Инесса Ципоркина - Убийственные именины
— Коктейли! Как это мило! А я уж решила, что ты на меня обиделся.
— Обиделся? — удивился он, — Почему?
— Я после твоего поспешного ухода подумала: неприятный был намек… Ну, про твой сон с моим участием. А вчера так вроде бы славно время провели… — она томно потянулась и глянула краем глаза на Осю.
"В ход идет тяжелая артиллерия! Ни шагу назад! Пехота умирает, но не сдается!" — эта мысль несколько взбодрила "объект обстрела":
— А может быть, продолжим это буржуазное занятие?
— Ну, что ж… — Зинаида улыбнулась и протянула руку за бокалом.
Иосиф поймал себя на том, что внимательно разглядывает оставшийся у него бокал, не решаясь пить им же самим приготовленный коктейль. Зинаида, впрочем, не замечала его странного поведения: она смотрела куда-то вдаль, на горизонт.
— Хорошо, что дом на холме, — задумчиво сказала она, — Невысоко, а все видно: поле, лес, речку. И день сегодня хороший, ясный…
— Может, пойдем купаться? — спросил Ося, осторожно потягивая незаслуженно подозреваемый напиток, — В лес, на озеро. Там хорошо, озеро чистое, глубокое. Пошли?
— Ой, я там сто лет не была, — вздохнула Зинаида, — Пошли, конечно. Сейчас соберусь, оденусь, и в дорогу, — и она удалилась с такой настороженной грацией, будто была антилопой, а он — сытым и потому неопасным (пока) гепардом, лениво дремлющим в жесткой траве саванны.
Из окон кухни Данила с Зоей оживленно наблюдали за беседой парочки и только что пари не заключали: отнесется Зинка к молодому да раннему поклоннику с нежностью и сочувствием, или аккуратно, но язвительно посоветует укротить свое либидо и не изливать его куда не следует. Но вот Зинаида пошла к дому, напоследок белозубо улыбнувшись Гершанку, так и застывшему с бокалом в руке, после чего тот подпрыгнул на метр вверх над опустевшим матрасом, выкрикнул: "Yes!" и пулей рванул куда-то вглубь сада. Даня с кузиной мгновенно присели, чтобы их не заметили со двора, и синхронно зажали рты, стараясь не расхохотаться в голос. Зоя многозначительно посмотрела на Данилу, тот, все еще прыская от смеха, поднял руки вверх.
— Проиграл, сдаюсь! Думал, вряд ли Зинка на пылкое чувство ответит. Но не заявлять же в лоб: ты лучше выпей, закуси и забудь… Жалко дружка закадычного.
— А почему бы ей и не ответить? — удивилась Зойка, — Зина, умно выражаясь, женщина экспансивная, эмоциональная, инфернальная даже. А роман на досуге — отличная отдушина. Вспоминаешь, что ты живой человек, да к тому же человек женского пола.
— Как вы циничны, кузиночка! — погрозил пальцем Даня, — Вас же воспитывали в духе русской классики, на образах, э-э-э, Наташи Ростовой, Анны Карениной, Неточки Незвановой, а вы так грубо-прямолинейно о светлом чувстве — "отдушина"…
— Да, стоило как-нибудь поделикатнее назвать, — поморщилась Зойка и направилась вглубь кухни, — "Компрессор" или "кондиционер". И не тычьте мне в нос вашу пухленькую деточку Неточку, мон ами, она давно устарела, и не только морально! Ты говоришь, они на озеро пойдут? — Зоя задумчиво раскрыла холодильник, — Надо им чего-нибудь с собой дать, чтобы они у озера перекусили. На пустой желудок романировать сложно. Ты пойди позови Оську, а я ему пока бутербродов, что ли, настрогаю. Так, что у меня осталось после этой саранчи — Ларки с Русланом… сыр есть, помидоры, огурцы… — и заботливая Зойка погрузилась в недра огромного двухкамерника, обычно набитого разной снедью: колбасами, копченьями, соленьями, вареньями.
Вся изотовская родня любила поесть, особенно после полуночи, между ужином и завтраком, с наслаждением нарушая правила здорового образа жизни. На темной кухне, под пение ночных птиц и шорохи спящего сада, в душистой деревенской тишине, огромные бутерброды с докторской колбасой и малосольные огурцы, выуженные из трехлитровой банки, казались вкуснее нектара и амброзии олимпийцев (в смысле, богов с Олимпа, а не участников Олимпийских игр).
Когда Данила вошел в их комнату, Иосиф стоял перед зеркальной дверцей шкафа и глядел на себя без всякого энтузиазма.
— Если ты сейчас скажешь мяукающим голоском: "Пупсик, тебе этот цвет не идет, одень лучше голубое!", я тебя в окно выкину, как раз в крапиву попадешь! — грозно нахмурясь, предупредил он Даню.
Данила всячески старался принять серьезный вид и кусал губы, но, наконец, справился с собой.
— Вот что, пупсик, — ответил он мрачному, словно грозовая туча, приятелю, — одевай, что хочешь, и зайди на кухню к Зое, она тебе бутербродов для пикника даст.
— За заботу спасибо, а вот как вы узнали, что мы на озеро собрались? — уперев руки в бока, повернулся Иосиф к Дане, — Только не ври, что телепатическим путем: тебе, дескать, "голос был"!
— Мы подсматривали из кухни, — заявил попавшийся Данила, лучась невинностью и делая "голубые глаза", которые него и в обычном состоянии были вполне голубого оттенка, — А тебе лучше воспользоваться плодами нашей бестактности, взять еды, одеть зеленую футболку вместо линялой майки и перед уходом почистить зубы.
— Я их чистил с утра, — обиженно ответил Ося, перерывая шкаф в поисках зеленой футболки.
— Не капризничай… пупсик! Если будешь свеж и ароматен так же, как юн и неопытен, тетенька будет в восторге! — и Данька пулей вылетел за дверь, захлопнув ее за собой.
В дверь, не задев насмешника, полетела подушка, а за ней — еще одна. Впрочем, Иосиф последовал Даниным советам: вооружился до почищенных зубов и повел даму сердца на долгий пикник у лесного озера. Оно лежало среди деревьев, подобное огромному аквамарину небывалого цвета и прозрачности — в серебряной оправе песчаного пляжа, на зеленом бархате травы.
После их ухода Данила выполз на кухню, опасливо огляделся и спросил занятую готовкой Зойку:
— Ушли?
— Ушли, ушли. Что ты такое Оське сказал? Вид у него был такой, м-м-м, сердитый, важный, виноватый — индюк индюком, хоть в духовке его запекай, с яблочками-шампиньонами.
— А вот каннибальских настроений не надо! Я ему сознался, что мы подсматривали. Ося немного застеснялся и хотел убить меня на месте. Он существо деликатное, душевно ранимое. Ну, я — давай Бог ноги, потому и выжил.
— Это не дом, а пещера кошмаров, — усмехнулась Зоя, выходя в сад.
На веранде она сладко потянулась и вздохнула:
— О-хо-хо, давненько я не загорала, да и на речку не выбиралась ни разу за лето… Кажется, у плиты застряла навсегда. Буду всю жизнь стряпать и убираться, убираться и стряпать, а по вечерам, после мытья посуды, смотреть по телевизору чужую жизнь и плакать над своей собственной.
— Сама виновата! — буркнул Даня.
Кузина, услышав его реплику, не обиделась, а удивилась:
— Чем это я виновата?
— Послушай, — принялся объяснять Данила, испытывая смутное чувство неловкости: тяжело касаться незаживших ран, — твое отношение к покойной маменьке вполне понятно. Варвара на всех на нас преизрядно давила. Присвоила себе полное право решения принимать, и еще благодарности хотела: что бы вы, дескать, без меня делали! Опека родичей нас раздражает, но и развращает. Мозгами шевелить перестаешь, и телом тоже — в колоду превращаешься. Или пить начинаешь, как твой папаша. Кажется, вот-вот кто-то за тебя и дышать начнет, и переваривать, и… все такое прочее. Павел Петрович, например, покорился, да и стал "думающим тростником".
— Да, это верно, — согласилась Зоя, с наслаждением вытягиваясь на матрасе в саду, — Папа думает мало и с трудом, а потом сразу тянется к бутылке — печали топит. С папочкой все понятно, а я тут при чем? Я-то даже пива не пью!
— А ты мать копируешь! Ты себя ведешь по ее схеме: пашешь, как лошадь, из кухни почти не выходишь, а ведь в доме народу — пруд пруди! Любому скажи: "Апорт!", и он такой закусон соорудит — пальчики оближешь! Я неплохо готовлю, и Гоша, про сестрицу твою единоутробную молчу: она нездорова…
— Если судить по ее аппетиту, она здоровее носорога в брачный сезон!
— Ну, вот видишь! — Даня азартно хлопнул по матрасу, и разноцветная надувная лодочка подпрыгнула так, что Зоя едва не свалилась на землю.
Она с изумлением посмотрела на кузена и фыркнула, не то возмущенно, не то насмешливо. Раззадоренный Данила продолжал, ничего не замечая:
— Сколько помощников — только выбирай! Ты, Зойка, вполне эфирное созданье… пока, к тому же не обрыдло тебе еще себя на алтарь домоводства класть. Но помяни мое слово: со временем будешь колоть истерики и самоутверждаться на костях. Ныть: я глава семьи, я вас по жизни на собственном горбу волоку, по кочкам и оврагам! И если вы не восчувствуете это сию секунду, я слягу, прикрывшись компрессиком! Ну, что, похоже на неприглядную реальность?
— Похоже на маму! Значит, я бытовой шантажисткой становлюсь, как мамочка, да?
— Нет, просто работаешь на износ, чтоб было за что родню укорять, когда вконец остервенеешь. Ей-Богу, не стоит усилий. Если ты, Зойка, не перестанешь подсознательно Варвару копировать, все у тебя станет складываться по образу и подобию ея. Хочешь?
