Марина Белова - Заморский принц в нагрузку
— Как же ты оказался связанным на диване, с кляпом во рту?
— Сообщение я отправил в пятницу. Прошло три дня — ни ответа, ни привета. Стас решил еще раз потрусить португальца. Заглянул в подвал, а девчонка в панике, Карлосу плохо — сердце прихватило, лежит, не шевелится. Стас полез посмотреть. Как там все происходило, не знаю, не видел, только вылезли они вдвоем, девчонка и Карлос. Португалец тут же заставил меня послать сообщение, мол, с ним все в порядке и деньги ему переводить не надо. Потом они меня связали и оставили вот на этом диване.
— А сами?
— Сами ушли.
— Куда?
— Откуда я знаю? Я ведь до вашего прихода связанный пролежал.
Глава 19
— А Стас? Где Стас? — Я испугалась, Кулешов мог находиться в доме и в любой момент появиться за моей спиной.
— Наверное, до сих пор в подвале, или его там нет, не знаю, — неуверенно ответил Кузнецов. — Я несколько раз терял сознание, возможно, он тоже ушел. Во всяком случае, я не видел, чтобы он заходил в комнату.
— Надо проверить дом. Где подвал? — рявкнул Облом.
— За дверью люк в полу. Только там темно. У Стаса фонарь был, но я не знаю, где он сейчас.
Я обвела взглядом комнату, не может быть, чтобы в деревенском доме не оказалось свечки или керосиновой лампы. Так и есть — на серванте в граненом стакане торчала наполовину стаявшая свеча. Облом перехватил мой взгляд:
— А вот и свечка. Пошли, посмотрим.
Люк находился как раз посередине темного коридора. Облом раскрыл на распашку наружную дверь, стало немного светлее.
— А электричества здесь нет? — спросила я и задрала голову вверх в поисках лампочки. С потолка свисал пустой патрон. — На копейках экономили, лампочку вкрутить пожлобились. Придется жечь свечу.
Облом чиркнул зажигалкой, и в ее тусклом свете мы разглядели вход в подвал. Крышка люка была обита листом нержавейки, именно на этом листе я споткнулась, зацепившись за петлю.
Облом откинул крышку, из погреба потянуло затхлым воздухом, сгнившими овощами и мышами. Вниз уходила деревянная лестница. Мы заглянули в погреб, но там было слишком темно, дальше второй перекладины лестницы мы ничего увидеть не смогли.
— Лезь, — скомандовал Леше Облом.
— Нет, нет. У меня клаустрофобия. Я правда не могу. У меня боязнь замкнутого пространства. — Леша побледнел и стал сползать по стене.
— Слабак, — констатировал Облом. — Ира, придется тебе лезть.
— Почему мне?
— Ты посмотри на лестницу, она моего веса не выдержит. А ты как пушинка, туда и обратно сгоняешь. Посмотришь — и тут же назад. Давай, пока этот хлюпик без сознания валяется.
Кузнецов действительно лежал в обмороке, не подавая признаков жизни. В первый раз в жизни вижу, чтобы молодой мужчина лишался чувств как кисейная барышня. Я подошла к Алексею, нащупала на запястье редкий пульс, убедилась, что он дышит, и похлопала его по щекам.
— Надо «Скорую» вызвать.
— Делать больше нечего! Так очухается, это он от страха сознание потерял, а может, и от голода, два дня связанный валялся. Ладно, лезь в подвал, только осторожно, свечой не обожгись.
И я полезла. Спускаться было очень трудно: в одной руке я сжимала стакан, а второй судорожно хваталась за лестницу, боясь в любой момент загреметь вниз. Лезла я спиной вперед, вслепую нащупывая каждую перекладину, а они были такими некрепкими и насквозь прогнившими, что прогибались под моим птичьим весом. Наконец я ступила на земляной пол и мысленно поблагодарила бога за то, что все обошлось. Но, как видно, радовалась я рано.
— Ну, что ты там видишь? — заорал сверху Облом.
— Пока ничего не вижу, дай оглядеться. — Я развернулась и подняла руку со свечой высоко над головой.
Подвал был самым обычным. Одну сторону занимали полки с банками — маринованные помидоры и огурцы, компоты, варенье и прочие заготовки. Должно быть, мать Стаса любила запасать все впрок. На второй стороне складировалась пустая посуда. Вдоль третьей стены был сколочен огромный ящик, думаю, там хранилась зимой картошка. Четвертая сторона было отведена под разный хлам, здесь валялись пустые ящики, какие-то жестянки, отдельно в углу лежал ворох тряпья, очень много, целая гора.
Стаса я увидела не сразу, он лежал в горе тряпок, и, если бы не рука, торчащая из груды ветоши, я бы его не заметила. Сначала мне показалось, что там лежит какая-то игрушка — при скудном освещении, на темном полу рука выглядела почти белой.
Когда я поняла, кто там лежит, мне стало плохо — в голове помутилось, перед глазами все поплыло, я потеряла равновесие и шлепнулась на пол. Свеча, естественно, погасла, и я погрузилась в кромешную темноту.
Дальше все происходило как во сне: Облом мне что-то кричал сверху, потом раздался жуткий треск и грохот упавшего тела.
Очнулась я от легкого похлопывания по щекам.
— Ира, очнись, — просил Облом.
Я открыла глаза и увидела перед собой его склоненное взволнованное лицо.
— Ты спустился вниз? Не собирался же.
— Ага, если это можно назвать спуском, скорее падением. Все ступеньки собственным задом пересчитал. Нет теперь ни ступенек, ни лестницы. Она, Ира, сломалась, — поставил меня в известность Облом.
— А как мы теперь отсюда выберемся? — Я сначала посмотрела на груду дощечек, валявшихся кучкой, а потом задрала голову вверх.
Подвал был достаточно глубоким, метра три, не меньше — до люка не дотянуться, даже Облому.
— И зачем рыть такие подвалы? Непонятно! Это ведь западня. А где Кузнецов?
— Очухался и пошел искать лестницу. Только мне кажется, он удрал, — предположил Облом.
— Глупо.
— Еще как! Потому что, если он удрал, я все равно отсюда выберусь, найду его и ноги вырву, а потом выступлю на суде в качестве прокурора, а не адвоката. Придется изменить своим принципам.
— Облом, ты видел, там, в углу чья-то рука?
— Видел. Думаю, это Стас. Ты руки испугалась? Ну и бежала бы к лестнице, и уже здесь в обморок падала. Теперь вдвоем в подвале сидеть будем.
— Я виновата. А ты зачем сюда свалился?
— Как зачем? Тебя спасать. Поди, знай, почему ты в обморок хлопнулась? Ты же делаешь все по-своему, заранее не предупреждаешь. Нет чтоб все по-человечески…
— А ты к Стасу подходил? Или кто там лежит? — перебила я бурчание Облома.
— Подходил. Череп проломлен, он уже дня два как умер. Если бы здесь было теплее, давно бы уже разложился.
Только сейчас я почувствовала, как в погребе холодно. От низкой температуры и от близкого присутствия трупа меня начало знобить, руки и ноги онемели, от страха я не могла пошевелить ни одним пальцем, зато челюсти забились друг о дружку часто-часто, выдавая характерный звук, очень похожий на азбуку Морзе. Сердце билось в унисон зубам, да так громко, что у меня от его частых ударов стало шуметь в голове. Наверное, поэтому я не сразу услышала Облома. Он в который раз обращался ко мне, но я, находясь в состоянии ступора, никак не реагировала. Наконец Облом не выдержал и хлопнул меня по плечу.
— Очнись. Окаменела, что ли?
— Холодно.
Облом поставил по центру подвала два ящика, на один посадил меня, а на другой уселся сам, предварительно сняв с себя куртку и накинув ее мне на плечи.
— Погрейся. — Он протянул мне стакан со свечой. Какое-никакое, а тепло от нее шло.
— Спасибо, — поблагодарила я, запахивая на груди широкую одежку.
— Доставай мобильник, брату звони.
— Я? Звони сам. Он мне не поверит и пошлет, подозреваю, очень далеко. А тебя он где-то и как-то даже уважает. Звони сам. — Я сняла с шеи шнурок с телефоном и протянула Облому.
Как хорошо, что месяц назад он подарил мне новый телефон, маленький, красивый, который можно носить на шее. Обычно я всегда таскала телефон в сумке и никогда не слышала его звонков. Облом часто жаловался, что я не отвечаю на мобильные звонки, а потом не выдержал и разорился для меня на новый аппарат. Теперь он требует, чтобы я всегда носила его подарок на видном месте, то есть на груди. Зато сам частенько забывает подзарядить свою трубку и время от времени пользуется моим телефоном.
Облом сразу дозвонился Борису, он по-деловому доложил обстановку, объяснил, как к нам доехать, и попросил поторопиться, поскольку моя психика может не выдержать продолжительного соседства с трупом.
На что Борька не преминул заметить:
— Тебе нечего бояться, она от рождения с прибабахом, так что хуже ей от трупа не станет.
Как Облом ни закрывал ладонью трубку, но в подвале было так тихо, что я все равно услышала гнусные слова братца. Я не стала их комментировать, а просто обиженно отвернулась к стенке, естественно, противоположной той, рядом с которой лежал Стас. Разглядывать на этой стене было особо нечего — пустая посуда мало кого может заинтересовать. Я перевела взгляд на банки, от нечего делать пересчитала их, оказалось — ровно сорок две штуки. Следующим объектом моего визуального осмотра должен был стать ящик для хранения картошки. Вдруг мне показалось, что там кто-то скребется. Этого еще не хватало! Я поймала себя на мысли, что мне легче пережить соседство трупа, нежели знать, что рядом находится, пускай даже одна, маленькая мышь. От страха у меня опять помутилось в голове. Я поджала под себя ноги, втиснулась в теплый бок Облома и уткнулась лицом в его плечо.
