Валентина Андреева - Гордиев узел с бантиком
Народная мудрость, высказанная Натальей, и на сей раз не утратила своей актуальности. Правда, то, что мы обнаружили в кухне, не могло присниться и в плохом сне. С другой стороны, если вдуматься, пословица не уточняла, что именно найдет искатель. А как повезет. Вот так приключилось и с нами. Первой переступила порог кухни я и по праву первооткрывателя двери сразу увидела лежащее на полу у окна безжизненное тело женщины. Верхняя половина тела с широко раскинутыми руками и скрюченными пальцами лежала лицом вверх. Другая была вывернута на бок. Запрокинутое вверх синюшное лицо было жутким. Эту жуть придавали ему не полностью закрытые глаза и приоткрытый рот с видневшимися крупными передними зубами. Казалось, она готова вцепиться ими в каждого, кто осмелится подойти ближе. Мало того, с головы покойницы частично слетел скальп. Полуотвалившиеся лохмы залихватски нахлобучились на лоб. А самым ужасным было то, что кто-то возложил рядом с ней большой букет белых хризантем в целлофане. Они, казалось, нисколько не утратили свежести.
Сделав по инерции несколько шагов вперед, я невольно попятилась, мельком обрадовавшись, что не впала в ступор. Очень сильно было желание закрыть дверь. Я человек ответственный, не хотела, чтобы Динка увидела родную маму в таком виде. Не знаю, как выглядела Ангелина при жизни, но девушка определенно пошла не в нее. «Дитя пробирки» удалась в пробирку, вернее, в ее содержимое. Стало понятно, почему Гелька избрала именно такой способ обзавестись ребенком, и совершенно непонятно, почему Наталья считала ее красивой бабой. Из чувства противоречия самой себе?
Закрыть дверь перед Наташкиным носом мне не удалось. Вечно она сует его, куда не надо. Да еще с ехидной песенкой: «Три шаги налево, три шаги направо, шаг вперед и два назад!» Бесцеремонно оттеснив меня в сторону — на «три шаги налево», она всмотрелась в покойницу и не своим голосом сказала: «Мама!» Именно сказала, а не проорала, я ошиблась в своем предположении. Зато громко заверещала Динка, нырнувшая Наташке, пытавшейся изобразить шлагбаум, под руку и вынырнувшая прямо на меня. Я успела сделать «три шаги направо», но удержать натиск девчушки не смогла. Наталья рванулась за ней, и обе они как вкопанные встали у тела женщины.
— Шаг вперед, — дала я себе установку, но ошиблась направлением. Сбило с толку обоюдное восклицание соратниц.
— Это не мама… — безрадостно исполнили они дуэтом. Просто констатировали факт, еще не осознав благосклонность судьбы.
— Какое счастье! Это просто фрау Райнхильда, — трагическим шепотом возвестила Динка. — А что она здесь делает?
— Лежит, наверное, — подсказала я, решив подойти ближе, но с ограничением: не вылезать на передний план. — Где уложили, там и слегла.
— Прямой рейс «Вена — Баня 54–55»? — хлопая ресницами, внесла свою лепту Наталья. Вытянув шею, она пыталась разглядеть наличие кровавых следов. — Тощая какая… И малокровная. Ни одной капельки не проронила. Разве только под телом. Иностранцы все такие. Слишком расчетливые. Так. Близко не подходим, ничего не трогаем.
— Бедняжка… С нее пытались снять скальп, — подсказала я, — а это чревато обильным кровотечением.
— Это не скальп, а парик, — пояснила Динка, прижимаясь к Наташке. — У фраулихи очень короткая стрижка — под мальчика, ей не очень идет… шла…
— Ирка, держи меня!!! — в полную мощь прорезался у подруги голос. — Милый ребенок задумал упасть в обморок, я его не удержу, ей-богу уроню на фрау.
Я мигом подсуетилась и приняла Динку на себя. Вместе с ней и припечаталась к стенке.
— Уф-ф-ф… — с облегчением тряхнула руками Наташка. — Вот так и стойте. Фрау, возможно, все равно, зато мне — нет. Не хочу видеть ее в страшных снах. Господи, как бы рядышком не залечь. Ей одной на полу свободнее. Ир, похоже, крови вообще нет. Странгуляционной борозды тоже. Надо же, какой у нее красивый кулон. Кажется, изумруд. М-да… Следовательно, ее не удушили и не ограбили. Может, фрау угостили цианистым калием? Да те же щедрые ребята, которые преследовали нас на «катафалке»! Может, и не они, а те, вчерашние водоплавающие. Вчера мы с тобой в этот закуток не заглядывали.
Я усадила трясущуюся Динку в угол. По крайней мере опора с двух сторон, надежней, чем мои руки. А мне не давал покоя парик, и я решила посмотреть на него поближе. В голове роились какие-то смутные догадки. Жаль, что парик нахлобучился только на половину головы фрау, а не закрыл ее полностью. Совершенно не хотелось лицезреть синее лицо. И тут меня осенило: если приблизиться к трупу вместе с Наташкой, будет не так жутко. Надо только остановить ее хождение кругами вокруг фрау на почтительном от ее тела расстоянии.
