Гарри Кемельман - Пятница, когда раввин заспался
— Стало быть, вы познакомились с девушкой, чтобы заполнить образовавшуюся пустоту.
— Не буду кривить душой, рабби. Платоническая дружба не входила в мои планы. Я познакомился с девушкой в ресторане «Прибой». Кабы полиция хотела раскрыть убийство, а не пришить его мне, давно расспросила бы официанток и посетителей, и они бы сказали, что видели, как девушка сидела за одним столиком, а я — за другим, и как я подошел к ней, чтобы представиться. Все видели, что я подбивал клинья. Но потом, когда мы поели и малость поболтали, я понял, что девушка напугана, и не на шутку, однако изо всех сил старается не подавать виду и быть веселой. По-моему, это значит, что она предчувствовала беду.
— Возможно. Во всяком случае, это заслуживает внимания.
— Мне стало жаль её. Я даже забыл, что хотел приударить за девчонкой. Она больше не интересовала меня с этой точки зрения, и мне хотелось только приятно провести вечер. Мы поехали в Бостон и сходили в кино, — Бронштейн помолчал и, внезапно решившись, подался вперед, понизил голос, будто боялся, что его подслушают, и скороговоркой продолжал: — Поведаю вам то, что скрыл от полиции, рабби. Серебряная цепочка, которой её задушили. Это я купил её девушке перед походом в кино, прости меня, господи.
— Вы не сказали об этом полиции?
— Совершенно верно. По собственной воле я не выдам им ничего такого, что можно будет обратить против меня. Судя по тому, как велся допрос, они ухватятся за эту цепочку и докажут, что я весь вечер вынашивал планы убийства. Я и вам-то о ней рассказал лишь затем, чтобы вы поняли, что я не вру.
— Хорошо. Куда вы отправились потом?
— После кино заглянули в ресторан, отведали оладий с кофе, а затем я отвез её домой. Подъехал прямо к двери, остановился, ни от кого не прячась.
— Вы заходили в дом?
— Разумеется, нет. Мы довольно долго сидели в машине и болтали. Я даже ни разу не обнял девчонку. А потом она поблагодарила меня, вылезла и вошла в дом.
— Вы условились о новой встрече?
Бронштейн покачал головой.
— Я прекрасно провел вечер. Полагаю, и она тоже. Когда мы подъехали к дому, она была куда раскованнее, чем за обедом. Но мне незачем было опять встречаться с ней.
— А потом вы отправились домой?
— Совершенно верно.
— Ваша супруга уже спала?
— Наверное. Иногда мне кажется, что она только притворяется спящей, но, во всяком случае, она лежала в постели, и свет был погашен.
Раввин улыбнулся.
— Она сказала мне то же самое.
Бронштейн вскинул голову.
— Значит, вы виделись с ней? Как она там? Как восприняла случившееся?
— Да, я с ней виделся, — перед мысленным взором раввина все ещё стоял образ худенькой бледной женщины в инвалидном кресле, с тронутыми сединой волосами, зачесанными назад, с высоким гладким лбом, точеными чертами и живыми умными серыми глазами. — Она выглядит довольно бодро.
— Бодро?
— Думаю, это требует от неё определенных усилий, но, насколько я понял, она свято верит в вашу невиновность. Говорит, что, кабы вы и впрямь убили девушку, она поняла бы это с первого взгляда.
— Едва ли такие показания помогут мне в суде, рабби, но мы с женой действительно очень близки. Большинство замужних женщин занято детьми, а о мужьях почти не думает. Но моя жена уже десять лет как болеет, и мы проводим вместе гораздо больше времени, чем другие супруги. Мы уже почти научились читать мысли друг друга. Вы понимаете меня, рабби?
Раввин кивнул.
— Конечно, если она лишь притворялась спящей… — продолжал Бронштейн.
— Она говорит, что всегда дожидалась вас, только не по четвергам. Возможно, уставала после увлекательной игры в бридж. Правда, ваша супруга уверяла меня, что дело в другом. Зная о ваших свиданиях, она делала вид, будто спит, чтобы не ставить вас в неловкое положение.
— О, боже! — воскликнул Бронштейн и закрыл лицо руками.
Раввин с сочувствием посмотрел на него и решил, что сейчас не время для проповедей.
— Она сказала, что все понимает, и ей не больно.
— Она правда так сказала? Понимает?
— Да, — раввин почувствовал неловкость и попытался сменить тему. — Скажите, мистер Бронштейн, ваша супруга никогда не покидает дом?
Лицо Мела разгладилось.
