Наталья Александрова - Компромат на суженого
– Не успеет, – машинально ответила Надежда, – а впрочем, выпусти. Куда он отсюда денется…
Алла выпустила попугая и продолжила наблюдать за Надеждиными исследованиями.
– А что ты ищешь-то? – не выдержала она наконец.
– Да сама не знаю… В средневековых замках всегда полагается искать какие-нибудь потайные двери, раздвижные стены, тайники…
– Мы с тобой поискали уже. И вот к чему это привело…
– Ну что же, теперь сидеть сложа руки и ждать, пока нас Кеша спасет?
– А где, кстати, Кеша?
Надежда посветила фонариком во все углы камеры. Попугая нигде не было видно.
Алла была на грани истерики.
– Ну вот, теперь еще и Кеша пропал… а ты говорила, что он никуда не денется… Как же я без него буду жить!
– Да погоди ты! Раз он куда-то исчез, значит, здесь есть какой-то выход.
– Да, сравнила! Это для Кеши, может быть, выход, а для меня?!
– Ты, чем причитать, лучше позови его. Авось откликнется.
– Кеша, Кешенька, птичка моя золотая, где же ты?
И тут в темноте у нее над головой прозвучал задушевно воркующий Кешин голос:
– Дир-рол – надежная защита от кар-риеса с утр-ра до вечер-ра! – И Кеша, широко распахнув крылья, мягко спланировал на широкое Аллино плечо.
– Кеша, Кешенька, золотко, слава богу, ты вернулся! – Счастью Аллы не было границ. Казалось, она забыла, что заживо погребена в подземелье средневекового замка без надежды на приличный обед.
Надежда смотрела на Кешу взглядом сурового следователя.
– Иннокентий, немедленно признавайся, где ты был!
– Рамамба хара мамбару! – ответил попугай абсолютно правдиво.
– Вот и понимай его как хочешь…
– Не мучай птицу, – вступилась Алка, – он только что перенес такой стресс…
– Какой еще стресс?
– Разлуку с любимой хозяйкой!
– Если мы не поймем, куда он исчезал, мы все трое скоро перенесем гораздо больший стресс.
– Что ты от него хочешь, ведь он же все-таки не человек.
– Иногда ты об этом забываешь!
Попугаю надоела их перепалка. Он раскрыл свои мощные крылья и, съездив попутно Алке по уху, плавно поднялся под потолок. Надежда поспешно направила ему вслед луч фонаря, но птицы нигде не было. Кеши опять и след простыл!
– С этим попугаем я когда-нибудь с ума сойду!
Надежда продолжала водить фонарем по потолку, и вдруг на стыке потолка и стены блеснули живые хитрые глаза. Кеша весело посматривал на Надежду, явно ее поддразнивая. Потолок был низким, но не настолько, чтобы Надежда могла дотянуться до верха стены руками. Оглядевшись, она подставила Кешину клетку и, несмотря на бурный Алкин протест, осторожно на нее встала. Клетка, как ни странно, выдержала.
«Может быть, я еще ничего? – подумала Надежда. – И на диету садиться необязательно».
Правда, рядом с Алкой она всегда ощущала себя стройной, именно поэтому ее муж Сан Саныч не очень приветствовал их с Алкой частые встречи, он говорил, что в результате общения с Алкой у Надежды развивается мания величия, в смысле фигуры, конечно.
Надежда подняла руки к тому месту, где только что сидел попугай. Стена не смыкалась с потолком, как ей показалось снизу. Между ними был очень узкий лаз. Надежда ощупала неровную каменную стену, нашла на ней более-менее заметный выступ, куда можно было поставить ногу, и, отталкиваясь ногой и подтягиваясь руками, вскарабкалась в таинственный проход. Фонарь остался внизу, и Надежда ничего впереди не видела, но из лаза тянуло сквознячком. Лаз был низким, но широким, поэтому Надежда без труда развернулась и заглянула в покинутую камеру. Внизу тускло освещенная фонарем с широко открытым ртом стояла Алка.
– Надежда, куда ты подевалась? Как это ты ловко, прямо как Кеша! Знаешь, – добавила Алка восхищенно, – я никогда не слушала твои разговоры про всякие диеты, но теперь, кажется, я прониклась. Если мы выберемся из этой мышеловки, я обещаю тебе сесть на диету! То, что я видела… это был прямо цирковой номер! Мне не мерещится, ты действительно туда залезла?
Чувствуя себя чрезвычайно польщенной и очень собой гордясь, Надежда тем не менее ответила строго:
– Не только я сюда залезла, сейчас и ты это сделаешь!
– Это исключено, – холодно и решительно ответила Алка, – ты ведь не знаешь, сколько я вешу. И никогда не узнаешь.
– Догадываюсь, – вставила Надежда.
– Да? Ты догадываешься? И это называется лучшая подруга? Ты всегда обо мне плохо думала!
– Прекрати препираться! Ты что, не понимаешь, что это твой единственный шанс?
Надежда подумала, потом немного отползла назад, ощупала камни под собой, нашла узкую и глубокую щель и засунула в нее как можно глубже неожиданно пригодившуюся отвертку. Веревку она завязала четырьмя узлами на ручке этой отвертки, очень пожалев, что не умеет завязывать настоящие «мужские» узлы. Муж учил ее неоднократно, но есть на свете вещи выше ее, Надеждиного понимания. То же самое относилось и к завязыванию галстука: уж сколько Надежда тренировалась – ну, не получался красивый узел, и все тут! Хорошо, что муж сам умел правильно завязывать галстуки, он многое умел сам.
Надежда сбросила вниз концы веревки и позвала:
– Ну, Алка, давай берись за веревку и лезь ко мне!
– Прекрати надо мной издеваться! Я тебе ясно сказала – и пытаться не буду! Уж лучше умру здесь от голода.
Оставалось последнее средство.
– Значит, ты не хочешь увидеть больше своего дорогого Петюнчика, – самым своим вредным голосом произнесла Надежда, – может быть, именно сейчас он лежит где-то, умирая от жажды, и ждет помощи…
С жутким криком, какой издают каратисты и с таким же неимоверным напряжением сил, вцепившись в веревку и упираясь в выступы стены, Алка взлетела? Вскарабкалась? Взгромоздилась? – непонятно что она сделала, но действительно оказалась рядом с Надеждой в узком лазе наверху стены, полностью заткнув его собой. Тут же она издала вопль торжества:
– Надя! Я тоже это сделала! Ты видела? Ой, здесь так узко, как же я тут пролезу?
Надежда последовательно ответила на оба ее вопроса:
– Молодец! Я всегда в тебя верила! Уж как-нибудь проползешь, главное – не шуми, а то на нас потолок обвалится, – и тут же скорее поползла вперед, чтобы не дать Алке опомниться и снова впасть в депрессию по поводу своих габаритов и несоразмерности их с шириной лаза.
Алка ползла сзади, натужно кряхтя и расшатывая свод наиболее выдающейся частью своей фигуры. Ползти ей было так тяжело, что совершенно не оставалось сил на ворчанье, и Надежда наслаждалась тишиной, если можно применить слово «наслаждение» к человеку, ползущему по-пластунски по каменному лазу в средневековом замке.
Вдруг где-то впереди забрезжил слабый свет, и послышались голоса. Надежда зашипела, повернувшись назад, туда, где со стоном и оханьем протискивалась многострадальная Алка:
– Тише! Замри, дай послушать!
Алка, разумеется, стала громко переспрашивать и вообще зашумела гораздо больше прежнего. Надежда обреченно вздохнула и стала дожидаться, когда шум стихнет естественным образом. Вслушавшись в доносящиеся спереди голоса, она смогла только различить, что один из них был женский, а два других вроде бы мужские, но разобрать не удалось ни слова. Надежда подползла поближе. Лаз расширился и пошел под уклон. Голоса стали слышнее. Агрессивный женский голос нападал, два других по очереди оправдывались, подобравшись еще ближе, Надежда различила слова:
– …стоило его сюда тащить! (Женский, обвиняющий.)
– Но кто же знал! (Мужской, низкий.)
– Да это вообще была твоя идея! Возьмем его по-тихому, привезем сюда, пугнем – он нам все и покажет, где эта чертова Библия! – передразнил мужской высокий голос.
– И моя идея была правильная!
– Как всегда! – Мужчина с низким голосом говорил иронически.
– Да, как всегда! И если бы вы с вашим ротозейством его не упустили – инкунабула была бы уже в моих руках!
– В наших! Или ты нас уже списала, как Герберта? – угрожающе произнес низкий мужской голос.
– А следовало бы!
– Ты слишком откровенна, это может тебе повредить!
– Если что-то нужно сделать – сделай это сама! Сколько раз я уже в этом убеждалась. От вас одни неприятности!
Надежда с упоением слушала перепалку – когда ссорятся враги (а в том, что это враги, Надежда не сомневалась ни минуты), это и полезно, и приятно. Рядом с ней послышалось радостное пыхтенье – это Алка, почувствовав, что лаз пошел под уклон и расширился, ползла теперь быстрее и с победным сопением стремилась вперед. Надежда в ужасе попыталась ее остановить, хватаясь за разные выступающие части тела, но это было равносильно попытке остановить мчащийся мимо товарный состав. Алка набрала крейсерскую скорость, уклон лаза увеличился, и через несколько секунд, не успев вовремя затормозить, Алка вылетела из него как пробка из бутылки, издавая в полете обиженный рев легко раненного бегемота. Судя по последовавшим звукам, она упала с небольшой высоты на что-то мягкое, немедленно вступила с кем-то в борьбу и была побеждена. Снизу раздались почти одновременно следующие вопли:
