Дарья Донцова - Урожай ядовитых ягодок
– Вы лечили Рамазанову Екатерину?
Игорь Анатольевич нахмурился.
– Кого?
– Катю Рамазанову, неужели не помните?
– У меня десятки больных.
Я дала доктору распечатку истории болезни.
– А-а-а, – протянул тот, глядя на листы, – и что? Вы ей кто?
– Никто.
– В чем тогда дело?
– Вот тут указано, что к Кате вызывали психиатра В.К. Лазаренко. Можете сказать мне адрес этого специалиста или дать телефон?
Игорь Анатольевич сунул мне листки назад.
– Нет.
– Как же так?
– Очень просто, я с ним незнаком.
– Но…
– Его привела мать Рамазановой.
– Зачем?
– Послушайте, – ответил Савоськин, – мне некогда, совершенно не понимаю, чем могу вам помочь!
– Мне нужны координаты В.К. Лазаренко!
– Я их не знаю.
– Но он же приходил сюда.
– И что?
– В больницу может заявиться любой?
– Если родственники приводят консультантов, я не возражаю.
– Зачем Рамазановой понадобился психиатр, она была сумасшедшей?
Савоськин поморщился и глянул на часы:
– Мне пора.
В полном отчаянии я топнула ногой:
– Очень жаль, что вы не хотите разговаривать, вас ждут большие неприятности. Катю Рамазанову убили. Накормили тамокаргеном и довели до инсульта!
Савоськин выпучил глаза, потом, не говоря ни слова, втолкнул меня в крохотную комнатушку, где с трудом уместились письменный стол, два стула, табурет, и резко спросил:
– Что за чушь вы несете? Рамазанова поступила на обследование, жаловалась на головные боли и повышенное давление. Инсульт произошел уже в больнице, кстати, именно этот факт продлил ей жизнь. Мы сразу подключили больную к аппаратам, целый месяц она балансировала на грани жизни и смерти, но потом все же умерла. Молодой организм.
– Наоборот, должна бы выжить.
Савоськин вытащил сигареты.
– Нет, как ни странно, старики справляются с мозговыми ударами лучше молодых, а самый опасный возраст тридцать пять – сорок пять лет.
– И вам не показалось странным, что девушка была здорова, а потом бац!
– Был такой драматург Занусси, он говорил: «Жизнь – это болезнь со смертельным исходом, передающаяся половым путем». Кто вы такая и почему интересуетесь Рамазановой? Если из милиции, то попрошу документы.
Я вытащила удостоверение.
– Пресса, – прочитал вслух Игорь Анатольевич. – Ну, знаете ли, с вами я разговаривать не стану.
– Почему?
– Напишете хрен знает что, а мне отвечать.
Я молча выдернула из его бледных, чисто вымытых пальцев документ и тихо сказала:
– Я работаю в «Криминальном рассказе», нами получена информация об ужасных делах, которые проворачивает одна компания. Люди страхуют свои жизни, потом неожиданно умирают. И всех их незадолго перед смертью посетил В.К. Лазаренко.
– Ничего не знаю, – быстро ответил Савоськин, – лечили, как умели, но случается всякое, мы не боги.
– Может, вы заметили что подозрительное?
– Совершенно нет. Если вопросов больше не имеете, то…
– Хорошо, – я поднялась и подошла к двери, – все равно я узнаю правду, напишу статью и пойду в милицию. Но не обессудьте, если стану вас считать пособником убийц.
– Что вы несете? – взвился Савоськин.
– Прощайте.
– Нет уж, стойте.
– Зачем? Сами же сказали, что ничего не знаете.
– Сядьте, – устало сказал Игорь Анатольевич, – вашу Рамазанову я отлично помню. Не надо считать врачей бесчувственными монстрами, но, если пропускать все через себя, запросто с ума сойти можно. Поэтому я и стараюсь абстрагироваться. Катю мне жаль, молодая, красивая. Но пройдитесь сейчас по нашему отделению. Если двадцать лет тому назад тут лежали люди пенсионного возраста, то сейчас инсультник в тридцать совсем не редкость. Жизнь жестокая, тяжелая штука, бьет в основном по голове, и молодежь не выдерживает в первую очередь. Ничего странного в кончине Рамазановой нет, если учесть ее судьбу.
– А что в ней особенного?
Игорь Анатольевич подвигал бумажки на столе.
– Мы тут по графику сутками дежурим. Рамазанова только поступила в клинику, а я в ту ночь остался на посту. Где-то около трех пошел в туалет, слышу кто-то в холле возле телевизора плачет. Подхожу – Рамазанова. Ну сел рядом, давай успокаивать, а она вдруг принялась свою семейную историю рассказывать. Честно говоря, жаль мне ее стало, досталось девчонке.
– Можете припомнить, что Катя говорила?
– В общих чертах, без подробностей. Через год после рождения девочки умер ее отец, а мать сдала ребенка в интернат, она проводницей работала, неделями дома отсутствовала, так что вроде получалось, хотела, как лучше. Служба денежная, проводники отлично зарабатывали, оклад маленький, зато возможности большие: левые пассажиры, посылки… Не хотелось ей место терять, вот и избавилась от ребенка. Катя до восьмого класса дома только на летних каникулах бывала, да и то ее в деревню, к бабке, отправляли.
Когда девочка пошла в девятый, мать вновь выскочила замуж и родила еще одну дочь, Алену. Супружество продлилось недолго, через год после появления Алены последовал развод. Катя как раз закончила школу и поступила в педагогический. Мать ее перестала мотаться по стране, а начала бегать по людям, мыла полы, окна, гладила и стирала. Кате сразу стало понятно, что Аленочка любимая дочка, а она, старшая, так, не пришей кобыле хвост.
Жили бедно, но все самые сладкие кусочки доставались Алене. Оно и понятно, Аленочка была крошкой, но Катя постоянно вспоминала свое детство в интернате, и в душе поднималось отчаяние. Нет, ее мать так никогда не любила, не торопилась с работы, чтобы покормить ужином, не забирала каждый день домой, не покупала обновки. Катюша ходила в «государственном». Их группа была одета в добротные, жутковатого вида пальтишки из драповой ткани с цигейковыми воротничками. К ним полагались шапочки «под леопарда» и жесткие, словно железные, сапожки. Катя ни разу не носила одежду нужного размера. Интернатское начальство, стремясь сократить расходы, покупало сиротам вещи «на вырост», и носили они их до тех пор, пока шмотки не начинали трещать по швам. Байковые платьица, ситцевые халатики, колготки, спадавшие складками на щиколотки, кургузые болоньевые курточки и черные резиновые сапожки.
Аленочке же мать покупала красивые платьица, бегая по рынкам, выискивала хорошенькие лаковые туфельки. Даже еда в холодильнике была разной. Алене давали фрукты, дорогую рыбу, шоколадные конфеты. Катя с матерью питались в основном гречкой и геркулесом.
Но, когда Аленочке исполнилось три года, сразу стало ясно, что ребенок болен. Девочка бледнела, худела, постоянно плакала. Начались долгие хождения по врачам. Наконец вынесли диагноз, звучащий, как приговор, – лейкемия. Пытались лечить, но успеха не добились, Алене делалось хуже и хуже. Катя была доброй девушкой, тяжелое детство и отсутствие материнской ласки не озлобили ее, младшую сестру она любила и, естественно, очень переживала, когда узнала о болезни. Потом у Кати начались сильные головные боли, и она оказалась в пациентках у Савоськина.
Доктор умолк, раздавил в пепельнице окурок и добавил:
– Меня ее смерть не удивила.
– Такое тяжелое состояние было у девушки?
– Как раз нет, понимаете, я заметил странную вещь. Вот, допустим, два больных человека. Возраст, социальное положение, физическое состояние – все похоже. Но один умирает, а другой на своих ногах уходит домой. Знаете почему? Первый никому не нужен, родственники хорошо если по выходным придут и банан сунут. К сожалению, таких много… А ко второму без конца народ носится: дети, сослуживцы, приятели. Вот случай был, мужчину привезли с инсультом, четыре месяца лежал. Пока он лечился, сын с невесткой в его комнате ремонт затеяли, безостановочно ему каталог таскали, образцы обоев. Он один раз и скажи: «Зря вы это, дети, умру я скоро».
Тут невестка на него как налетит:
«Только попробуй! Только вздумай скончаться! Мало тебе не покажется! Такие обои поклеила, лепнину сгоношила, дверь из дубового массива, кровать ортопедическую купила, только посмей умереть!»
Савоськин замолчал.
– И что? – поинтересовалась я.
– На своих ногах ушел. Если человек кому нужен, он обязательно выживет, не отпустят его, ну а если…
Он махнул рукой.
– К Катерине никто не ходил. Кстати, меня очень удивило, когда вдруг появилась ее мать и с порога заявила: «Хочу показать дочь психиатру. Завтра привезу специалиста».
– Была необходимость в такой консультации?
– На мой взгляд, нет.
– И вы пустили к больной постороннего человека?
Савоськин пожал плечами.
– Родственники часто пытаются притащить сюда профессоров, экстрасенсов, колдунов… Если я вижу, что вреда не будет, то не протестую, каких неприятностей можно ждать от психиатра? Ежели сделает назначение, я его легко отменю. Не в моих правилах открыто ссориться с людьми. Поверьте, в смерти Кати Рамазановой нет ничего экстраординарного.