— Отчего же? В хорошую погоду я вожу жену кататься, если ей этого хочется. Мне нравится сидеть за рулем, если она рядом. Будто в старые добрые времена, когда жена была здорова. Никакого инвалидного кресла или других напоминаний о её болезни. Хотя у нас есть складной стул на колесиках, лежит в багажнике, и иногда, если вечер теплый, мы едем на набережную и прогуливаемся вдоль кромки воды.
— Как же ваша супруга садится в машину?
— Я беру её на руки и устраиваю на сиденье.
Раввин поднялся.
— Полагаю, что в вашем рассказе есть несколько обстоятельств, достойных внимания полиции, — сказал он. — Возможно, их стоит проверить, если это ещё не сделано.
Бронштейн тоже встал и нерешительно протянул руку.
— Поверьте, рабби, я очень признателен вам.
— Хорошо ли с вами обращаются?
— Да, — Бронштейн кивнул на стену, за которой располагались камеры. После допроса они не стали меня запирать, и при желании я могу прохаживаться по коридору. Иногда полицейские заглядывают поболтать, приносят мне журналы. Интересно…
— Что?
— Не могли бы вы передать жене, что я здоров? Не хочу, чтобы она волновалась.
Раввин улыбнулся.
— Я буду держать с ней связь, мистер Бронштейн.
21
Покинув Бронштейна, раввин с огорчением отметил, что первая же попытка помочь ему привела к двум открытиям, не слишком крупным, но никак не способным облегчить участь несчастного Мела. Из беседы с миссис Бронштейн раввин узнал, что по четвергам она не дожидалась мужа. Разумеется, даже будь у неё возможность сказать, что Мелвин не выглядел расстроенным или взволнованным, проку от этого было бы мало: полиция вряд ли безоговорочно примет на веру показания жены, да и само свидетельство будет не в пользу Бронштейна.
А после разговора с задержанным перед глазами раввина неотступно маячил образ: Мелвин, усаживающий жену в машину. Прежде раввин думал, что убийце было и тяжело, и неудобно засовывать труп в автомобиль, но Мел Бронштейн доказал, что при наличии опыта это пара пустяков.
У Бронштейна был здоровенный «линкольн», а у самого раввина малолитражка. Возможно, в этом все дело. Вернувшись домой, раввин загнал машину в гараж, вылез и принялся внимательно разглядывать её. На его тонком умном лице застыла сосредоточенная мина. Спустя несколько минут он подошел к дому и кликнул Мириам. Она вышла, стала рядом с мужем и проследила за его взглядом.
— Ее кто-то поцарапал?
Вместе ответа раввин рассеянно обнял жену за талию. Мириам нежно улыбнулась ему, но раввин, похоже, не заметил этого. Протянув руку, он распахнул дверцу машины.
— В чем дело, Дэвид?
Раввин теребил нижнюю губу и разглядывал салон автомобиля. Затем, ни слова не говоря, наклонился и поднял жену на руки.
— Дэвид!
Спотыкаясь, он приблизился со своей ношей к открытой дверце машины. Мириам захихикала. Раввин попытался усадить её.
— Расслабься и откинь голову назад, — попросил он.
Но вместо этого Мириам обняла его за шею и прижалась к щеке мужа.
— Мириам, пожалуйста.
Она ткнулась носом ему в ухо.
— Я пытаюсь…
Мириам игриво поболтала ногами.
— Эх, видел бы нас сейчас мистер Вассерман.
— Развлекаетесь?
Они обернулись. В воротах гаража стоял улыбающийся Хью Лэниган.
Раввин поспешно поставил жену на пол. Он чувствовал себя круглым дураком.
— Я хотел провести опыт, — сказал он. — Не так-то просто усадить в машину бесчувственное тело.
Лэниган кивнул.
— Да, но, хотя девушка, вероятно, весила побольше, чем миссис Смолл, Бронштейн намного крупнее вас, рабби.
— Полагаю, в этом все дело, — сказал раввин, вводя Лэнигана в свой кабинет.
— Ну, как вам понравился Бронштейн?
— Кажется, сегодня я узнал его получше. Такой человек едва ли совершил бы…
— Рабби, рабби, — раздраженно перебил его Лэниган. — Если бы вы повидали столько преступников, сколько их видел я, то знали бы, что наружность не имеет значения. Думаете, у вора вороватый вид, а у мошенника бегают глаза? Черта с два! Прямой открытый взгляд — его рабочий инструмент. Таких, как вы, называют книжниками, а раввины, наверное, книжники вдвойне. Я и сам очень уважаю и книги, и книгочеев, но в подобного рода делах важен житейский опыт, а не начитанность.
— Но, если наружность и повадка обманчивы, стало быть, они неважны, — мягко проговорил раввин. — В таком случае мне трудно понять, как действует суд присяжных. Что же тогда лежит в основе их решений?
— Улики, рабби. Математически выверенные улики, если они есть. А если нет, то степень вероятности.
