Лоуренс Блок - Взломщик, который изучал Спинозу

– Первоначально место пятицентовика в нашей коллекции занимал пробный экземпляр выпуска 1885 года. Это наиболее редкий год среди никелей этого образца. Цена его достигала тысячи долларов, то есть больше чем вдвое превышала стоимость той же монеты серийного производства. Часть наших специалистов вообще были против никеля 1913 года, поскольку официальный статус этой монеты подвергается сомнению. Потом нам стало известно, что Балтиморское историческое общество может уступить нам свой экземпляр, и мистер Руслэндер не мог успокоиться, пока никель не перекочевал к нам. Дело в том, что у него случайно оказался портрет работы Копли, который давно разыскивали балтиморцы и...

Мне пришлось второй раз выслушать историю Чарлза Кэррола из Кэрролтона. Когда мистер Грачек наконец выдохся, мне оставалось только позвонить в Стилуотер, что в Оклахоме, человеку по имени Дейл Арнотт. Мистер Арнотт, как выяснилось, владел большими наделами земли в графстве Пейн, на которых привольно паслись его неисчислимые стада мясного скота, иногда перегоняемые с одного места на другое, дабы освободить участок под нефтяную скважину. Да, в 1976-м он приобрел никель за 130 тысяч, но года два назад продал за двести.

– Позабавился-таки я с этим никелем, особливо на сборищах наших на монетных. Выгребешь его, бывало, из кармана с горстью мелочи и говоришь: «Ну, ребята, кто со мной в орлянку на пару пива?» Ну натурально физии у всех – умрешь не встанешь. А по мне пятак – он и есть пятак, отчего не метнуть на «орла» или «решку».

– Вы не опасались, что это скажется на его цене?

– Не-а. Да и не самый, видать, лучший экземпляр у меня оказался. То ись по науке все тип-топ, но вот поистерся порядком, это факт. Другие, должно быть, в лучшем состоянии. Видел я один в Смит-соновском институте. Тот, ясное дело, не чета моему: баба вся из себя четкая, серебристая, а поле – смотреться можно. Нет, позабавился я с ним, что ни говори. Потом один мужик хорошие мне деньги за него предложил, я ему: «Давай, – говорю, – для круглого счета ровно двести штук и забирай мой пятицентовик». На том и сошлись. Мог бы и имя этого мужика сказать, да не знаю, как он на это посмотрит.

Я спросил, по-прежнему ли никель у этого человека.

– У него, ежели не загнал, – сказал мистер Арнотт. – А вы чего, тоже монетами промышляете? А то могу звякнуть, узнать, глядишь – продаст.

– Я всего лишь репортер, мистер Арнотт.

– Знаем мы репортеров по телефону. Легче легкого, сам в свое время таким был. И баптистским проповедником был, а несколько раз и адвокатом. Не обижайтесь, сэр, я человек простой. Хотите быть репортером, будем считать, что так оно и есть. А ежели хотите узнать, продается ли никель...

– Мне только хотелось бы знать, у него еще монета или нет. Покупать я не собираюсь.

– О'кей, давайте ваш телефон, через часок звякну.

Я дал ему домашний телефон Каролин.

Я снова сделал звонки в Вашингтон, Бостон, Цинциннати и Филадельфию. Потом еще раз позвонил в Американское нумизматическое общество, а также в редакцию еженедельника «Мир монет», находящуюся в Сиднее, штат Огайо. К тому времени, когда я закончил, мои пальцы так набегались по аппарату, что я встревожился. В конце концов руки у меня действительно узковатые, странно, что я не замечал этого прежде. И уж точно не подлежит сомнению, что мои указательные пальцы длиннее больших.

Увы, все симптомы налицо. У меня Мортонова рука. И я прекрасно знал, чем это грозит. Боли в ладони, шпоры в запястье, дистрофия мышц сухожилий и рано или поздно самое ужасное – воспаленное «предплечье телефониста».

Я положил трубку и бросился ко всем чертям из дома.

Глава 17

К Каролин я попал около полудня. Свернувшись калачиком, у меня на коленях лежал кот, рядом стояла чашка кофе, а я информировал хозяйку о том, что произошло за последние тридцать шесть часов.

С момента нашего последнего разговора много воды утекло – и под мостами, и сквозь плотины и всюду, где она течет. Отнюдь не облегчало мою задачу и то обстоятельство, что у Каролин раскалывалась голова от боли. Очевидно, опять это странное похмелье после сладкого. Может быть, ей помогла бы пара ортоэластиков доктора Файнзингера, но они еще не были готовы.

– Ни за что не прощу тебе, что ты пошел к Абелю один! – твердила она.

– Как бы мы прошли в дом вдвоем? Это же огромный риск! Кроме того, двоим там нечего было делать.

– И даже не позвонил, когда вернулся домой.

– Да звонил я, черт побери, звонил!

– Берни, это я названивала тебе целый вечер. То занято, то никто не подходил.

– Знаю. Я звонил, и мне звонили, и ничего не получалось. Так часто бывает. Но это не важно. В конце концов мы же поговорили, верно?

– Ага, только вчера вечером. И то ты ничего не рассказал.

– Было уже поздно.

– Ага.

– И не о чем особенно было рассказывать.

– Не о чем рассказывать? Только о том, как ты забрался в квартиру к Абелю, а когда пришел домой, какая-то парикмахерша наставила на тебя пушку и обвинила в том, что ты подвел ее брата под статью об убийстве?!

– Она не совсем то сказала.

– Плевать я хотела, совсем то или не совсем!

– Ты обиделась...

– Да, и что?

– А если я попрошу прощения?

– Проси, а там посмотрим.

– Хорошо, – сказал я, – прости меня, Каролин. Мы работаем на пару, и я вовсе не думал что-либо скрывать от тебя. Но дела так повернулись, что я малость растерялся. Я не был уверен, что сумею пробраться в квартиру к Абелю, и просто пошел наудачу, ну и пошуровал там один. Думал, ты не будешь против. Мне жаль, что так получилось.

Каролин помолчала.

– Перестань, Уби, – сказала она русскому голубому, который начал царапать край дивана. Арчи у меня на коленях заурчал, выражая свое моральное превосходство.

– Не-а, – сказала Каролин, – не действует.

– Ты имеешь в виду мое извинение?

– Ага. Совершенно не подействовало. Обида слишком глубока. Хорошо, постараюсь ее забыть. Кто убил Ванду?

– Я не уверен...

– А Абеля?

– Тоже не уверен.

– Ладно...

Зазвонил телефон. Я отодвинул кота в сторону и взял трубку. Это был мистер Арнотт из Стилуотера, Оклахома. Он даже не перевел на меня плату за междугородный звонок. Понятно, человек, заплативший 130 тысяч за пятак, может позволить себе не беспокоиться о счетах от телефонной компании.

– Этот мужик не желает, чтобы знали его имя. То ли грабителей боится, то ли налогового инспектора – не знаю. Монету продавать не собирается. Она у него.

– Черт с ним, – сказал я. – Куплю-ка я, пожалуй, картину.

– Чтобы было что на стенку повесить?

– Точно.

– Я так и знал, что вы не писака. Ни секундочки не сомневался.

Я пересказал разговор Каролин.

– Монета, которая была у Арнотта, все еще у его таинственного покупателя. Но все равно она часто переходила из рук в руки. Так что вряд ли это тот никель, который переехал с Восемнадцатой улицы на Риверсайд-драйв.

Каролин сдвинула брови, задумалась:

– Всего имеется пять таких никелей – так?

– Так.

– Одна монета в Вашингтоне, одна в Бостоне, одна в Цинциннати и одна в Филадельфии – так?

– Так.

– И одна, которую твой приятель из Оклахомы продал неизвестной нам личности. Выходит, эта личность – Колкэннон. Только это не может быть Колкэннон, потому что проданный Арноттом никель был в хождении, а у Колкэннона он абсолютно новенький.

– Верно.

– Значит, имеется пять никелей плюс Колкэннона.

– Верно.

– И этого никеля нет ни у Колкэннона, ни у Абеля, и мы не знаем, где он.

– Верно.

– Вот и получается, что мы с тобой выкрали ненастоящий никель.

– Все возможно.

– Но ты так не думаешь?

– Нет. Я уверен, что он настоящий.

– Значит, на самом деле этих никелей – шесть?

– Нет, только пять.

Каролин умолкла, задумавшись, потом всплеснула руками:

– Господи, Берни, может быть, ты перестанешь говорить загадками? У меня и так голова раскалывается, кроме той части, которой я думаю. Да и та сейчас ни черта не варит. Объясни, будь другом. Объясни по-человечески, просто, чтобы я поняла.

Пришлось объяснить все по-человечески, просто, чтобы она поняла.

– Вот оно что!.. – протянула она.

– Как по-твоему, убедительно звучит?

– Похоже, что да. Хорошо, а как насчет других вопросов? Кроме Кролика и тебя, был и кто-то третий, он и убил Ванду. Ты знаешь, кто это?

– Есть у меня одна версия.

– И есть версия насчет Абеля?

– В некотором роде да. Но я до конца не уверен, и у меня нет доказательств, и...

– И все-таки скажи, Берни.

– Мне не хотелось бы на данном этапе...

– Почему? Хочешь сделать мне сюрприз? Если ты искренне попросил прощения, докажи это на деле.

Я заерзал на стуле. Недоброжелатели могли бы сказать, что я извивался как червь на крючке.

– Слушай, надо уходить, – сказал я. – Напрасно я дал твой телефон. Если тот тип, который хочет купить никель, смог узнать мое имя и телефон, значит, у него либо связи в полицейском управлении, либо он воспользовался служебными списками телефонных аппаратов. Не хочу, чтобы нас тут накрыли. Он знает, что в два часа я должен быть по этому телефону, и...