Полина Раевская - Одинока и крайне жестока, или Как выйти замуж за один день
– Нет, нет! Что вы! – воскликнули мы с супругом одновременно. – Нам очень интересно, правда! Да и вам выговориться нужно, – я испугалась, что наш чрезмерный энтузиазм может насторожить Наталью Семеновну. В конце концов, с чего бы это незнакомцам так жаждать услышать исповедь незнакомой им женщины? Но мать ухватилась за представленный шанс, даже не заподозрив подвоха.
– Правда? А-то ведь мне ли не знать, как оно бывает. Я ведь, дома сидючи, затосковала. Да так, что Аленка меня даже к доктору повела. Ну, врачам же только в лапы попади, они диагноз быстро найдут. Вот и мне поставили – возрастная депрессия, что ли? Даже таблетки какие-то прописали. Только я знаете что подумала? Это от безделья все. От ненужности своей. Вот уж как мне трудно было одну дочь на ноги поднимать, как тяжело, а никаких депрессий не было что-то. А тут – живи не хочу, а и получается, что не хочу. Хорошо еще, что подружка как раз рассказала о вакансии гардеробщицы в нашей районной онкологии. Я, не раздумывая, за предоставленную возможность и ухватилась – хотелось ближе к людям быть. Здоровья-то уж по стройкам скакать нет, а тут работа вроде несложная совсем. Аленке это, правда, не понравилось. Мол, что я, мало зарабатываю? А ведь не все деньгами-то меряется, так ведь? Ну и вот… – Женщина помолчала. – Одним словом, – она снова поправила черную повязку на голове, – втянулась я в работу. Прикипела к ней, так сказать, всем сердцем. Поэтому, когда Аленка мне подыскала место лучше – вахтером в планетарии, я уже отказалась. Я для пациентов наших сама чем-то вроде доктора стала, – Наталья Семеновна усмехнулась, – со многими подружилась – ведь человеку, когда диагноз ставят, он в больнице днюет и ночует, считай. А врачи, – она махнула рукой, – им беседы беседовать совсем недосуг – сообщили приговор и до свиданья – зови следующего. А человек один на один со страшной бедой остается. Хорошо, если с родственниками пришел, есть кому поддержать, но ведь много и одиноких. Я таких сразу вижу – разговорить стараюсь. С иными, правда, это и не нужно – сами делятся. Через меня столько людей прошло, такие истории они мне рассказывали – куда там кино да книги. А уж сколько чудесных исцелений! Когда врачи крест на человеке поставили, а потом только диву давались, как же он выкарабкался? Причем кому что помогло – многие, к примеру, к Богу пришли – дал им Боженька сил да здоровья. Да-а-а-а, – Наталья Семеновна замолчала, вперив пустой взгляд в стену. – Знаете, я вот со вчерашнего дня не сплю, все думаю: зачем мне это? Не за что, а зачем? Ведь если верить, что все не просто так, то зачем-то Бог послал мне это испытание, да? Или это ерунда, и на самом деле нет никакого его промысла? И тогда что? Все бессмысленно? Все людские мучения напрасны?
Мы с Антоном не нашли что ответить. Да и что тут скажешь?
– Ой, совсем я вас загрузила, – женщина горько усмехнулась.
– Наталья Семеновна, голубушка, – я прижала руки к груди. – Все хорошо, – на последнем слове язык запнулся, – расскажите еще про Алену. Удивительная, по всему видно, она у вас была, да?
Лицо собеседницы при упоминании имени дочери посветлело.
– Да, вы правы, – произнесла она. – Удивительная… была, – женщина шумно сглотнула, сдерживая рвущиеся из груди рыдания. – Я ведь ей говорила… понимаете? Предупреждала… Как чувствовала, что добром это не кончится. Так она разве послушала? С детства такая – упертая, если решила что…
– Что решила? – Антон сделал стойку почуявшей дичь гончей, а я незаметно показала ему кулак – как бы не насторожил он рассказчицу. Не ровен час заподозрит она, что наш интерес неспроста, и все – прощай, надежда выведать подробности.
– Да я и сама толком ничего не знаю, – женщина махнула рукой. – Аленка после этой истории с Ромой сама не своя сделалась. И скрытная какая-то. Отродясь от меня секретов не было, а тут… Даже про отпуск ничего не сказала – дома постоянно отсутствовала, я думала, она на работе. До сих пор не знаю, где она эти дни была. Следователь вот вчера пытал, а что ему сказать, если я и сама не в курсе?
– А что за история с Ромой? – осторожно поинтересовалась я.
– Ой, а и вправду, вот я… – Наталья Семеновна невесело улыбнулась, – знаете, ребята, хорошие вы, видно, люди. Душевные. Нет, правда, – она прижала руки к груди, – нечасто таких встретишь. Нынешняя молодежь все больше… а…, – дама махнула рукой, – не слушайте вы брюзжание жалкой старухи. – Спасибо вам, детки, выслушали, дали возможность выговориться.
– Что вы, что вы, Наталья Семеновна!
– Наталья Семеновна, голубушка, – в дело вмешался Антон, – расскажите все как есть, облегчите душу. Кто знает, вдруг мы сможем вам помочь…
Дверь кабинета Ярового распахнулась, отчего мое сердце тут же замерло в груди. Я испугалась, что разговор с Кривцовой-старшей будет прерван на самом интересном месте.
На счастье, виновником моего предынфарктного состояния оказался Албанин. Вышедший из комнаты старший оперуполномоченный с любопытством окинул взглядом нашу компанию и отправился куда-то в глубь плохо освещаемого коридора, неся в руках электрический чайник. Не нужно обладать способностями Шерлока Холмса, чтобы угадать конечную точку его пути.
Случившееся заставило нас действовать быстрее – мы понимали, что в любой момент можем лишиться случайной, но такой счастливой возможности опросить ценного свидетеля. Конечно, слишком выказывая свой интерес, мы тоже рисковали, ведь это могло вызвать у женщины вопросы, а времени на объяснения не имелось. На счастье, Наталья Семеновна явно нуждалась в возможности выговориться, поэтому, не заподозрив неладное, продолжила свое скорбное и неспешное повествование. Пожалуй, даже слишком неспешное.
– С Романом Аленка встретилась случайно. Вернее, это мы так поначалу подумали. Дочка потом часто повторяла, что ей возлюбленного сам Бог послал. Кто ж знал, что Господь тут ни при чем и Сметанин все сам специально подстроил? Дочка тогда новенький автомобиль купила. Я в машинах не шибко разбираюсь, знаю только, что дорогой. И вот через день или два после покупки попадает она в ДТП. Незначительное, но все равно обидно. Стояла на светофоре, а сзади другая машина-то и пристроилась. Мужчина объяснил гибэдэдэшникам, что задумался. Это уж потом ясно стало, что Роман ее, скорее всего, от самого салона вел. Узнал, где живет, где работает, ну и подкараулил. Все расходы по ремонту на себя галантно взял. Хотя какие там расходы – на бампере царапина. Все страховая его оплатила. Но Рома умел представиться красиво: так уж он перед дочкой-то извинялся, так раскаивался. В ресторан пригласил, чтобы, значит, компенсировать моральный ущерб. Ну и пошло-поехало. У Аленки-то моей любовный опыт небогатый – случались в ее жизни романы и до того, да только все какие-то несуразные да бесперспективные. Да и когда ей было любовь-то крутить? Все работа да работа. А тут… Неудивительно поэтому, что потеряла она голову – ухаживать Сметанин умел. Он и меня, признаюсь, очаровал. Наконец-то, думаю, и на нашей улице праздник. Уж такой галантный, уж такой обходительный. И в Аленке моей души не чает. Пылинки с нее сдувал, на руках носил. Съехались они быстро. Вопросов, почему у дочки живут, я не задавала, но она сама как-то рассказала, что, мол, Рома ее был женат и все при разводе жене оставил. Это опять же его, согласитесь, характеризовало прекрасно. Денег Алене хватало, зачем ей слишком богатый супруг? Тем более что Роман не желал сидеть на шее у возлюбленной, пытался сам зарабатывать, хотя непросто ему было – он же, согласно легенде, и бизнес супруге оставил. Аленка его во всем поддерживала. Денег дала на новое дело, кормила, одевала, ни о чем не спрашивала. А Роман, хоть и гордый, щедрые подношения принимал. Кривясь и морщась, но принимал. Потом Аленка уехала. Компания отправила ее на обучение за границу. Она переживала по поводу того, как они с любимым переживут длительную разлуку. Такое испытание для начинающихся отношений. Но мы с Романом уговорили ее, настояли на поездке. Да и начальству не понравился бы Аленин отказ. Я ей обещала присматривать за возлюбленным – подкармливать его, быт обустроить – сам-то Сметанин не шибко хозяйственный был. Правда, как только дочка уехала, он неожиданно пропал. Появлялся в квартире от силы пару раз. Я Аленке не стала говорить – зачем понапрасну тревожить, да и объяснения Роман для меня быстро нашел – он, дескать, бизнесом занимался. Достойный повод дома не бывать – мужику нужно зарабатывать все же. Это уж потом выяснилось, что работал наш Ромочка совсем над другим делом – обхаживал очередную пассию. Аленка их переписку нашла в телефоне, ну и позвонила. Встретились они с той женщиной, поболтали. Для доченьки это таким ударом стало! Передать не могу! Она даже слегла на неделю. Сметанина, конечно, выгнала, только тип настырный оказался, бессовестный, все вернуться назад пытался. Дочка даже в какой-то момент согласилась. Правда, все напрасно – горбатого ведь могила исправит. Через какое-то время дочь нашла у него в телефоне переписку с новой пассией. Роман, конечно, осторожничал и все свидетельства своих измен подчищал, но и на старуху бывает проруха. Одним словом, выгнала Аленка его из дома, прогнала прочь. Но с тех пор словно одержимая стала. Не могу, говорит, мама, жить спокойно на свете, пока этот гад жизнь таким, как я, портит. Уж как я ее просила отпустить его, как уговаривала, – Наталья Семеновна замолчала, пытаясь справиться с охватившим ее волнением. – Только какой там! Она ведь с детства такая – если что вбила себе в голову, пиши пропало, ни за что не свернет с намеченного пути. Поначалу она эту вторую… – Наталья Семеновна наморщила лоб, – как же ее, – бормотала она, – склероз проклятый. Нет, не могу вспомнить имени той, кому она первой-то позвонила, – женщина выглядела огорченной. – Одним словом, она к сопернице своей обратилась, ей предложила действовать сообща, чтобы отомстить, значит, парню. Только та, видать, умнее Аленки-то оказалась, так как отказалась в ее авантюрах участвовать. Тогда Аленка сама стала выслеживать Сметанина. Все других его любовниц разыскивала. Зачем ей это понадобилось, убей, не понимаю. Я не поддерживала ее в этом, вот она и перестала со мной откровенничать. Что да как, не знаю, – женщина вздохнула, – а может, это я виновата в том, что ее убили? – во взгляде собеседницы читалась такая боль и мольба о пощаде, что мне стоило большого труда не расплакаться. Схватив Наталью Семеновну за руку, я крепко ее сжала и попыталась успокоить:
