Татьяна Луганцева - Антракт для душегуба
– А может, ты меня до сих пор любишь? – спросила Марина, прищуривая густо накрашенные глаза и принимая, как ей казалось, соблазнительную позу.
Со стороны это выглядело вульгарно и некрасиво. Светлана Ивановна прекрасно понимала, чем эта женщина взяла ее неопытного сына в молодости, – девица, несмотря на ангельскую внешность, имела уже большой опыт общения с мужчинами. Но теперь ангельской внешности нет, жизнь Марину явно потрепала – связь с уголовником, затем череда любовников, пьянки и оргии… Так что и с возрастом ни нравственности, ни порядочности в ней не прибавилось. Да, раньше Габриэль любил Марину, а любовь, как известно, слепа. Однако сейчас он смотрит на свою бывшую жену так же холодно, как и она. И как бы Марина ни старалась, ни сексуальной, ни какой другой притягательности у нее уже нет. Светлана Ивановна это знала, и ей было откровенно смешно наблюдать за потугами бывшей невестки.
– Нет, любви точно нет, – рассмеялся Габриэль, подтверждая мысли матери.
Светлана Ивановна прикрыла глаза. Много раз за прошедшие годы она видела рядом с сыном красивых, молодых и постарше, бедных и состоятельных женщин. И порой думала: все, Габриэль наконец остановится, создаст новую семью. Но тот опять расставался со своей пассией и заводил следующую подружку. Словно боялся: не дай бог, отношения перейдут на новый, серьезный уровень. А подружки были такие, что Марина и рядом не стояла. Теперь он уже не был тем наивным парнем с горящими глазами, который надеялся поймать всех преступников в мире. У него появился опыт и вместе с ним цинизм. А на женщин он смотрел как на зверушек за стеклом, созданных для одной функции. Кажется, Марина уже почувствовала это и поняла, что больше ее обаяние не действует, не «прокатывает» на бывшего мужа, от этого и бесилась еще больше.
– Что? Бросил старую жену, сменив на десять молодых? Кобель! И ты меня еще учить будешь?! – завизжала она.
– Не я тебя бросил, ты сама ушла, – спокойно ответил Габриэль.
– Я все осознала. Я могу вернуться, котик? Теперь все будет по-другому, – замурлыкала женщина, изображая юную прелестницу.
– Нет, этого не будет, даже если наступит конец света. По-другому будет точно. Потому что – без тебя, – засмеялся он.
– Подумай о дочери!
– Я только о ней и думаю. Поэтому до сих пор еще с тобой разговариваю.
– Сволочь! – снова взвилась Марина. – Это ты меня сделал несчастной!
– Каким же образом? – усмехнулся Габриэль.
– Я вроде как плохая, а ты хороший, поэтому-то ты меня всегда бесил. Но я, к сожалению, не могу отделаться от того, что всех подспудно сравниваю с тобой, и остальные мужчины проигрывают. Дай мне шанс исправиться!
– Нет. – Габриэль оставался непреклонен.
– Марина, не унижайся, уходи, – посоветовала бывшей невестке Светлана Ивановна. – Твой поезд, как говорится, давно ушел.
– Вы тоже как змея! – накинулась та на свекровь. – Нет бы сейчас по-женски объединиться и помочь нам с Габи воссоединиться. Вы же хотите, чтобы сынок прекратил таскаться и стал семейным? Я – его жена! Единственная!
– Словосочетание «нормальная семья» и ты – вещи несовместимые, – ответила Светлана Ивановна, давая понять сыну, что сама может за себя постоять.
– Он был счастлив только со мной!
– Это прошло, как страшный сон, – заверил Габриэль, уже не слушая ее и занимаясь своими делами.
– Ты так подло отомстил мне! Ты разрушил мою жизнь! – заплакала Марина. – Ведь это твои люди убили Гену? Он вам давно мешал.
– Не говори глупостей! Наши ребята просто взяли бы его. А если бы и застрелили, то только при оказании сопротивления. Но твоего Гену расстреляли, как бешеную собаку, из украденного оружия такие же отморозки, как он сам, – резко отозвался Габриэль.
– Не верю! Все подстроил ты, чтобы я осталась без средств существования! – рыдала Марина, вызывая к себе всего лишь брезгливую жалость.
– Прекрати! Что тебе надо? Денег? Я дам тебе денег, только прекрати!
Так всегда заканчивалась встреча бывших супругов.
И потом, чтобы не видеть ни саму Марину, ни ее унижения и не слушать опять одни и те же оправдания и обвинения, Габриэль назначил ей весьма приличное месячное содержание. Пообещал, что будет перечислять деньги на карточку, но с условием: если она снова начнет просить больше, то не получит и этого. А главное – чтобы по возможности он ее больше не видел. На том и порешили.
Конечно, Марина хотела иного – мечтала вернуться к нему и владеть всем имуществом на законных основаниях, однако пришлось довольствоваться малым. И женщина смирилась.
– Прикольно, как говорит современная молодежь… – заметила однажды Светлана Ивановна.
– Что именно? – спросил Габриель.
– Ты содержишь бывшую жену.
– Так легче. Лишь бы отстала! Да мне это и не тяжело, ты ведь знаешь. Помогаю же я собакам и кошкам. Отчего ж не подкинуть некую сумму и Марине? – ответил сын, подсознательно демонстрируя свое отношение к прежней супруге.
Что ж, она такое отношение заслужила.
Глава 2
Габриэль к сорока годам носил уже погоны подполковника и был начальником отдела. Однако он очень любил следственно-розыскную работу и, хотя руководство его ругало за это, частенько лично участвовал в задержании преступников. Просто Габриэль был таким человеком, что не мог прятаться за спинами своих подчиненных, предпочитал все делать сам, тем более что имел прекрасную физическую форму. Это подтверждали спортивные разряды по боксу, самбо и плаванию. Одним словом, подполковник являлся отнюдь не случайным человеком на задержаниях, был не помехой оперативникам, а как раз наоборот.
И вот пару лет назад на одной из операций случилось непоправимое – Габриэль получил ранение в голову. Пули прошли навылет, но он два месяца провел в коме, потом полгода длилась реабилитация. Чудо, что вообще остался жив!
Марина, едва услышав о его ранении, встрепенулась и начала суетиться по поводу наследства, ведь ее дочь Лариса вместе со Светланой Ивановной являлась наследницей первой очереди. Но бывший супруг опять не оправдал ее чаяний и выздоровел.
Одна пуля раздробила челюсть. Этот дефект был исправлен несколькими пластическими операциями, хотя некоторая асимметрия при внимательном рассмотрении оставалась. А вторая пуля повредила глаз, отчего он стал немного косить. При том что до сего момента лицо Габриэля было совершенным, последствия ранения наносили ему некоторую психологическую травму. И тем не менее жизненно важные центры остались нетронутыми. В связи с этим коллеги подтрунивали над подполковником: вот у нас какой начальник, всем начальникам начальник, даже пули в голову не приносят ему особого вреда.
Габриэль никому ни на что не жаловался, но, конечно, такое ранение не могло пройти для него бесследно. Он стал неважно видеть на один глаз, иногда у него шумело в голове. Когда сильно волновался, тряслись руки, а иногда мучили жуткие головные боли вплоть до потери сознания. Причем приступ мог накрыть в любой момент, иногда в самый неподходящий. Отныне подполковник уже не рисковал выезжать с товарищами на задания и занимался только следственной работой.
Не так давно в один из рядовых трудовых дней Габриэля вызвал к себе начальник генерал Василий Николаевич Ярошенко. У него в кабинете было светло и просторно, обстановка строгая, на стене – портрет президента, как и положено. Вот только сегодня генерал не смотрел в глаза подчиненному и как-то странно покашливал, словно сильно волнуясь. Габриэль сразу понял: разговор предстоит серьезный, если не сказать тяжелый. Хотя подсознательно он был к этому готов, поскольку в свете последних преобразований в их структуре уже ждал вызова к шефу.
– Присаживайся, Габриэль, располагайся, как у себя, – предложил начальник. – Собственно говоря, мой кабинет для тебя, наверное, тоже родной – сколько мы здесь совещаний провели, сколько отчетов закрыли, сколько приказов и распоряжений услышали… Ты – человек, которого всем можно ставить в пример. Ты навсегда в списке лучших сотрудников внутренних дел. И как висел на доске почета, так и будешь висеть…
Произнеся последнюю фразу, довольно неловкую по форме, генерал как-то смущенно крякнул.
– Многообещающее начало… – усмехнулся Габриэль. – Хотелось бы не только висеть, но и дальше доказывать свою пригодность службе делом.
– Так ты и доказываешь! Сколько у тебя наград? Хотя сам ты всегда больше гордился раскрытыми делами, а не наградами и грамотами. Умный черт, даже пули тебя не берут! После такого ранения раскрываемость у тебя не изменилась, мозг остался тем же… Но я вижу, что тебе порой трудно приходится.
– Ну, раскрываемость-то у нас на прежнем уровне, а вот я сам несколько изменился. Да, бывает тяжело. Но я справляюсь. – Подполковник говорил ровным, уверенным тоном.
Генерал вздохнул и продолжил:
– Это знаем ты, я и наш доктор, у которого ты проходишь медосмотр. Кстати, врач закрывает глаза на некоторые вещи, но совесть свою выключить не может, у меня есть рапорт о твоем здоровье и проблемах. Ты вполне мог бы уйти на заслуженный отдых, на инвалидность, на хорошую пенсию. Но я знаю: тебя это не прельщает. Ты – трудоголик. И счастлив тем, что приносишь пользу именно на том месте, где находишься.
