит ей сейчас сообщить о моем деле к Эдику? Может быть, оно как-то связано с его выкриками? Да и вдруг сама Алиция что-нибудь знает? Подумав, я решила пока подождать, сейчас не самый подходящий момент для серьезного разговора, в этой обстановке вряд ли она в состоянии уяснить что бы то ни было. Все равно потом придется повторять, только лишний труд.
Была уже полночь, когда хорошо воспитанная Эва подала сигнал к окончанию вечера – к большому огорчению гостей. Алиция включила свет по другую сторону дома, над дверью у калитки. Наконец-то стало светлее. Вся банда вывалилась на улицу, к машинам Роя и Генриха. Под торшером остался один Эдик, мирно спящий в своем кресле.
– Ну наконец-то тихо! – измученным голосом произнесла Зося, когда мы с ней вернулись на террасу.
– Оставь, я сейчас уберу. Павел, за работу! И включи свет в комнате. Алиция, оставь посуду, говорю тебе, лучше займись Эдиком!
– Эдика советую приберечь на конец, – сказала я Алиции, собирая на подное посуду. – Сначала приготовь ему ложе, а потом мы его туда перетащим.
– Дайте мне в помощь Павла – постель принести, – попросила Алиция с тяжким вздохом. – Какое счастье, что больше нечего обмывать!
Эльжбета под нажимом отца приступила к мытью посуды. Мы с Зосей наводили порядок на террасе. Лешек с Павлом перенесли в комнаты часть стульев и кресел и помогли Алиции приготовить для всех спальные места.
– Кто спит на катафалке? – тихонько поинтересовалась я у Зоси, убирая вместе с ней ящики и пуфики, игравшие роль столиков.
– Спал Эдик, – так же тихо, чтобы не услышала Алиция, ответила Зося. – Но думаю, сегодня его лучше уложить здесь, на диване. До катафалка ведь придется тащить его или через весь дом и потом по лестнице, или через сад и опять же по ступенькам.
– Так посоветуй это Алиции.
Катафалк стоял на возвышении в бывшей мастерской Торкиля, в свое время пристроенной им к дому со стороны садика.
Разумеется, это был не настоящий катафалк, а просто очень сложной конструкции кровать, приобретенная заблаговременно гостеприимными хозяевами дома в заботе о возможных больных гостях. Торжественность и высота этого сооружения, на которое приходилось взбираться, как на верхнюю полку в спальном вагоне, неизбежно ассоциировались с погребальными свечами и запахом ладана.
Выглядело это спальное место, прямо скажем, не очень уютно, но при ближайшем знакомстве оказывалось неожиданно весьма удобным. Алиции почему-то очень не нравилось, что мы между собой прозвали его катафалком, поэтому из уважения к чувствам хозяйки мы старались не произносить в ее присутствии этого слова.
– Может, ты и права, – согласилась Алиция с Зосей, бросив взгляд на Эдика, спящего в своем кресле, свесив голову. – Пожалуй, так и в самом деле будет проще.
– А кто же тогда будет спать на катафалке? – вырвалось у Павла. – Тьфу, я хотел сказать – на постаменте.
– Павел! – укоризненно прикрикнула на него Зося, подметив гневный блеск в глазах Алиции.
– Ну, на этом… как его… для больных гостей… операционном столе?
– Павел!!
– Ну ладно, молчу, молчу.
Я попыталась загладить бестактность Павла:
– А кто до этого спал на диване?
– Эльжбета, – Зося с готовностью приняла мою помощь. – Поэтому она пусть перейдет на пьедестал… то есть, я хочу сказать, на ту кровать…
– Эльжбета! – позвала Алиция, обескураженная всеми этими сложностями. – Будешь спать в гробу?
– Могу, – ничуть не удивившись, согласилась Эльжбета, появляясь в проеме кухонной двери с тарелкой в руках. – А у тебя есть гроб?
– Есть. В мастерской.
– Какое-нибудь новое приобретение? – вежливо поинтересовалась Эльжбета.
– Вроде ничего такого у тебя раньше не было.
– Было. Катафалк, – Алиция ядовито посмотрела на нас. – Раз уж они уперлись называть это ложе катафалком, могу я себе позволить сделать следующий шаг?
– А, катафалк! Ну так бы и сказала. Пожалуйста, я могу спать на этом памятнике. Мне никогда не снятся сны.
Поскольку у меня нет никакого опыта в обращении с пьяными, к тому же я жутко устала – ведь прямо с дороги угодила на званый вечер – я не предложила своих услуг для транспортировки Эдика. Меня не было на террасе, когда Алиция, Зося и Лешек приступили к ней. Из дому я выскочила лишь на крик Зоси, столкнувшись в дверях с Павлом.
В свете, падавшем из комнаты, отчетливо предстало смертельно бледное запрокинутое лицо Эдика и его неподвижные широко раскрытые глаза, уставившиеся в черное небо.
Эдик был мертв.
* * *
Утром мы собрались в кухне, измученные бессонной, невыразимо тяжелой ночью. Алиция уже, наверное, в сотый раз что-то объясняла по телефону полицейским властям. Надо сказать, что полицейские власти взялись за нас с энергией, превосходящей всякие ожидания. С полвторого ночи до пяти утра через сад и дом Алиции протопали целые табуны полицейских в поисках орудия преступления – пока еще точно не известно, какого. Все их усилия установить с нами контакт на датском языке оказались тщетными, хотя они вновь и вновь предпринимали попытки. Результаты как поисков орудия преступления, так и попыток получить от нас хоть какие-нибудь сведения оказались плачевными, а измотаны мы были страшно. Слабым утешением служило лишь сознание того, что и четверым уехавшим гостям тоже не дали спать и что их тоже, в Роскилле и Видовре, терзают вопросами стражи порядка.
