Безумный магазинчик - Волкова Ирина Борисовна
Удмурт смотрел на нее со спокойной насмешкой. О, как хорошо она помнила этот взгляд!
«Он не узнал меня, – подумала Марина. – Не удивительно. Иногда я сама себя не узнаю».
Томительная пауза висела в воздухе, затягиваясь до бесконечности, мучительно, как итальянская удавка на шее приговоренного к казни через медленное многочасовое удушение.
На лице Пасюка появилось выражение легкого недоумения. Баба-мент решила поиграть в молчанку? Пожалуйста. У него достаточно времени. Хотя нет. Что-то здесь не так. Слишком уж она бледна. И смотрит на него таким взглядом, словно он живьем слопал ее любимую бабушку. Откуда такая ненависть? Ненависть? Это не только ненависть…
– Почему? – глухо спросила Червячук.
Богдан недоуменно нахмурил брови. Странная форма вести допрос. Что же все-таки происходит с этой бабой?
– Почему?
Голос Марины сорвался и зазвенел.
Какие знакомые интонации! Когда-то он слышал их. Но когда? И где?
Неужели…
– Маруська? Не может быть! Маруська – это ты?
Узнал! Все-таки узнал! Боже, как изменилось его лицо! Он словно стал на пятнадцать лет моложе. Теперь он был в точности таким, каким она запомнила его во время последней встречи.
Странно. В его голосе звучит радость, словно ничего не произошло, словно он не изуродовал ее жизнь, не вырвал сердце у нее из груди, не превратил ее в старое, жирное и уродливое, обозленное на весь мир чудовище… Подлец!
– Подлец, – заорала Червячук.
Бросившись к двери, она ударилась о нее всем телом, потом еще и еще. Вспомнив, что дверь открывается внутрь, она дернула за ручку, пошатнулась, чуть не потеряв равновесие, вылетела в коридор и судорожно, мучительно всхлипывая, помчалась по лестнице вниз, к выходу из Управления, на улицу, на край света, к чертовой матери… Куда угодно, лишь бы подальше от настигающего ее прошлого, от прикованного наручниками к стулу почти не изменившегося за прошедшие пятнадцать лет преступника и убийцы Богдана Пасюка… От человека, имя которого она наконец узнала…
Маузер вяло лежал на крыльце, полностью блокируя входную дверь. Его расслабленная стотридцатикилограммовая туша напоминала выброшенное на помойку желто-рыже-белое шерстяное покрывало.
– Маузер, лапушка, пусти нас, – потрясла собаку Катя.
Сенбернар-эпилептик вяло приподнял красноватое веко и слегка пошевелил носом, втягивая воздух. Он знал эту девушку, к сожалению, слишком хорошо. Если сейчас он ее послушается, она начнет требовать, чтобы он сидел, лежал, стоял, давал лапу, подавал голос, а то и – ужас какой-то! – кусал одетого в телогрейку Борю Фридмана. Ну уж, нет! Что он, лысый? Надо ей, чтобы он поднялся, пусть сама и поднимает. Это они уже проходили.
Веко опустилось. Пес сонно засопел, снова превратившись в бесформенную груду шерсти.
– Бесполезно. Он не сдвинется, – констатировала Катя. – Наверное, недавно поел. Глеб кормит его как на убой.
Окно рядом с дверью скрипнуло и распахнулось. В нем появилось веселое широкоскулое лицо, украшенное парой шрамов и переломанным носом.
– Не встает? – сочувственно поинтересовался Бычков.
– Не встает, – вздохнула Серова.
– И не встанет. Нажрался, паразит. Лезьте в окно.
– Это Денис, – представила журналиста Катя, когда они оказались в комнате. – Работу ищет. Может, возьмете лоточником?
Глеб критически осмотрел Зыкова.
– Считать умеешь? – поинтересовался он.
– Умею, – с легкой растерянностью ответил Денис.
– В тюрьме сидел?
– Нет.
– В армии служил?
– Тоже нет.
– Плохо, – вздохнул Бычков.
– Что плохо? Что в тюрьме не сидел?
– Что в армии не служил. Андреичу это не понравится. Он у нас Афган прошел. Привык к дедовщине. Не выдержишь, раз армии не нюхал.
– Кто это – Андреич?
– Продавец. Крутой мужик. Салаг и лохов не любит. У нас в магазине все мужики или сидели, или служили в армии.
– Ну, Глебушка, миленький, – взмолилась Катя. – Я же знаю, вам лоточники позарез нужны. Ты же круче Андреича. Возьми Дениса. Если Андреич начнет наезжать, прикроешь его. Он хороший парень, честный.
– Честный? В торговле? По-твоему, это хорошо? – удивился Бычков.
– Я не это имею в виду. Он вообще честный, а не в торговле, – несколько туманно объяснила Катя. – В смысле, что на него можно положиться.
– Ладно, – согласился Глеб. – Загадаю ему загадку. Отгадает – возьму в лоточники.
– Согласен, – кивнул Денис.
– С когтями, но не птица. Летит и матерится. Что это такое?
– Десантник с парашютом?
Бык укоризненно покачал головой.
– Откуда же у десантника когти? Он ведь не мутант чернобыльский. Сразу видно, что в армии не служил. Это монтер со столба упал. Не повезло тебе, парень. Не прошел экзамен.
– Подожди! – вмешалась Катя. – Давай теперь я тебе загадку загадаю. Про собаку. Не отгадаешь – возьмешь Дениса в лоточники.
– Про собаку? – заинтересовался Глеб. – Ну, давай.
– Что женщина делает сидя, мужчина – стоя, а собака – поднимая лапу?
– Элементарно, Ватсон, – усмехнулся Бычков. – Писает.
– Ошибаетесь, Холмс, – подмигнула ему Серова. – Здоровается.
Психоз критически оглядел висящую над белым кожаным диваном картину «Иван Грозный делает контрольный выстрел». Ему показалось, что картина висит чуть-чуть кривовато. Опершись коленом о диван, он слегка передвинул нижний край рамы. Теперь все было в порядке.
Психоз любил это полотно, своеобразный римейк знаменитой картины Репина, написанный в порыве вдохновения после крутой пьянки с девочками и травкой Мишаней Блинковым, одним из лучших киллеров синяевской группировки.
Картина вызывала у криминального авторитета сентиментальные воспоминания. Два месяца назад козлы из армянской мафии расплющили Мишаню асфальтовым катком. Ну ничего, с армянами он еще разберется. Будет им и асфальтовый каток, и горячий утюг, и контрольный выстрел в яйца. У Психоза богатое воображение.
Сегодня все шло наперекосяк. Сначала он услышал по радио сообщение о смерти генерала Красномырдикова, а теперь вот менты арестовали Удмурта. Психоз почти не сомневался, что эти события должны иметь между собой какую-то связь.
Генерал Красномырдиков был крупнейшим поставщиком оружия. Пасюк перепродавал полученный от генерала товар, наваривая на этом хорошие бабки, а заодно обеспечивал синяевскую группировку незасвеченными «стволами» и самыми современными видами вооружений.
Банан, лидер синяевской мафии, толкал генеральский товар за рубеж, братским народам Аравийского полуострова, Африки и Латинской Америки. Многие зарубежные контакты также осуществлялись через Пасюка.
В данный момент Банан, обеспокоенный чересчур активной деятельностью УБОПа, отсиживается на своей вилле в горах Коста-Рики. Пока он, развалившись в шезлонге у бассейна, потягивает холодное пиво и размышляет о перспективах вторжения синяевской братвы на принадлежащие колумбийской наркомафии рынки сбыта, Психоз тут вынужден крутиться как белка в колесе, решая локальные российские проблемы.
Смерть генерала и арест Пасюка стали тяжелым ударом по группировке. Богдану предъявили обвинение в умышленном убийстве. Ловко придумали. На торговле оружием его взять так и не смогли. Теперь легавые попытаются раскрутить Удмурта на полную катушку. Ничего, с этим мы как-нибудь разберемся.
Хуже всего то, что в связи со смертью генерала может сорваться намеченная на начало июля крупная поставка оружия за рубеж. Срыв этой сделки равносилен потере лица. Это недопустимо. Если синяевская группировка что-то обещает, она выполняет свое обещание, иначе не будет доверия, иначе покупатели обратятся к конкурентам. Кроме того, придется выплатить неустойку. Очень большую неустойку.
Надо срочно спасать положение. В первую очередь следует освободить Удмурта. Кое-какие шаги для этого Психоз уже предпринял. Он связался по сотовому телефону с Александром Гаковым, заместителем мэра Москвы и, не называя своего имени, произнес несколько ни к чему не обязывающих фраз, между делом упомянув о том, что слышал об аресте некоего Богдана Пасюка, обвиняемого в предумышленном убийстве, и чрезвычайно гордится тем фактом, что московская милиция работает так четко и оперативно.
