Людмила Милевская - Кто хочет спать с миллионером?

— Да-а, странный тип, — задумчиво согласился Шульгин.

— Более чем. Я Орлову прямо сказала, что теперь подозреваю его.

Шульгин не одобрил:

— Это вы зря. Это опасно для вас.

— Может быть, — согласилась Далила, — но я уповаю на вашу защиту.

Он рассердился:

— Каким образом я смогу вас защитить, если вы даже встретиться со мной не хотите?

Она миролюбиво ему пояснила:

— Будет достаточно и того, что Орлов знает о нашем с вами сотрудничестве. Думаю, он побоится меня убивать. Он не страдает наивностью и наверняка догадался, что я обязательно вам сообщу об этом открытии.

Шульгин встрепенулся:

— Об открытии? О каком?

— О том, что Матюк оказался Орловым.

— Ах вот вы о чем. Думаете, это его остановит?

— Если Орлов не дурак, то да. А, похоже, он далеко не дурак.

— Дай-то бог, — безрадостно пожелал Шульгин и проникновенно спросил:

— Когда мы увидимся?

От такого внимания Далилу потянуло на откровенность. В последние дни Далилу не покидало ощущение, что за ней следят.

"Сказать Шульгину об этом? — задумалась она и, опомнившись, строго себе приказала:

— Ему-то как раз говорить и нельзя. Майору поперек горла мое расследование, а я ему еще козырь дам. Сразу поднимет шум, мол, я подвергаю себя опасности, и мне работать с Орловым категорически запретит. Да и то, что следят, не факт. Как я докажу? Сошлюсь на интуицию? Скажу, что чувствую шкурой? Ему станет смешно".

Шульгин повторил вопрос уже не очень проникновенно, скорей, раздраженно:

— Когда мы увидимся?

— На следующей неделе обязательно к вам заскочу, — равнодушно пообещала Далила, удивляясь неожиданному интересу к себе.

"Что это? — входя в подъезд тетушки Мары, гадала она, находясь в полном смятении чувств. — Майор пытался ухаживать или мне показалось?

У него умные страдающие глаза.

А голос! Я раньше не замечала. Теперь почему-то заметила, мне очень понравился голос, низкий, хрипловатый, волнующий. Майор пытался быть нежным…

Это смешно.

Но с чего вдруг?

После обмена колкостями.

Я постоянно ему дерзила. И он все время старался меня обидеть, заносился, ворчал. А теперь…

Пригласил.

Как это все неуклюже!

Мент есть мент. В нем слишком много цинизма. А как он бывает груб!

Нет, мы не пара.

Пара? Да о чем это я? — рассердилась Далила. — Он не в загс, а в ресторан меня приглашал. Что было бы дальше — догадаться нетрудно.

Правильно сделала, что не пошла.

Да как он посмел!

К черту его! Разумеется, к черту!"

С этими мыслями Далила переступила порог квартиры тетушки Мары. Та, взглянув на лицо племянницы, всплеснула руками и с озорной улыбкой спросила:

— Ты влюблена?

— Ужас какой! — отшатнулась Далила. — С чего ты взяла?

— Ужас? С чего я взяла? — снисходительно усмехнулась тетушка Мара и безжалостно сообщила:

— С такими глазами ты возвращалась домой, когда Матвей тебя, глупую девочку, под нашей лестницей тискал и до синяков зацеловывал.

Далила, зардевшись, воскликнула:

— Ну ты даешь! Не ожидала я, не ожидала пошлости от тебя.

Одна бровь тетушки Мары взметнулась, вторая даже не дрогнула:

— Пошлости? Теперь ты так это называешь?

— Теперь? «Это» я так называла всегда. Пошлость, она и в Африке пошлость.

— Да нет, раньше ты «это» называла любовью и в пошлости меня не обвиняла, — обиделась тетушка Мара. — Подумаешь, «тискал» сказала. Да, у меня есть привычка говорить прозаично и прямо. Раньше эта привычка не раздражала тебя. А теперь тебя все раздражает.

Проходя в гостиную, Далила смутилась:

— Прости. Я свинья. На Димку вчера накричала. С Галиной безобразно поспорила. Облаяла Лизу. А сегодня отшила мента.

— Что значит — «отшила»?

— Он в ресторан меня приглашал.

Тетушка, присаживаясь к столу, печально спросила:

— Что ж не пошла?

— Он мне не пара, — призналась Далила. — Мы разные, как север и юг.

— Это неважно. Деточка, на тебя столько свалилось в последнее время. Ты застыла душой и совсем растерялась. Все будет хорошо, но сначала ты должна отогреться. Сейчас не время капризничать, подойдет любое плечо.

— Нет, любое не подойдет. И вообще, кто это мне говорит? Ты? Гордая старая дева?

Тетушка Мара, обреченно махнув рукой, сообщила:

— Да не дева я, хоть и старая. И от гордости не осталось и следа. Кстати, про какого «мента» ты говорила? — запоздало заинтересовалась она и, между прочим, добавила:

— У меня в холодильнике вкуснющий пирог.

— Сейчас все расскажу, за этим я и пришла, — выскакивая на кухню, закричала Далила, — только чайник поставлю. Страшно хочу твоего пирога.

Потом по обычаю пили чай — тетушка очень любила сидеть с племянницей за столом и, прихлебывая ароматный чай из лечебных трав, болтать о том да о сем под песочный пирог.

Послушав рассказ Далилы, она отодвинула блюдце, собрала крошки от пирога и, деловито поправив скатерть, удивленно спросила:

— Не пойму, что волнует тебя?

— Конечно, Орлов. Пятьдесят тысяч мне заплатил!

Тетушка безмятежно осведомилась:

— Пятьдесят тысяч долларов?

— Именно. Спрашивается, зачем ему это расследование?

— Ты подозреваешь его?

Далила отрезала:

— Подозреваю.

— Мне кажется, что напрасно, — безразлично молвила тетушка, увлеченно собирая посуду.

— Напрасно? Два года прошло! Спохватился! Невестин, видите ли, не убивал! Почему он раньше молчал, этот Орлов? — вдохновенно вопросила Далила.

— Видимо, раньше его не шантажировали, — заметила тетушка, отбывая с посудой на кухню.

Больше об этом не говорили. Далила вскоре засобиралась домой. Уже прощаясь, тетушка Мара с укором спросила:

— И долго ты будешь одна?

— Вы что, сговорились?! — поразилась Далила и с отчаянием заявила:

— Я не одна!

И зло повторила:

— Не одна! Не одна! Не одна!

— Хорошо, — горестно вздохнув, согласилась тетушка Мара, — ты не одна. У тебя есть сын, любимый племянник, крестница, даже я, старая грымза.

Далила свирепо вставила:

— Еще родители заграничные, которых считай что нет. И Лиза, и клуб.

— И Галка.

— Точно, черти ее раздери.

— И работа любимая, — пополнила список тетушка и притворно задумалась:

— Что еще? Ах да, соседи. Прохожие, наконец.

— Пассажиры, — усмехнулась Далила, но тут же сердито заскрежетала:

— С ними теперь энергично общаюсь в метро. Женька мою машину не починил до сих пор. Какую-то вшивую фару тетке родной будет месяц менять, а своим «писюшкам», если что, раз, два и готово.

Тетушка Мара, покачав головой, констатировала:

— Хитрая-а!

Далила брыкнулась:

— Сама воспитала.

— Почему — воспитала? Воспитываю до сих пор. Ты вот что, Женькой мне зубы не заговаривай. И на меня не кивай. Я бескомпромиссная, потому замуж не выходила, но и без мужчин никогда не жила. И теперь не живу.

— Да ты что?! — ошалела Далила. — И как же ты с ними устраивалась? Где прятала их от нас?

— Где придется, по-разному было, — с достоинством ответила тетушка Мара и назидательно изрекла:

— Человек — существо двуполое. Против природы, дружок, не попрешь.

Далила хихикнула:

— А я к тебе зачастую без звонка, внезапно врываюсь. Прости, больше не буду.

Глава 24

Возвращаясь домой, Далила (в который раз!) восхищалась тетушкой Марой, ее острым безмятежным умом.

"Шантажируют! Орлова, конечно же, шантажируют! Как я раньше не поняла? — удивлялась она. — Но кто? И чем?

В любом случае начинать надо с больницы, — решила она. — История с этими крабами какая-то темная".

Пришлось в понедельник звонить Шульгину — не спрашивать же у самого Орлова, в какой он больнице лежал.

Шульгин по телефону давать информацию наотрез отказался.

— Вы ведете себя несерьезно, — посетовал он. — Приезжайте, поговорим.

Далила (черт знает зачем) старательно принарядилась и поехала.

И, к ее досаде, он старания эти заметил.

— Сегодня вы неотразимы! — воскликнул Шульгин.

И Далила себя прокляла: «Дура! Еще начни с ним кокетничать! Вот нелепость!»

От нелепости заспешила: выяснила про больницу и сразу ушла.

А в больнице ее поджидал сюрприз в виде тещи Свиридова, уютно сидевшей на диванчике у телевизора в холле под пальмой.

— Марьванна! Опять «помираете»?! — поразилась она.

Марья Ивановна с гордостью сообщила:

— На этот раз в самом деле из жизни едва не ушла. Вчера после встречи с тобой аллергия у меня приключилась. На «Скорой» сюда привезли. Еле осталась жива.

Далила, опуская упрек, подумала: «Бог ее наказал за мучения домочадцев».

А теща мученика Свиридова с патетикой изрекла:

— Ты здесь! Я здесь! И это судьба!

— Не иначе, — усмехнулась Далила.

— Ирония неуместна. Сегодня все разрешиться должно. Послушай про Лену.

— Марьванна, место неподходящее, вы больны, я спешу, — застрекотала было Далила, но Марья Ивановна ее решительно остановила: