Тьерни Макклеллан - Наследница по кривой
И так мне казалось до тех пор, пока не добралась до второй страницы. Я обомлела.
Не удивительно, что Джарвис не хранил копии этих документов среди своих трофеев. Потому что гордиться было абсолютно нечем: согласно окончательному соглашению, Джарвис организовал сделку бесплатно.
Я подняла голову и заглянула адвокату в глаза.
— Здесь говорится, что посредник отказался от комиссионных. Вам известно почему?
Гласснер пожал плечами и принялся теребить свою бриллиантовую булавку.
— Вроде была допущена какая-то досадная оплошность. Не припомню, чтобы меня посвящали в суть проблемы, но мистер Андорфер отказался от комиссионных по собственному желанию.
Я не верила своим ушам. Доходный дом Эфраима Кросса был продан за триста тысяч долларов, комиссионные составляют семь процентов. И Гласснер утверждает, что Джарвис по собственному желанию лишился двадцати одной тысячи долларов?
Велико же было желание.
Нет, Джарвис не способен расстаться по доброй воле с такой суммой, так же как не способен стрелять в потенциального клиента. Либо Гласснер бессовестно врет, либо я совсем не знаю человека, с которым проработала пять лет.
— Как будто все в порядке… — произнес Матиас, передавая Гласснеру папку. Это стало сигналом к окончанию встречи.
Гласснер с каменной физиономией пожал Матиасу руку, проигнорировал меня, и мы с Матиасом вышли из кабинета.
Беседовать с тремя свидетелями, присутствовавшими при составлении завещания, как настойчиво предлагал нам Гласснер, не имело смысла. Вряд ли адвокат подпустил бы нас к ним, не будь совершенно уверен, что все трое на его стороне. К тому же свидетели работали у Гласснера. А кто вдруг ни с того ни с сего станет катить бочку на своего босса?
Однако уже на выходе мы переговорили с Банни Листик. Впрочем, инициатива исходила не с нашей стороны. Просто черные горошины перегородили Матиасу путь.
— Матиас! — радостно воскликнула Банни. — Я хотела лично вам сказать, ка-а-ак скорблю о вашем отце.
Скорбящей она не выглядела. Скорее можно было предположить, что Банни вот-вот подпрыгнет и заключит Матиаса в объятия столь крепкие, что ее пришлось бы ломом отдирать.
Матиас коротко кивнул и спросил:
— Вы были свидетелем при подписании завещания?
Банни закивала со счастливой улыбкой. И энергично захлопала ресницами. Если в программе Олимпийских игр появится новый вид спорта — хлопанье ресницами, Банни Листик и Барби Ландерган, несомненно, сойдутся в финальном поединке.
Прекратив использовать свои ресницы в качестве веера, Банни повернулась ко мне.
— У мистера Кросса было чудесное настроение в тот день, — сладостным тоном поделилась она, но глаза смотрели злобно. — Он сказал, что хочет сделать вас счастливой.
Думаю, Банни добилась того, чего хотела. Я замерла. Матиас нахмурился.
— Что вы имеете в виду? — спросил он.
Банни широко улыбнулась, обнажив верхние зубы, запачканные помадой.
— Ну, мистер Кросс всем рассказал в тот день, что Скайлер уже знает о том, что он собирается изменить завещание.
А я-то думала, что в кабинете Гласснера Матиас смотрел на меня с подозрением! Да тот взгляд был сущей ерундой по сравнению с теперешним.
Я набрала в легкие побольше воздуха.
— Я. Не. Знала. Эфраима. Кросса.
Каждое слово я произнесла как отдельное предложение. Но, похоже, Матиас сомневался в любом из них.
Банни, напротив, выглядела страшно довольной собой.
— Матиас, — начала я, — уж не знаю, что мне еще сказать, чтобы мне поверили. Я не была знакома с вашим отцом.
Мне уже самой надоело твердить эту фразу.
Глаза Матиаса встретились с моими.
— Я вам верю, — тихо произнес он.
Вряд ли когда-либо такие слова звучали более неубедительно.
Глава 14
После встречи с Гласснером наши дальнейшие действия представлялись совершено очевидными. Следовало выяснить, что заставило Джарвиса сделать ручкой двадцати одной тысяче долларов.
Как там выразился Гласснер? Произошла досадная оплошность? Можно подумать, у Джарвиса вдруг схватило живот. Впрочем, если он отказался от таких денег, значит, в тот момент действительно был серьезно болен, как физически, так и умственно.
Прежде чем мы с Матиасом покинули фирму Бентли, Стерна и Гласснера, я позвонила в "Кв. футы Андорфера", узнать, там ли Джарвис.
У меня было такое чувство, что, если бы Матиас не стоял рядом, когда я спрашивала позволения воспользоваться телефоном, Банни ни за что бы не разрешила. Мало того, с удовольствием мне отказала. Однако в присутствии Матиаса она восприняла мою просьбу чуть ли не с восторгом.
— О, конечно! — пропела она, не спуская глаз с Матиаса. — Звоните! Не стесняйтесь.
Я взяла трубку, а Банни еще ближе придвинулась к Матиасу и вновь начала обмахивать его ресницами, как веером.
Сегодня была очередь Шарлотты Аккерсен играть роль секретарши босса. Шарлотта сняла трубку на втором гудке и поведала голоском застенчивой мышки, что Джарвис с утра оформлял сделку, потом ненадолго заехал в агентство и направился домой.
— Он уехал десять минут назад, — уточнила Шарлотта. Затем протяжно вздохнула. — Скайлер, наверное, тебе нужно знать, почему Джарвис отправился домой так рано. Он, гм… ужасно расстроен. — Шарлотта говорила тем встревоженным полушепотом, каким я когда-то, учась в школе, предупреждала подругу о том, что директор, по слухам, страшно зол на нее.
— Вот как, Джарвис расстроен? — Дурацкий вопрос. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что выбило Джарвиса из колеи.
Шарлотта снова глубоко вздохнула.
— Очень расстроен, — пискнула она. — Из-за, гм… наружной двери. Думаю, ты видела сегодняшнюю газету.
Честно говоря, у меня не было времени заглядывать в утренний "Курьер".
— Об этом написали в газете?
Шарлотта ответила не сразу. Ей требовалось сделать над собой усилие, чтобы сообщить кому-то плохие новости.
— Заметка была совсем малюсенькой, — наконец произнесла она. — И на предпоследней странице, так что, возможно, не так уж много людей ее прочло. Но… гм… Джарвис отреагировал так…
Шарлотта умолкла, однако я могла с легкостью закончить за нее. Джарвис, несомненно, отреагировал так, словно поврежденная дверь нашего агентства освещалась в прессе с тем же шумом и треском, что и премьера "Годзиллы".
— Джарвис сказал, — добавила Шарлотта, — что подобные вещи вредят бизнесу. Он считает, что люди станут бояться приближаться к нашему агентству.
Наверное, я все-таки была права насчет Джарвиса. Если в его агента стреляют, то первым делом он подумает не о том, цел ли агент, а о потоке посетителей.
Редкий человеколюб.
Однако у Шарлотты — всех ей благ в жизни — был иной список приоритетов.
— Судя по заметке, это было довольно страшно, — сказала она. — Ты в порядке, Скайлер?
— Все хорошо, Шарлотта. Спасибо за заботу.
— Как ты думаешь, кто… гм… мог это сделать?
Хотя я была тронута сочувствием Шарлотты, но полагала, что сейчас не время обсуждать, кому вдруг захотелось изрешетить меня пулями. Особенно когда рядом стоит Банни. Мой ответ мог бы заставить ее кое о чем задуматься. Например, о том, как расправляться с соперницами, настоящими или мнимыми.
— Шарлотта, поговорим, когда я вернусь в агентство, ладно? — С этими словами я повесила трубку.
Матиас попрощался — похоже, всем было наплевать, сказала ли я "до свидания", — и по пути на автостоянку я предложила навестить Джарвиса.
Джарвис, если вы помните, живет в Олдхеме, не менее чем в тридцати пяти минутах езды от центра. Это преимущественно сельская местность.
Путешествие туда оказалось еще более увлекательным, чем поездка к адвокату. Теперь я не только беспокоилась о мышах-автостопщиках и об анонимных стрелках в проезжающих мимо машинах, но после нашей милой беседы с Эдисоном Гласснером у меня появилась свежая пища для размышлений. Главным образом меня занимал вопрос: человек, сидящий рядом со мной, — убежден ли он в том, что я убила его отца, или все же немного сомневается?
Подходящее настроение для загородной прогулки, нечего сказать.
Пока мы ехали по городу, Матиас молчал как рыба. Я украдкой поглядывала на него, пытаясь понять, что у него на уме: представляет ли он мысленно меня в наручниках или просто обдумывает информацию, полученную от Гласснера.
Признаюсь, кое-что из сказанного адвокатом разожгло и мое любопытство. При иных обстоятельствах я бы не стала допрашивать Матиаса, хотя бы из элементарной вежливости, но, когда мы проехали пять миль по шоссе, мне вдруг пришло в голову, что я ничем не рискую, если спрошу. Ежели Матиас считает меня убийцей, то его мнение обо мне вряд ли сильно ухудшится, когда он узнает, что я еще и нахалка, сующая нос в чужие дела.
