Джанет Иванович - Горячая шестерка

– Всем понемногу, – сказала я.

– Такое выпендрежное образование – и всем понемногу?

– Вы говорите точно как моя мать.

– Твоя мать наверняка расстраивается.

Эти слова вызвали у меня улыбку. Он меня немного пугал, но, с другой стороны, был мне симпатичен. Напоминал моего дядюшку Панки.

– Вы знаете, кто убил Гомера?

– Гомер сам себя прикончил.

– Я читала в газетах, что они так и не нашли пистолет, так что речь не может идти о самоубийстве.

– Есть много способов убить себя. Мой сын был глуп и алчен.

– Гм... вы ведь его не убивали, так?

– Я был в Греции, когда его прикончили.

Мы встретились глазами. Оба понимали, что это не ответ на вопрос. Рамос мог приказать убить сына.

Я отвезла его назад в Диль и остановилась на соседней улице в одном квартале от розового дома.

– Каждый раз, когда захочешь заработать двадцать баксов, покажись на углу, – сказал Рамос.

Я улыбнулась. Я не брала у него деньги и, возможно, больше не приеду.

– Ладно, – ответила я, – буду иметь в виду. Посматривайте в окно.

Я рванула с места сразу же, как он вышел из машины. Не хотела, чтобы парни в костюмах меня заметили. Через десять минут зазвонил телефон.

– Короткая поездка, – заметил Рейнджер.

– Он пьет, курит и возвращается домой.

– Что-нибудь узнала?

– Думаю, он слегка не в себе.

– Таков консенсус.

Иногда Рейнджер говорит так, будто жизнь свою провел на улице, а иногда его речь напоминает жаргон биржевика. Рикардо Карлос Манозо, таинственный человек.

– Как ты думаешь, Рамос не мог убить своего собственного сына?

– Он на такое способен.

– Он сказал, Гомер погиб, потому что был глуп и алчен. Ты знал Гомера. Он действительно был глуп и жаден?

– Гомер был самым слабым из всех сыновей. Всегда пытался выбрать путь полегче. Но иногда на легком пути возникают проблемы.

– Какие именно?

– Гомер мог проиграть сотню тысяч и затем искать более легкий способ добыть деньги, например, угнать грузовик или заняться наркотиками. В результате он наступал на чьи-то ноги среди гангстеров или имел дело с полицией, так что Ганнибалу приходилось платить за него залог.

Это заставило меня призадуматься: что делал Рейнджер у Гомера в ту ночь, когда его убили? Спрашивать бесполезно.

– Пока, детка, – сказал Рейнджер. И пропал.

Я приехала домой как раз вовремя для того, чтобы успеть погулять с Бобом и принять душ. Я провела дополнительные полчаса за укладкой волос, стараясь, чтобы у них был такой естественный вид, будто я к ним и не притрагивалась, а так, безо всяких усилий, выгляжу потрясающе. Кощунство, конечно, при такой сексуальной прическе иметь такой прыщ на подбородке, так что я его давила-давила, пока он не лопнул. Осталась лишь большая кровоточащая дырка. Черт! Я приложила к ранке туалетную бумагу, чтобы остановить кровотечение, и принялась краситься. Нацепила на себя черные обтягивающие штаны и красный свитер с широким воротом. Сняла туалетную бумагу с подбородка и отошла на шаг, чтобы полюбоваться результатом. Мешки под глазами почти исчезли, а ранка на подбородке перестала кровоточить. В модели на глянцевую обложку не годится, но в полутьме вполне сойдет.

Я услышала, как открылась и закрылась входная дверь, и мимо ванной в спальню прошмыгнула бабуля.

– Нет, это вождение – полный кайф, – поделилась бабушка. – Не знаю, о чем я думала все эти годы, живя без прав. Я утром поучилась, а потом приехала Мелвина и отвезла меня к магазину, где мы катались и катались кругами. У меня здорово получалось, честно. Кроме одного раза, когда я слишком резко затормозила и Мелвина потянула спину.

Зазвенел дверной звонок, я открыла дверь и увидела на пороге пыхтящего Майрона Ландовски. Он всегда напоминал мне черепаху – лысая, в рыжих пятнах голова вытянута вперед, плечи обвисли, брюки доходят почти до подмышек.

– Говорю вам, если они не наладят лифт, я съеду, – сказал он. – Я живу здесь двадцать четыре года, но уеду, если придется. Эта старуха Бестлер въезжает туда на своей каталке, а когда выезжает, нажимает на кнопку «задержать». Миллион раз видел, как она это делает. Пятнадцать минут выбирается из лифта, а потом забывает отпустить кнопку. И что тогда делать тем, кто живет на третьем этаже? Мне пришлось спуститься по лестнице.

– Хотите стакан воды?

– А выпить ничего нет?

– Нет.

– Тогда не стоит беспокоиться. – Он огляделся. – Я пришел к вашей бабушке. Мы собираемся с ней на ужин.

– Она одевается. Выйдет через минуту.

Послышался стук в дверь, и появился Морелли. Сначала посмотрел на меня. Потом на Майрона.

– У нас сегодня двойное свидание, – объяснила я. – Это приятель бабушки, Майрон Ландовски.

– Извините меня, пожалуйста, – сказал Морелли, вытаскивая меня в холл.

– Мне все равно необходимо сесть, – заявил Ландовски. – И так пришлось спускаться по лестнице.

Морелли прикрыл дверь, прижал меня к стене и поцеловал. Когда он закончил, я опустила глаза и оглядела себя, чтобы убедиться, что я все еще одета.

– Bay! – произнесла я.

Он коснулся губами моего уха.

– Если ты не выпроводишь этих стариков из квартиры, со мной случится самовозгорание.

Я вполне его понимала. Я самовозгорелась утром в душе, но большого облегчения не испытала.

Бабуля открыла дверь и высунула голову.

– А я уж подумала, что вы нас бросили.

Пришлось взять «Бьюик», потому что в машину Морелли мы бы не поместились. Морелли сел за руль, Боб рядом, а я у окна. Бабушка и Майрон сидели сзади, что-то взахлеб обсуждая.

– Есть новости по убийству Рамоса? – спросила я Морелли.

– Ничего нового. Барнес по-прежнему уверен, что это дело рук Рейнджера.

– Никаких других подозреваемых?

– Подозреваемых хватит, чтобы заполнить стадион. Вот только улик против них нет.

– А как насчет семьи?

Морелли резко повернулся ко мне.

– А что семья?

– Их не подозревают?

– Наряду со всеми остальными из трех графств.

Когда мы подъехали, мама стояла в дверях. Странно было видеть ее там одну. Последние пару лет рядом всегда стояла бабушка. Мать и дочь, поменявшиеся ролями – бабушка охотно отказалась от родительских обязанностей, которые мрачно взвалила на свои плечи моя мать, пытаясь найти место для старухи, неожиданно превратившейся в странный гибрид терпеливой матери и бунтующей дочери. Отец сидел в гостиной, не желая во всем этом участвовать.

– Надо же, – заметила бабушка, – по эту сторону двери все выглядит иначе.

Боб пулей выскочил из машины, почувствовав запах жареного мяса, доносящийся с кухни.

Майрон передвигался медленнее.

– Ничего себе у вас машина, – заметил он. – Настоящая красотка. Теперь таких машин не делают. Теперь все – просто мусор. Пластмассовое дерьмо. К тому же сделанное бандой иностранцев.

В переднюю вышел отец. На такие темы он был не прочь поговорить. Мой отец был представителем второго поколения американцев, поэтому любил ругать иностранцев, включая собственных родственников. Он слегка отступил назад, разглядев, что говорит человек-черепаха.

– Вот это Майрон, – представила его бабушка. – Он сегодня меня сопровождает.

– Неплохой у вас домишко, – сказал Майрон. – Он ведь отделан алюминием, верно? Самый надежный вариант.

Боб промчался по дому как сумасшедший, одурев от запахов еды. Затормозил он в передней и с энтузиазмом обнюхал отца сзади.

– Уберите отсюда эту псину, – сказал отец. – Откуда вообще он взялся?

– Это Боб, – пояснила бабушка. – Он так здоровается. Я видела передачу по телевизору, так там говорили, что для собак понюхать зад то же самое, что для нас пожать руки. Я теперь все про собак знаю. Нам еще повезло, что они отрезали Бобу его бубенчики, пока он не постарел, а то бы он обрел привычку трахать вашу ногу. Они говорили, что отучить собаку от этого очень трудно.

– Когда я был маленьким, у меня был кролик, имевший такую привычку, – вмешался Майрон. – И знаете, стоило ему к вам прицепиться, оторвать его было просто невозможно. И ему было безразлично, к кому приставать. Однажды напал на кота и едва его не прикончил.

Я чувствовала, как Морелли, стоящего за моей спиной, трясет от молчаливого смеха.

– Я умираю от голода, – заявила бабушка. – Давайте ужинать.

Мы все, кроме Боба, расселись за столом. Боб ел на кухне. Отец положил себе пару кусков свинины и передал блюдо Морелли. Каждый также положил себе порцию картофельного пюре. И еще зеленых бобов, яблочной подливки, соленых огурцов, маринованной свеклы. Пустили по кругу корзинку с булочками.

– Мне не надо маринованной свеклы, – сказал Майрон. – У меня от нее понос. Не знаю, в чем дело, но когда ты стар, почти от всего понос.

Приятная перспектива.

– Тебе еще повезло, что ты обходишься без слабительного, – заметила бабушка. – Теперь, когда дилер уже не занимается бизнесом, за лекарства придется платить втридорога. И многое другое станет не по карману. Я как раз вовремя купила машину.