Дарья Донцова - В постели с Кинг-Конгом
Егор шмыгнул носом.
– Ванька нормальный пацан. Николай урод, не того позвал, не Мирсова, а Фирсова. А я в полутьме не разобрал, в форме все одинаковые. Ну ничего, я до Олега доберусь. Сегодня ему свезло, но так не всегда будет.
– Несчастная Зинаида Ефимовна! – посочувствовала я.
Леонид Григорьевич чуть сгорбился.
– Мне пришлось сообщить ей о смерти сына. Ненавижу эту обязанность. Пригласил на всякий случай Игоря Леонидовича. Но Фирсова отреагировала нестандартно.
Федорчук выпрямился.
– Члены семей наших подопечных демонстрируют два рода эмоций при известии о кончине ребенка. Одни в обморок падают, кричат, плачут. Другие нас в дом не впускают, выйдут на лестницу и говорят: «Помер? Ну и слава богу». Есть родители, которым смерть детей приносит облегчение, и их больше, чем принято считать. Хотя я бы поостерегся осуждать их. В начале весны я случайно столкнулся на улице с матерью Андрея Павлова, она шла веселая, помолодевшая и неожиданному свиданию со мной совсем не обрадовалась.
Леонид Григорьевич не хотел смущать Павлову, но ему показалось невежливым отвернуться и пройти мимо. Федорчук улыбнулся и произнес:
– Добрый день, Раиса Ивановна, замечательно выглядите. Надеюсь, у вас все в порядке? Как дела?
– Прекрасно, – воскликнула Павлова, – летом Андрея убили при попытке ограбить банк. Мы с дочкой сменили квартиру и живем теперь спокойно, прямо глядя людям в глаза.
Меня передернуло:
– Ужасно.
Федорчук выровнял папки с делом Фирсова.
– Андрей с семи лет воровал, таскал деньги из сумок одноклассников и учителей. Его ловили, приводили в милицию, но младшему школьнику можно лишь устное внушение сделать. Павлова безрезультатно стыдили. Раиса Ивановна несколько квартир сменила, потому что сынок шарил у других жителей коммуналки в шкафах. В конце концов детская комната милиции опустила руки и стала ждать, когда вор достигнет подходящего возраста для отправки в специнтернат. У нас Павлов не исправился. Вышел на свободу и вскоре сел за ограбление очередных соседей. Раисе Ивановне пришлось опять складывать коробки и с дочкой в другое жилье перебираться. Устала она, замучилась, смерть Андрея стал для семьи не горем, а избавлением. Разного я на работе нагляделся, мало чему теперь удивляюсь.
Но Зинаида Ефимовна продемонстрировала странную реакцию.
– Я знала, что это плохо закончится, – сухо произнесла она, – но с Ваней не поспоришь. Он ни о чем, кроме учебы в Принстонском университете, думать не мог. И тут раз, вот она, возможность.
Словно испугавшись, Фирсова примолкла.
Леонид Григорьевич моментально ухватился за слова матери:
– Я подозревал, что Иван не трогал Маргариту. Расскажите нам правду, мы накажем настоящего виновника смерти Логиновой.
– Сама разберусь, – обронила Зинаида, – уходите.
Игорь Леонидович попытался настаивать, но Фирсова отказалась продолжать беседу. На похороны от специнтерната никто не пошел, да Фирсова и не просила об этом.
– Более вы с матерью Ивана не общались? – предположила я.
Федорчук встал.
– Нет. Она ясно дала понять: Иван не виновен в смерти Логиновой. Но еще яснее было, что Фирсова не собирается рассказывать правду. Я думал, пройдут девять дней, сорок, я к ней снова приеду, попробую ее убедить, скажу: «Давайте восстановим доброе имя Вани».
Ну и ближе к майским праздникам отправился к Фирсовой. Дверь открыла какая-то девушка и огорошила:
– Здесь такая не живет, куда подевалась, понятия не имею, родители квартиру через агентство купили.
Федорчук, пустив в ход свои связи, узнал про самоубийство Зинаиды Ефимовны.
– Вам может показаться странной моя включенность в это дело, – проговорил Леонид Григорьевич, – но я никогда ни раньше, ни позже не встречал таких детей. Ваня был гений, перед ним открывалась широкая научная перспектива, он мог стать мировой величиной в области математики. А как мальчик владел компьютером! Виртуоз! Показал мне массу интересного. Я не особенно силен в Интернете, освоил пару поисковых систем. Иван стал, не побоюсь этого слова, моим учителем.
– Погодите, – воскликнула я, – разве вашим воспитанникам можно подключаться к Всемирной паутине?
– Нет, – смутился Леонид Григорьевич, – здесь специнтернат, компьютерного класса нет.
Я показала на ноутбук Федорчука:
– Иван пользовался вашим?
Леонид Григорьевич округлил глаза.
