Карта Магеллана - Наталья Николаевна Александрова
Дон Фернан исподлобья взглянул на капитана.
Он знал, что тот чрезвычайно набожен, и дня не пройдет без чтения библии и молитвенника. Он стал таким после какого-то случая, о котором никому не рассказывал.
Дон Фернан почтительно поклонился, сложил злополучную карту и отправился на камбуз.
Там хозяйничал кок-малаец. В печи с ровным гудением полыхало пламя.
Дон Фернан подошел к печи, достал карту…
Но в последний момент он остановился. Словно какая-то незримая рука задержала его.
Дон Фернан остановился и подумал о словах капитана.
Эта карта показывает своему владельцу не только затонувшие корабли, но и неизвестные острова…
Или проливы.
Первый раз, взяв эту карту в руки, дон Фернан увидел на ней пролив, разделяющий надвое Вест-Индию.
Если этот пролив действительно существует — он прославит и обогатит нашедшего его мореплавателя…
Дон Фернан спрятал за пазуху живую карту, а вместо нее достал старую, истрепанную и прорванную во многих местах карту островов Индийского океана, которой пользовалось уже не одно поколение штурманов, и бросил ее в огонь.
В это время на камбуз заглянул капитан.
Он увидел корчащийся в огне пергамент, облегченно вздохнул и перекрестился:
— Слава создателю, нечестивая карта уничтожена!
Дон Фернан предпочел промолчать.
Капитан прочел молитву, еще раз перекрестился и проговорил:
— Враг рода человеческого посрамлен! Его козни на этот раз не увенчались успехом!
Времени было без малого три часа дня, и я решила съездить в эту фирму «Улисс» прямо сейчас — как раз успею, пока они свою работу не закончили.
Что я буду там делать и что говорить, я понятия не имела и решила сориентироваться по ситуации, то есть понадеялась на авось.
Автобус ехал через Васильевский остров в сторону Гавани.
Я рассеянно смотрела по сторонам, пытаясь все же обдумать свои дальнейшие действия, но в голову не лезло ничего путного.
В какой-то момент что-то за окном автобуса привлекло мое внимание…
Приглядевшись, я увидела, что за нашим автобусом едет темно-синий автомобиль. И осознала, что едет он за нами уже минут десять. Когда автобус сворачивал — этот автомобиль поворачивал следом, когда автобус останавливался на остановке, чтобы впустить и выпустить пассажиров, — синий автомобиль тоже тормозил…
Наконец автобус доехал до конечной остановки.
Я вышла из него и огляделась.
Синий автомобиль, к счастью, пропал, жилые дома тоже остались позади, рядом был только одноэтажный круглосуточный продовольственный магазинчик.
Кроме меня, здесь же вышли еще два человека, и оба пошли по выложенной красной плиткой дорожке, с обеих сторон обсаженной кустами в пожухлой листве. Октябрь на дворе, а ноябрь считается у нас в Петербурге зимним месяцем, так что скоро снег пойдет.
Я последовала за ними.
Дорожка привела нас на берег канала, через который был переброшен горбатый мостик.
На канале было пришвартовано множество катеров и лодок, я невольно вспомнила Ждановку. Только там я была ночью, в самую мрачную пору, а здесь сияло солнце, отражаясь на поверхности воды вместе с деревьями в нарядном осеннем убранстве, и вся картина выглядела весьма жизнерадостно.
Странно, что дядя Женя в детстве меня сюда не приводил, — во всяком случае, этого места я не помню.
Неожиданно я остановилась, потому что вдруг до боли, до слез заскучала по нему, потому что только он делал мое детство счастливым, его приездов я ждала с нетерпением, и вовсе не потому, что он привозил мне подарки, хотя это тоже было. И как я торопилась рассказать ему про все, что со мной происходило без него.
Маме не рассказывала, а ему вываливала все. И как я слушала его рассказы о далеких морях, и диковинных морских животных, и островах, где жили совсем непохожие на нас люди.
Сейчас-то я понимаю, что почти все рассказы были им выдуманы для меня, уж очень ему нравилось, когда я сидела на полу возле его ног и слушала, затаив дыхание.
Дядя Женя меня любил, это я знаю точно. И я его обожала и привыкла, что он пропадает надолго, а потом всегда возвращается.
Получилось, что не всегда.
Когда мне было пятнадцать лет, дядя Женя не вернулся из плавания. Мы долго ждали, приходили какие-то путаные сообщения, от него — ничего. И хоть мама была в давнишней ссоре с Валентиной и запретила мне с ней общаться, хоть мне и не хотелось этого делать, я звонила ей и Лешке с вопросами.
Не помню, говорила я или нет, что Валентина была женой дяди Жени, а Лешка — это их сын.
В подробности сейчас не хочу вдаваться, но мое глубокое убеждение, что брак этот мог существовать только потому, что дядя Женя редко бывал дома. В семье ему было плохо, как я понимала даже тогда. А сейчас не понимаю, как могли пожениться два таких разных человека, у них не было буквально ничего общего.
Валентина — склочная, противная баба, сплетница и завистница. Казалось бы, в ее положении неработающей жены моряка торгового флота завидовать было буквально некому. Это мама тогда так говорила. Она, в противоположность Валентине, не любила сплетничать и обсуждать человека за его спиной.
Если честно, моя мать вообще не любила пустые разговоры. На все мои рассказы бывало только рукой махнет — какая ерунда, выброси из головы, лучше займись чем-нибудь полезным.
Так что дядя Женя был светлым лучиком в моем детстве. И я для него тоже была подарком, потому что Валентина ужасно избаловала Лешку, да еще и характером он не в отца уродился, так что у них тоже было мало общего.
В общем, тогда мы с Валентиной даже наладили отношения — говорят же, что общее горе сближает. Не знаю, было ли у нее горе, но забот оказалось предостаточно.
Судно, на котором плавал дядя Женя, пропало. Корабль буквально пропал, перестал выходить на связь, никаких сигналов бедствия с него не поступило.
Что значит — пропал? Сел на мель, напоролся на случайную мину? Судно захватили пираты? Или внезапно отказали все приборы и корабль с размаху врезался в скалу? Или налетел на айсберг? Или встретился с блуждающей в океане волной-убийцей?
Все эти вопросы задавала не только я. И ни на один не получила ответа не только я.
Корабль просто пропал. Вместе с грузом и всем экипажем. И не оставил никаких следов.
Валентина долго куда-то ходила, добивалась аудиенции у высокого начальства, писала депутатам и еще много чего делала. Никакого вразумительного ответа она не получила, хотя начальство уверяло, что они делают что могут и что запросы идут всюду.
Потом начальству это надоело, и Валентину с другими женами перестали принимать.
А еще через пару лет пришла официальная