— Следует убедиться, что женщина и в самом деле мертва. — Я постаралась быть убедительной. — Для очистки совести.
— А я что делаю? — беззлобно огрызнулась Наташка. — Хожу вот и убеждаюсь, убеждаюсь…
— Ты же медик, в глаза бы ей посмотрела. Если зрачки расширены…
— Ир, не учи ученую… немного, недоученную. Сама посмотри. А вдруг она вскочит и ка-ак…
— …спросит: «Который час?» Та к мы ей ответим. Что касается продолжительности ее спячки, то это может определить только патологоанатом. Если тебе страшно, я постою рядом.
— Спасибо, — растрогалась подруга. — Ясное дело, тебе не менее страшно. Я тоже постою рядом.
Пока Наталья, согнувшись пополам и держась за меня руками, разглядывала лицо фрау, я мыском туфли пыталась поправить на ее голове парик, чувствуя себя при этом далеко не лучшим образом. Своего рода кощунство поступать так с недавно живым человеком. Разбудив совесть и граничащее с ней чувство жалости, я все же заставила себя внимательно приглядеться к покойнице. В принципе, ничего страшного. Главное, глаза хоть и не совсем, но закрыты. Черты лица резкие, но правильные. Помнится, знакомый стоматолог, большой мастер «заговаривать зубы» в процессе их лечения, уверял, что расстояние от подбородка до носа должно соответствовать расстоянию от кончика носа до переносицы. Третья равная каждой из них часть — расстояние от переносицы до точки начала роста волос на лбу. У Райнхильды, на мой взгляд, эти пропорции были в норме, только синева ей совсем не шла. Впрочем, фрау теперь все равно.
Забыв про вцепившуюся в меня Наташку, я шагнула вперед, намереваясь сбоку всмотреться в лицо женщины. Подруга издала какой-то непонятный звук, и мы обе едва не присели. Наше поведение окончательно привело в чувство Динку, в свою очередь она взвыла. Наташка взвыла следом, но так, что я едва не оглохла. Фрау Райнхильда тоже не осталась безучастной. Веки медленно открылись, мертвые губы сомкнулись почти до конца. Мне показалось, что она улыбается…
До машины мы долетели в наикратчайший срок, а главное, без падений. Лидировала Динка, за ней неслась я, замыкала цепочку Наташка, заверявшая на бегу, что ни в коем случае нас не бросит. Пока она с нами, бояться нам нечего.
Щедро поливаемые «краткосрочными осадками», сменившими калибр на более мелкий, мы ввалились в машину и без промедления покинули участок. На выезде из садового товарищества Наташка опять дала маху — рванула в другую сторону. По привычке решила спрятаться на лесной поляне. С трудом удалось упросить ее развернуться. До поляны все равно не добраться, лесную дорогу наверняка развезло. И на сей раз прятаться нам не от кого. А фрау, и в самом деле, мертва. Мертвее не бывает. Тот факт, что она сама закрыла рот обоснован. Появилась надежда быть похороненной по всем правилам. Покойнице хотелось выглядеть прилично.
Наташка восприняла мое выступление адекватно. Просто стучала зубами. Игнорируя зеркало бокового вида, постоянно оглядывалась назад и пыталась читать молитву. Не уверена, что Господь ее понял, но мы все равно надеялись на его защиту. Зато с Динкой я намучилась. Она упорно пыталась заползти между мной и спинкой сиденья, как в норку. Не единожды я сваливалась вниз и всерьез подумывала там и остаться. Как бы не так! Оставшись без прикрытия, девица хватала меня за что придется, пыталась притянуть к себе, сделав из меня хотя бы ширму. В первую очередь Динке попадались мои волосы. Вместе с возмущением во мне росла уверенность, что к концу пути я обязательно облысею. Пришлось с визгом лупить ее по рукам. Девица оказалась с понятием и оставила волосы в покое, а вместо них принялась терзать воротник моей ветровки. Нависла реальная угроза удушения и зачем, спрашивается, тогда мне волосы? Пора было прекращать это безобразие, и я потребовала внеплановой остановки. Только момент выбрала не подходящий. Наташка прибавила газу, и мы, игнорируя знак об ограничении скорости, пулей промчались мимо поворота в злополучное товарищество.
Именно тут меня и осенила очередная догадка. Небольшой провал в памяти ликвидирован. Машинально расстегнув на ветровке молнию, я позволила Динке с меня ее стащить. Устроившись на сиденье, я буквально замуровала девицу в состоянии недвижимости. Не прошло и минуты, как она пришла в себя и попыталась от меня отделаться. И только я решила обеспечить себе неприкосновенность, выдавив из Динки клятву впредь сидеть смирно, как Наташка резко притормозила, очередной раз напугав девочку. Я опять съехала на край сиденья. И невольно вспомнила о Наташкиной боксерихе, которой уподобилась. Благодаря нервной системе подруги, оказывающей влияние на тормозную систему машины, бедная псина не единожды ныряла вниз, но (золотой характер!) никогда не обижалась.
