Людмила Милевская - Джинн из консервной банки

Ольга снисходительно посмотрела на Георгия и подумала: «Бедный мальчик, совсем от ревности поглупел».

Ей это нравилось, перед Мариной она была горда, да и было чем гордиться: в ее-то годы так кружить головы мужчинам. Огорчало одно: нервничая, Георгий частенько прибегал к оскорблениям, что радовало завистливую Марину. Вот и теперь Ольга испугалась, что Георгий снова перейдет на оскорбления, и поспешно воскликнула:

– Ах, перестань, пожалуйста. Горюнов приносил соболезнования. Сам понимаешь, сорок дней, и то, и сё… Я вынуждена была вежливо выслушивать.

– Вежливо? Да ты млела.

Ольга пришла в бешенство.

– Черт возьми! – завопила она. – Покажи мне ту дуру, которая может серьезно относится к этому болвану Горюнову? Он же весь на контрастах. Как хамелеон. То неимоверно чванливый, то до отвращения сервильный [3]. Я не виновата, что мои капиталы заставляют его угодничать? Уверяю, если бы я была операционисткой в его «лавочке», он разговаривал бы совсем по-другому. Если вообще удостоил меня своим драгоценным вниманием, – утихая, заключила она и брезгливо передернула плечами.

Георгия этот жест несколько успокоил.

– Хорошо, любимая, но впредь, исчезая из дома, изволь предупреждать, – сказал он, явно подражая своему отцу, покойному Павлу Александровичу, который в свою очередь подражал еще кому-то. – Я должен знать, где ты бываешь.

Ольга помрачнела. Марина обрадовалась: в воздухе запахло новой бурей.

– Не могу сказать, что мне нравится подобный надзор, – тщательно подбирая слова, грозно начала Ольга, – но…

Не докончив фразы она внезапно выскочила из-за стола и стремительно побежала в ванную.

Георгий испугался:

– Что случилось?

Он растерянно уставился на Марину. Та равнодушно пожала плечами и нехотя ответила:

– Уж не знаю. Бесспорно одно: это повторяется очень часто.

– Что – это? Ее стошнило?

– Да.

– Но отчего?

Марина лукаво улыбнулась.

– Если это не отравление и не высокое давление, что в ее возрасте было бы не удивительно, тогда это то, что в ее возрасте редко бывает и выглядит странно, – с сарказмом сказала она.

Георгий нахмурился.

– Ты можешь выражаться ясней? – сердито пробурчал он, отворачиваясь от Марины.

– Нет, только намеками. В вашем доме по-другому опасно.

– Вот же дура набита… – начал было Георгий, но его внимание привлек звук шагов, раздающихся уже с лестницы.

Прислушиваясь, он замолчал и вскочил из-за стола.

– Она уходит, – пояснила Марина.

– Ольга! – крикнул Георгий. – Ты не вернешься в столовую?

– Нет, – ответила та.

– Но куда ты?

– В спальню.

– Тебе плохо?

– Немного, пойду прилягу.

Георгий снова растерянно уставился на Марину. «Я что им, пастырь? – рассердилась она. – Какой он ждет от меня помощи?»

– Но мы же собирались на дерби, – разочарованно промямлил Георгий.

Ольга услышала его и крикнула:

– Видимо отменяется… Прости… Я не могу…

Раздался топот ее ног.

– Новый приступ, – язвительно заметила Марина и равнодушно спросила:

– Кофе подавать?

Георгий рассеянно скользнул взглядом по подносу с чашками и рассердился:

– Какой к черту кофе?!

Он на секунду задумался, но следом сорвался с места и помчался за Ольгой.

Ольга лежала на кровати и печально смотрела в потолок. Вид у нее был нездоровый.

– Как ты, дорогая? – заботливо спросил Георгий, осторожно прикрывая дверь спальни. – Тебе уже лучше?

– Ох, уже боюсь и говорить, – вздохнула она. – Только подумаю, что уже лучше, как новая волна… Все нутро выворачивает.

Он присел на кровать рядом и ласково погладил ее по волосам.

– Любимая, прости мою грубость. Я просто ненавижу себя за это, но ничего поделать не могу. Ты ведешь себя слишком независимо. Я жутко ревную.

– Ладно, уже привыкла. Не надо бы только при Марине. Она злорадствует.

Георгий скривился, словно от зубной боли.

– Сам себя кляну.

Он наклонился и поцеловал Ольгу в губы. Она попыталась увернуться:

– Не надо.

Георгий удивился:

– Почему?

– Меня рвало.

– Только поэтому?

Она не ответила.

– Я люблю тебя, – прошептал Георгий.

– Я знаю.

– Зачем тогда мучаешь?

Ольга рассердилась:

– А что я могу сделать?

– Многое…

Он не успел договорить; Ольга опять вскочила и помчалась в ванную. Раздавшийся шум воды заглушил ее страдальческие междометия. Вернулась она бледная и утомленная.

– Ох! Не могу больше! – воскликнула она, обессилено падая на кровать.

Георгий прилег с ней рядом.

– Что это? – спросил он, нежно целуя ее в висок.

Ольга посмотрела на него внимательным пытливым взглядом и ответила:

– А ты не догадываешься.

– Нет.

– У нас будет ребенок.

Георгий ошеломленно уставился на нее. Первое мгновение ей даже показалось, что он испугался, но потом в глазах его мелькнул веселый огонек изумления:

– Ольга! Ольга-ааа!

– Да, – с улыбкой победителя кивнула она, – да, дорогой, да. Это так.

Он схватился за голову и радостно завопил:

– Черт возьми! Черт возьми!!!

Однако, радость сменилась грустными раздумьями. Ольга настороженно наблюдала за ним.

– Теперь ты понимаешь, – спросил он с укором, – что мы должны срочно пожениться?

Она усмехнулась:

– Кому что, а голодной куме все хлеб на уме.

Он рассердился:

– Ольга, почему ты тянешь? Зажили бы спокойно, я перестал бы ревновать. Что в этом плохого? Только не говори мне про разницу в возрасте.

Она вздохнула:

– Ну хорошо, уговорил. Рановато еще, едва сорок дней минуло, но деваться действительно некуда. Так и быть, стану твоей женой, только учти, буду ненастоящей: банки закатывать я не умею, – шутливо призналась Ольга.

Георгий опешил:

– Какие банки? При чем здесь банки?

– Ну как же? – рассмеялась она. – Народная мудрость гласит, что настоящая жена – это женщина, которая умеет закатывать три вещи: – банки – глаза – истерику. Так вот, я умею все, только не закатывать банки.

– Ах вот ты о чем! – счастливый Георгий бросился к Ольге: – Меня и это в тебе радует!

– Только устроим все без лишней афиши, – мягко отстранила его она. – Распишемся и тем будь доволен.

– Да! Да!

Глава 2

Они тихо, без свидетелей, расписались в районном загсе. О свадьбе Ольга даже не хотела слышать, да Георгий и не настаивал: видел что ей не до того. Токсикоз свирепствовал. С каждым днем Ольге становилось все хуже и хуже. Она подурнела, поблекла, под глазами пролегли темные круги.

Георгий ей сочувствовал. Теперь он чаще бывал дома, старался быть заботливым мужем. Ольгу рвало постоянно. Она похудела без всяких диет, чему была и сама не рада.

– Это кончится когда-нибудь или нет? – спросил Георгий Марину в один из особенно тяжелых приступов рвоты.

Ответ прозвучал философски:

– Все когда-нибудь кончится.

– Как она, бедняжка, страдает! – с жалостью воскликнул Георгий, весело раскачиваясь в кресле и с нездоровым интересом прислушиваясь к звукам, раздающимся из ванной.

– Да уж, – вяло откликнулась Марина.

Еле волоча ноги, Ольга вернулась из ванной. Она была очень бледна.

– Может приляжешь, дорогая, – заботливо спросил Георгий.

Она покачала головой.

– Нет-нет. Хватит и того, что ты вынужден из-за меня все вечера проводить дома. Если я еще улягусь в постель, то могу лишиться своего юного мужа. Он в конце концов не выдержит и пойдет искать развлечений на стороне, – пошутила она, но в голосе слышалась грусть.

– Как ты можешь, любовь моя? – с укоризной воскликнул Георгий.

Ольга тряхнула неубранными волосами и, фальшиво изображая веселье, озорно воскликнула:

– Так кто там на этот раз самый безграмотный?

Марина развела руками:

– Увы, как всегда ты.

Ольга недовольно наморщила лоб, но тут же рассмеялась:

– Тогда играем до тех пор, пока я вас не обскачу. Но вы учтите, что я училась в Париже в самой обычной французской школе. Мне положена скидка.

От скуки по вечерам они играли в грамматическую игру. Выигравший зачитывал текст, а остальные писали. Что-то вроде диктанта. Потом проверяли орфографию. Ольге читать текст пока не довелось.