Наталья Александрова - Глаз Ночи
– Лолка, – Маркиз начал сердиться, – вылези же, наконец, на свет Божий, ты совершенно опухла от сна.
– В этом доме меня любит только Пу И, – глухо раздалось из-под одеяла, – песик поддерживает меня в трудную минуту, у него ангельский характер!
– Я бы так не сказал, – заметил Маркиз, присаживаясь на край кровати, – видела бы ты, как он набросился сейчас на прогулке на белую королевскую пуделицу, он ее чуть не изнасиловал!
– Это Марго из соседней парадной? – Лола так возмутилась, что даже высунула нос из-под одеяла. – Да она сама его все время соблазняла! Вечно задом своим толстым перед ним вертит!
– Ну, он сам набросился на нее как зверь! И это при его-то размерах! – восхитился Маркиз. – Чуть было не свершилось прелюбодеяние, я его еле оттащил. Но зато хозяйка пуделицы так разъярилась, что чуть не изнасиловала меня!
– Да? Ну ты, верно, был не против. – Лола опять спряталась под одеяло.
– Если бы ты ее хорошенько разглядела, ты бы так не говорила, – укоризненно заметил Леня. – Ну так будешь вставать?
– А завтрак в постель? – послышалось из-под одеяла.
– Завтрак ты проспала, а обед в постель не подают, – резонно возразил Маркиз, – так что покажи личико, Гюльчатай!
Лола вынырнула из подушек, и Ленька картинно зажмурил глаза.
– Что, так ужасно? – Она потянулась к маленькому зеркальцу, валявшемуся рядом с кроватью.
– Банкирша Ангелова взяла бы тебя на работу без всяких сомнений! – заявил Леня.
– Не напоминай. – Лола поморщилась и тяжело вздохнула. – Что у тебя за манера – бить по самому больному? Вечно вы, мужики, норовите обидеть бедную девушку.
– Вот как раз об этом я хотел с тобой поговорить! – оживился Леня. – У тебя появилась возможность отомстить этой семейке.
– Ну, положим, самой мадам Ангеловой я уже отомстила, – протянула Лола и краем глаза заметила, как напрягся Маркиз – он подумал, что она переспала-таки с банкиром. – Начистила ей морду, – продолжала Лола как ни в чем не бывало, – небось до сих пор из дому выйти не может…
Ленька чуть-чуть расслабился.
– Значит, так, – заговорил он, – сегодня вечером идем на какую-то их тусовку…
– Кого «их»?
– Богатых людей, – объяснил Леня, – все там будут, я с трудом приглашение достал. И там тебе представится возможность увидеться с банкиром. Я тут навел кое-какие справки… в свое время Зарудный сильно-таки нагадил нашему… Так что если правильно повести дело, то он просто обязан согласиться подставить Зарудного в ответ. В общем, тебе и карты в руки, обольщай своего банкира на здоровье!
– Да? – Лола выкатилась из кровати. – Что же ты молчал? У меня же нечего надеть! И волосы в ужасном состоянии, и руки…
Она металась по комнате в одной коротенькой полупрозрачной ночной сорочке и совершенно не стеснялась Маркиза, она просто забыла о его присутствии.
– Что ты ищешь – косметику? Так она в ванной, – подал Маркиз робкий голос.
– Да не косметику, а телефон! – раздраженно рявкнула Лола. – Мне нужно успеть в салон красоты, а потом пробежаться по магазинам! Умеешь ты, Ленька, человеку настроение испортить! Неужели нельзя было за три дня меня предупредить?
– Правильно, почисти перышки, банкира нужно поразить в самое сердце, – присовокупил Леня, чтобы оставить за собой последнее слово, но душу его грыз вопрос – переспала Лола с банкиром или не успела?
* * *Знаменитый художник Афанасий Стрелкин был в особенности известен пятью вещами: потрясающе живописными, захватывающими, совершенно невероятными рассказами о своих путешествиях, столь же удивительными повествованиями о своих многочисленных любовных похождениях, умением продать любую картину за совершенно немыслимые деньги, способностью сделать сенсацию из чего угодно и, наконец, своими великолепными пышными усами.
Собственными путевыми фотографиями, сделанными в самых разных концах земного шара, Афанасий Стрелкин потчевал каждого нового знакомого, которого ему удавалось заманить в свою роскошную квартиру, занимавшую целый этаж особняка на набережной Фонтанки.
– Вот это – я среди пигмеев Центральной Африки, – сообщал он, подкручивая ус, – я – тот, который выше всех. Ха-ха-ха. А вот это – я среди императорских пингвинов Западной Антарктиды. Я – тот, который самый представительный. Ха-ха. А вот – я среди семейства львов в Кении. Ну здесь вы сразу можете узнать меня по моим прекрасным усам… А вот это я с президентом Бушем… а это – с Харрисоном Фордом… а это – с Пеле… а это – с Папой Римским… А вот это…
– Неужели это он? – восклицал удивленный гость.