– Он не сделал ничего дурного. Зинаида Ефимовна отправляла решенные им задачи почтой, не простой, а экспресс-доставкой. Не дешевое удовольствие для низкооплачиваемой санитарки. Я предложил Фирсову пользоваться емейлом.
– В нарушение всех правил, – подчеркнула я.
Федорчук включил чайник и погладил ноутбук по крышке.
– Я занимаюсь проблемными подростками, они вообще конфликтны, но в обычной школе в классах намешаны компании из разных ребят, плохих и хороших. Учителя не роботы. Да, они обязаны относиться ко всем одинаково, но у педагогов всегда есть любимчики. Надеюсь, я не открыл вам страшного секрета?
– Нет, – коротко сказала я, – да преподаватели особенно и не скрывают своего отношения к детям.
– В специнтернате сложно психологически, – продолжал Федорчук, – редко видишь подростков, из которых получатся достойные люди. Последний звонок в школах – радостное событие, мы тоже стараемся доставить воспитанникам приятные эмоции, устраиваем в конце мая праздник с пирогами, шариками и прочими атрибутами. Но я смотрю на шеренгу мальчиков и понимаю: Иванов через короткое время очутится на взрослой зоне, Петров снова сядет на иглу, Сидоров выпьет всю кровь у родителей и плохо кончит. Редко не испытываешь внутренней тревоги, выпуская нашего птенца во взрослый мир. Почитаешь газеты, так у нас судьи поголовно берут взятки, милиционеры оборотни, а в спецучреждениях содержатся ангелы с крыльями. Шел хороший мальчик по улице, увидел кошелек, принес его в отделение, а там злые дяди в форме схватили бедолагу, без суда и следствия отправили в интернат, понадобилось им процент раскрываемости повысить! А за решеткой замечательного подростка бьют, голодом морят! И ведь народ в это верит!
– Всякое случается, – осторожно возразила я, – и портмоне подбросить могут! И взятку прокурор просит! А на кухне в интернате вместо мяса хлеб в котлеты кладут.
– Согласен, – процедил Федорчук, – в семье не без урода. Но вот вам правда, о которой пресса сообщать не любит. Много работает в МВД людей, и большая часть их за маленькую зарплату жизнью рискует. Иначе б вы на улицу спокойно не вышли. В моем интернате никого не бьют и у детей не крадут. Зато почти все воспитанники с червоточиной, как их ни обтесывай – все без толку, из каждого выпуска подавляющее большинство по кривой дорожке пойдет. Ваня был уникум, я его очень любил, хотел скрасить мальчику пребывание среди совершенно не подходящей ему ни по уму, ни по моральным качествам компании. Глядя на Фирсова, я понимал: не зря работаю, кое-кого могу на ноги поставить. Не хочу оправдываться. Да, я для этого ребенка сделал исключение, Ваня пользовался моим компьютером.
– Дайте мне копию дела Фирсова, – попросила я, – вам она более ни к чему, а нам может пригодиться.
Федорчук не стал сопротивляться:
– Забирайте, но, если всплывет что-то интересное, расскажите мне, пожалуйста.
Глава 19
Домой я приехала поздно, покормила мопсов и примкнувшего к ним Микки, пошла в туалет, нашла несколько луж в коридоре и цепочку мелких «озер» на бумажной пеленке. Фира и Муся очень старались добежать до места, отбитый у крокодила щенок несся вместе с ними. И я уверена, ни разу не промахнулся. Я погладила лохматое крошечное тельце.
– Ты нечеловеческого ума собака. Жаль, не можешь сказать, куда подевалась Капа!
Микки деликатно чихнул и умчался за Фирой. Похоже, эмигранту из Майами понравилась игра в догонялки.
Я спрятала в шкаф маску для подводной фотоохоты. Главное, дотерпеть до дня рождения Макса, не отдать подарок раньше!
На кухне я неожиданно обнаружила беспорядок. На плите стояла сковородка с остатками засохшей яичницы, в мойке валялись ложки, тарелка, чашка с остатками кофейной гущи, разбавленной молоком. Посреди стола белели скомканные бумажные салфетки, лежали расческа и газета «Желтуха» за сегодняшнее число.
Что случилось с Максом? Его нельзя назвать аккуратистом, но он всегда исправно ставит все использованные предметы в посудомойку. Оставить на скатерти расческу? Макс причесывается исключительно в ванной. И он терпеть не может кофе с молоком. Впрочем, за прессой Максим тоже не помчится в ларек. «Желтуха» датирована сегодняшним днем, но мы ее не выписываем, значит, муж дошел до метро, купил пасквильный листок, вернулся домой и занялся чтением.
Продолжая удивляться, я вымыла посуду, потом убрала со стола и положила газету на подоконник.
Когда все домашние дела закончились, я стала читать копии документов и рассматривать фотографии. Часа через два раздался звонок в дверь. На экране домофона я увидела Макса, он махал руками.
