Маша Стрельцова - Помело для лысой красавицы
Так и пролетело почти пять лет. На последнем курсе Людочка влюбилась, да не в кого — либо, а в сына тогдашнего мэра городка. Чинить препятствий детям никто из родителей не стал, попросили лишь закончить учебу — и за свадебку. В те дни Лариска стала еще ближе Люде — она была ее верной наперсницей, выслушивала восторженные панегрики жениху, помогала шить свадебное платье. Мать Людочки пыжилась от гордости и решила не ударить в грязь лицом перед новоявленными родственниками. За месяц до свадьбы она с утра пораньше пошла в сбербанк и сняла все деньги, которые с крестьянской бережливостью откладывала долгие годы с каждой получки. Домой она не дошла. Ближе к вечеру к Люде пришли милиционеры снять показания и сообщить, что ее мать нашли в подворотне, с проломленной головой. Рядом же валялся и метровый отрезок трубы, которым ее ударили. Денег конечно же при ней не оказалось.
Людочка слегла от горя, Вовка, ее жених и его родители забрали девушку к себе, выходили и через месяц несмотря на траур Люда вышла замуж. А куда было деваться? Она осталась сиротой, одной — одинешенькой на свете.
В этом месте Люда остановилась и посмотрела на меня, словно прося ее оправдать.
— Ну это понятно, — отмахнулась я. — А что с Ларисой было дальше?
— Я не знаю, — пожала она плечами. — Я когда встала после смерти матери, Вовка сказал что она уехала, мол, переживала сильно из—за матери.
Странный способ выразить скорбь.
— Люда, вы жили с ней вместе, может, вспомните, где ее родители проживали, откуда она сама?
— Так родители — то у нее, бедной, разбились на дороге, сирота она, — вздохнула Люда. — Вы если ее найдете, так скажите, что я на старом адресе теперь живу, пусть приезжает, как родную приму.
— А если сирота, так куда ж она подалась — то от вас?
— Не знаю, — безмятежно пожала плечами Люда.
— Может, у вас фотографии сохранились?
— Конечно сохранились!
Вскочив, Люда подошла к шкафу, сняла с полки цветной фотоальбомчик, пролистнула его и подала мне. На фотографии была несомненно лже — Усольцева. Юная, с длинной светлой косой, отчаянно хохочущая на какой — то вечеринке и с котенком на руках.
— До сих пор понять не могу, почему она уехала от меня, — тихо сказала Людочка. — Она же мне как сестра была.
Выйдя от Люды, я села в машину и задумалась. Девушка производила впечатление полной клуши — доброй, наивной и недалекой. Во всяком случае я лично из ее рассказа вынесла совершенно не то, что она хотела мне сказать. Ларочка, сестра Люде и дочь ее матери, рождественский ангел, представилась мне крайне продуманной девицей. Если она сирота, как утверждала, и окружающие в этом не сомневались, значит Лариса никогда не получала переводов из дома, никогда не отлучалась из Заславска надолго, иначе у местных кумушек махом родилась бы сотня — другая версий. Соответственно — Ларе было выгодно тут обрести «семью». Что она с блеском и проделала. К тому же Людочка — отличница, наверняка она помогала подружке и с учебой. И весьма странна мне история с ограблением и убийством матери. Вернее, реакцией на это Лары. Сто к одному, что мерзавка и тут приложила свою ручонку!
Тут мне в голову пришла новая мысля! Сиротка — то явилась из Екатеринграда в эту глушь отнюдь не босая и голодная! Королевой явилась, судя по восхищению Люды! И к тому же — покажите мне дурака, который из екатеринградского универа станет переводиться заштатную глушь!
Я сунула руку в сумку, достала банку с отваром, приложилась к ней и набрала на сотовом номер Корабельникова.
— Витька, нужна помощь! — кратко сказала я.
— Горе ты мое, — ухмыльнулся он. — Рассказывай!
— Слушай, особо в детали не вдаваясь, суть басни такова. Некая Лариса Воронова выманила у гражданина Америки очень крупную сумму, и так получилось, что мне ее надо найти. Можешь ее в розыск подать?
— Мать, ты сдурела, — тут же отреагировал Витька. — Во — первых — где заявление пострадавшего? Без него тут никто со стула не встанет. Во — вторых — колись — ка, голуба моя, во что ты все-таки вляпалась? Опять приключений на свою задницу наскребла, а?
— Да ни во что я не вляпалась, так, звоню тебе по старой памяти, авось инфой секретной разживусь, — как можно беззаботнее отозвалась я.
— Смотри у меня! — уже на полтона ниже пробасил Корабельников.
Я отключилась и перезвонила к себе домой.
— Ну что, Ленк, никто не звонил? — нетерпеливо спросила я подружку.