– Да, да, конечно, и апостолы, все двенадцать… меня вы, надеюсь, легко узнаете – у меня единственного на этой фотографии вокруг головы нет сияющего нимба.
Однажды с путешествиями Стрелкина произошла небольшая накладка. Все знали, что он отправился к индейцам Амазонки, чтобы изучить их кулинарные традиции и собрать материал для двух новых книг: «Кулинарное искусство и традиции людоедства среди индейцев пончуа» и «Как я искал Ливингстона». И надо же случиться, что в самый разгар его поездки известный телекомментатор Анвар Бутерброде встретил Стрелкина в китайском ресторане на улице Реомюр в Париже.
Увидев знакомого, Стрелкин попытался было скрыться в женском туалете, но он был уже занят парочкой наркоманов, и тогда Афанасий бросился навстречу Бутербродеру, распахнув объятия, и воскликнул:
– Как приятно вдали от родины встретить знакомого человека! А я вот, видишь ли, прилетел на два часа из Венесуэлы, захотелось поесть нормально, а то все человечина и человечина, видеть ее больше не могу!
Любовные похождения Стрелкина тоже выходили за пределы возможного. Ходили слухи о его романах с Патрисией Каас, принцессой Дианой, покойной Индирой Ганди, Ириной Мирошниченко, Катрин Денев, экс-президентом Пакистана Беназир Бхутто, женским коллективом «Стрелки» (по некоторым версиям не «Стрелки», а «Сливки», но это не играло роли, потому что их все равно никто не может отличить друг от друга).
Кое-кто, правда, утверждал, что Афанасий сам упорно раздувает эти слухи, но когда он как бы ненароком доставал из кармана золотую зажигалку и становился печален и задумчив, а после секундного молчания поднимал полные слез глаза и говорил:
– Ax, простите меня, это подарила мне на память Николь, – это производило впечатление.
Если при этом какой-нибудь неотесанный провинциал широко раскрывал глаза и говорил:
– Неужели Николь Кидман? – на него смотрели так, будто он сморозил немыслимую глупость, потому что, во-первых, какая же еще в его жизни могла быть Николь, во-вторых, Афанасий, как истинный джентльмен, никогда не назвал бы фамилию своей возлюбленной, а только имя, потому что Том Круз страшно ревнив, несмотря на то, что они с Николь давно в разводе, и в-третьих, разве можно неуместными вопросами прерывать сентиментальные раздумья маэстро?
Что касается умения продать любую картину за немыслимые деньги, то здесь Стрелкину действительно не было равных, и царь Мидас, превращавший в золото все, к чему он прикасался, был по сравнению с ним всего лишь жалким дилетантом. Однажды старый знакомый попросил Афанасия продать в своей галерее картину, которую прислал к нему, завернув в старую газету, запачканную масляной краской. Стрелкин развернул картину и отложил газету в сторону, и ее тут же схватил немецкий миллионер фон Брюк, закричав, что в жизни не видел такого блистательного образца концептуального искусства и покупает эту газету немедленно за любую сумму.
На фоне таких блестящих достоинств некоторые злопыхатели задавались совершенно праздным и неуместным вопросом – когда Афанасий, при такой своей немыслимой занятости, находит еще время для создания собственных картин?
Короче, способности Стрелкина были таковы, что даже в Москве кое-кто знал его имя, хотя Москва очень редко признает существование жизни за пределами Садового кольца, и если даже какой-нибудь спринтер из Петербурга или Саратова пробежит стометровку за семь секунд, побив все мыслимые и немыслимые рекорды, москвичи пожмут плечами и скажут: «Ну разве это бегун? Это жалкий провинциал».
Вот этот-то знаменитый Афанасий Стрелкин устраивал презентацию выставки картин детей своего друга, известного драматурга Мандаринова. Старшему из отпрысков Мандаринова исполнилось уже четыре года, младший же только начинал ходить.
На презентации ожидали весь цвет Петербурга, от известных модельеров и модных писателей, до владельцев популярных ресторанов и крупных банкиров. Вячеслав Ангелов тоже был в числе приглашенных.
Идти он не хотел, но жена его за две недели до замечательного события проела банкиру всю плешь, не слушая никаких отговорок, она повторяла, что такие светские мероприятия необходимо посещать.
И Ангелов смирился. Но после беседы с уволенной горничной у его жены Леры, как уже говорилось, осталось на лице неизгладимое напоминание о приятном разговоре.
