Клод Изнер - Леопард из Батиньоля
Плохо освещенный магазинчик на излете улицы был населен причудливыми тварями, которые, разбежавшись по стенам, стрекотали, будто глодали дерево, каждая в своем ритме. В полумраке Виктор различал бесчисленные маятники, круглые циферблаты, кукушкины домики, напольные часы — ими было занято все пространство. От сарабанды, исполняемой множеством стрелок, закружилась голова.
— Слышите, какой оркестр? — тихо сказал часовщик. — Время неустанно шепчет мне в уши, что секунды бегут, жизнь убывает. Как говаривал папаша Ламартин: «О время, не лети! Куда, куда стремится часов твоих побег?».[62] Так, куда я их задевал?.. А, вот они. На крышке есть надпись, подойдите к окну, там посветлее.
Виктор поднес луковку часов к свету и прочитал полустертую гравировку:
САКРОВИР ДА ЗДРАВСТВУЕТ К…— «Да здравствует» — что?
— «Корпус», «казарма» — не знаю, — пожал плечами часовщик. — Так как же? Если я отнесу их в комиссариат, придется заполнить уйму бланков — подумать страшно.
— Давайте, я оставлю вам расписку и сам улажу это дело. Уверен, месье Андрези был бы доволен, узнав, что его часы попали к тому, кого он считал своим другом, — к месье Мори.
— Ах, милостивый государь, вы меня очень выручили! Я счастлив, что все будет именно так.
Прежде чем оседлать велосипед, который дожидался его, пристегнутый цепочкой к фонарному столбу, Виктор записал в блокноте: «Приятель переплетчика: имя Гюстав, живет в районе Шапель. Зайти 22-го к Фюльберу, поговорить с гарсоном — точный адрес Гюстава».
Он поехал в сторону Люксембургского сада. Припекало так, что рубашка вымокла от пота. Вдруг вспомнились оплавленные карманные часы, виденные им в кабинете инспектора Лекашера среди вещей из переплетной мастерской. На фоне стилизованной маргаритки на крышке была выгравирована дарственная надпись, не оставляющая сомнений в принадлежности тех часов:
П… от его …ы«„П“ — несомненно первая буква имени „Пьер“. А вот „…ы“? Кажется, Пьер Андрези не был женат…»
Озадаченный Виктор свернул на улицу Медичи, идущую под уклон, и, не крутя педали, насладился скоростным спуском и бьющим в лицо ветром, который его немного освежил. За садовой оградой на скамейках спали клошары.
«Двое часов? В общем-то, ничего странного — пока часовщик чинил первые, переплетчик носил с собой вторые».
Он притормозил и вырулил на улицу Суфло. На тротуаре валялась собака, чуть живая от жары. Виктор, примерно в таком же состоянии, ухватился за вертикальный поручень на краю платформы омнибуса Курсель — Пантеон. Отсюда было видно тройку тащивших омнибус лошадей — взмыленные, в хлопьях белой пены, они тянули морды вперед, словно это могло приблизить их к концу крестного пути. Подковы скользили по мокрой, только что политой дворниками мостовой. Виктор устыдился — он ведь стал для бедных животных лишним грузом — и отпустил поручень. Обогнав першеронов, которые, выбиваясь из сил, совершали последний рывок в надежде освободиться поскорее от хомутов и получить воду и овес, он утешил себя мыслью, что им стало немного легче.
«Что такое „Сакровир“? Имя? Название?»
Виктор ударил по тормозам точно перед книжной лавкой «Эльзевир», и велосипед встал как вкопанный, чуть не опрокинув импозантную даму, вооруженную гигантским зонтом от солнца. Зонт был в цветочек, а дама нацелила на Виктора лорнет, как дуло двустволки. Она уже собиралась высказаться об адской машине и сумасшедшем ездоке, но тут из лавки выскочил Жозеф:
— Я отведу вашего мустанга в стойло, патрон! О, день добрый, госпожа графиня. Погоды нынче стоят — спасайся кто может, вы не находите? А лучше сиди дома и не высовывайся — такие вот погоды. Сейчас ливанет — мало не покажется.
Графиня де Салиньяк, поджав губы, проворно отстранила его с дороги и на всех парусах устремилась в лавку, где Кэндзи разговаривал по телефону.
— Что нового? — шепнул Жозеф Виктору.
— Идите в хранилище и найдите мне в словарях, что такое или кто такой Сакровир.
— А как же доставки книг клиентам? Месье Мори разгневаются… Сакро… что?
— Сакровир. Название или имя, вероятно латинское: «vir» означает «муж», как в слове «triumvir».
— Ага! A «os sacrum» — это по-латыни «крестец». Я понял, патрон, речь идет о мужчине, страдающем люмбаго! И зачем нам эта бледная немочь, скрюченная ревматизмом? Или нет, знаете, «сакро» — это от «сокровище»…
— К черту ваши гипотезы, Жозеф! Это не шарада. Сначала проверьте в словарях, потом будете истолковывать, — прошипел Виктор и, изобразив приветливую улыбку, направился к графине де Салиньяк, которая нервно обмахивалась веером, стоически ожидая, когда Кэндзи соизволит уделить ей время.
— Не желаете ли присесть, дорогая мадам? — любезно осведомился Виктор.
— Я пока еще способна держаться на ногах и не намерена садиться — если, разумеется, меня выслушают до наступления темноты.
— Могу я вам помочь?
— Нет. Мне необходимо побеседовать с вашим компаньоном. — Графиня отвернулась, приняв позу, каковую она считала исполненной достоинства, и опять изо всех сил замахала веером.
Виктор отступил к своему столу, но его взгляд то и дело возвращался к томику ин-кварто в лимонно-желтом сафьяне, прижатому к сердцу матроны. Эта книга была ему знакома…
Жозеф наткнулся в темноте на препятствие и с шипением потер коленку. Ругаясь сквозь зубы, он в конце концов нашарил на стене выключатель. С тех пор как месье Легри переехал на улицу Фонтен, сюда, в это темное полуподвальное помещение, служившее ему некогда для проявки фотографий, провели электричество и обустроили здесь читальный зал хранилища. На полках теснились библиографические справочники, каталоги, словари и энциклопедии, в центре стоял стол.
— Ну и кирпичи, — бормотал Жозеф, перетаскивая на него книги. — Вот сейчас надорвусь, скрючит меня, и тогда я с полным правом смогу называться Сакровиром.
Он рассеянно пролистал несколько томов. Какая жалость — его вчерашнее рандеву с хорошенькой приемщицей объявлений из «Фигаро» закончилось фиаско!
Вчера, терзаемый угрызениями совести из-за того что отверг авансы девушки в шляпке с атласными крылышками, Жозеф расторопно доставил заказы клиентам и, выиграв время, решил не возвращаться в лавку. Подкараулив приемщицу у выхода из редакции, он галантно препроводил ее в «Неаполитанское кафе» выпить стаканчик и побеседовать. Еще он втайне надеялся встретить там Жоржа Куртелина и Катулла Мендеса[63] — хоть посмотреть на них одним глазком.
Раскрасневшись от мадеры, девушка из «Фигаро» велела звать ее Франсиной, но по лицу Жозефа поняла, что он ждет от нее других откровений.
— Да, по поводу вашего извещения о похоронах… Я тут напряглась и вспомнила: его принес буржуа средних лет, такой полноватый.
— Полноватый — это как? Толстый, что ли?
— Ну, не то чтобы толстый. Я бы сказала — упитанный. И он был косой на один глаз. Нет, на оба. — С этими словами Франсина легонько наступила под столом Жозефу на ногу; лицо ее при том осталось невозмутимым. Она допила вино, облизнула губы и продолжила: — А еще у него был шрам на подбородке. И он говорил с эльзасским акцентом.
Жозеф благоразумно задвинул ноги под стул. Ворох подробностей вкупе с атакой на его штиблету возбудили подозрения: девица, похоже, плетет небылицы. Поэтому, к великому разочарованию Франсины, молодой человек внезапно вспомнил, что у него запланирован визит вежливости к дальней родственнице, которую на днях разбил паралич. Заплатив по счету неприлично большую, на его взгляд, сумму, Жозеф стремительно сбежал из кафе.
«Упитанный косоглазый эльзасец со шрамом на подбородке? Она считает меня идиотом! Решительно, все женщины подобны сфинксам: сегодня „да“, завтра „нет“, за аперитивом ногу отдавят, а на десерт вообще жди беды… Жаль, конечно, — малышка Франсина на мордочку очень даже ничего…»
В этот момент стоявшее перед его мысленным взором лицо девушки из «Фигаро» стало приобретать черты Айрис.
— Тревога! Отставить! — скомандовал сам себе Жозеф и, водя пальцем по строчкам «Галльской истории», углубился в чтение. — Черт побери! — воскликнул он через некоторое время. — Сакровир, ты попался!
Графиня де Салиньяк молча буравила Кэндзи неодобрительным взглядом. Она уже устала размахивать веером — и теперь ее щеки сделались похожи на два красных сладких перца. Не было сомнений, что терпение вельможной посетительницы вот-вот лопнет. Наконец японец повесил телефонные рожки на рычаг. Пребывание на севере не остудило пылкую натуру Эдокси Аллар, в бытность танцовщицей канкана в «Мулен-Руж» известной также как Фифи Ба-Рен. Видимо, русский князёк ей наскучил, и она вернулась к родным пенатам с твердым намерением возобновить старые знакомства. И судя по всему, Кэндзи Мори был первым, кому она позвонила.