— По делу — никто, а так — звонил какой-то Денис, просил записать его номер телефона, и сказал что будет еще сам звонить, ему тебя лично надо.
— Какой такой Денис? — не поняла я.
— А я откуда твоих ухажеров знаю? — засмеялась она.
Я положила трубку с неприятным чувством. Я вспомнила, что за Денис. Дэн, вернее. Мой случайный любовник. И откуда он только телефон взял! Меня передернуло от отвращения к себе. Как-то неправильно с ним получилось, ей-богу.
Потом посмотрела на часы — черт возьми! Стрелка давно перевалила за полдень, а Екатеринград хоть и не слишком от нас далеко, но и не близко, на моей машине — часа три с половиной. Если ехать — то прямо сейчас!
И я поехала.
Благо Екатеринград был в стороне Заславска. Сосредоточенно размышляя, я поехала по следам Ларисы. И я отъехала уже километров на пятьдесят, как меня словно током дернуло: Вишневский!!! Вернусь из Екатеринграда я только ночью!!!
Недолго думая я схватила мобильник, натыкала номер и сказала:
— Привет, Саш.
— Привет, — хмуро отозвался он.
— Послушай, к семи я не успеваю. Можем на завтра перенести?
— А на сегодня если не секрет что намечено? — как-то странно усмехнулся он.
— Дела, Сашенька. Так во сколько завтра?
— Мне завтра совсем некогда, — ровно ответил Вишневский.
— Сейчас зареву, — предупредила я.
— Это дел не отменит, — голос его стал еще скучнее.
Я помолчала с секунду, после чего спросила:
— Сашка, что делать будем?
— Не отменять сегодняшнюю встречу.
Я подумала с секунду — и улыбнулась.
— Хорошо, Саша. Я не отменю!
— Рад, — сухо ответил он.
И повесил трубку.
В Екатеринград я примчалась, когда уже сгустились сумерки. Спешным порядком вцепилась в первого же попавшегося дяденьку гаишника и стребовала с него подробное описание маршрута к университету.
— Э, — махнул он палкой, — так у нас, девушка, тут четырнадцать вузов, вы определитесь, какой вам именно нужен.
— Самый главный! — расплывчато, но твердо ответила я.
— Тогда езжай так, — тут же сориентировался он и объяснил дорогу.
Еще через полчаса я была в университете, стояла в холле и пыталась сообразить, куда дальше двигать. Не к первому же встречному подходить и спрашивать — поможите, люди добрые, сами мы не местные, кто Ларку Воронову знает, а?
Время было вечернее, студентов почти не было, и старушка в стеклянной будочке выразительно — недовольно на меня поглядывала. Ну что ж, вот с нее мы, пожалуй, и начнем.
— Здравствуйте, — подошла я к ней. — Подскажите, мне тут про вашу бывшую студентку узнать надо, мне куда обратиться?
— Организация какая? — подозрительно глянула старушонка из-под очков.
Тон, которым она разговаривала со мной, мне крайне не понравился.
— Никакая, я сама по себе.
— И чего ж вы узнать хотите? — сжала она губки в ниточку.
— Про студентку вашу бывшую, — терпеливо повторила я.
— Документики покажите, — ниточка губ стала вовсе еле заметной. А старушка-то тут явно вместо цепной собачки, того и глядишь, покусает!
Я спокойно вытащила права и положила перед ней.
— Что вы мне даете, вы мне паспорт покажите, — зло заявила старушонка.
— Паспорт дома, — вздохнула я.
— Вот съездите домой и привезите значит, — мерзким голосом велела она, вздернула она нос и уткнулась в журнальчик, давая понять что аудиенция закончена.
— А вам зачем паспорт-то мой? — поинтересовалась я.
— Пропуск выписать, — не отрываясь от журнала процедила она.
Пожав плечами, я отошла от окошечка и направилась вглубь универа.
— Вы куда? — закричала старушка мне вслед.
Я не слова не говоря знай себе шагала.
Странное создание — у входа никого нет, кроме нее, а она права качает. Был бы какой-нибудь секьюрити для солидности, я б может и подумала, стоит нарываться или нет. А старушка, да еще и хамка — это несерьезно. Так и тянет поперек ей сделать.
Кстати, непонятно, отчего старость надо уважать во всех проявлениях. Нет, я конечно понимаю основные причины, однако я гораздо более склонна простить хамство ребенку, нежели старушке. Ребенок — он малый, ума еще не набрался, а когда человеку за шестьдесят, а он не в курсе что есть вежливость — это уже не оправдать никакими доводами.
— Наглая какая! — заверещала бабка, наконец добежав до меня и вцепившись в рукав. — А ну стой!
Я вежливо остановилась, посмотрела на нее и осведомилась:
