Анна Ольховская - Увези меня на лимузине!

– Куда тебя пустить? – я подошла к дочери и взяла ее за руки. – Что за спешка, малыш?

– К папе, – от серьезного взгляда странных глаз мне стало холодно. – Ника ехать. Папа плачет. Мама ехать? Брать Нику?

– Но куда, куда ехать, солнышко? Я же не знаю, где твой папа! – Губы задрожали, и я поспешила уткнуться носом в родную пушистую макушку.

– Ника знать, – дочка обеими ручками повернула мое лицо к себе. – Папа там.

– Да где – там, господи! – ну вот, не удержалась-таки, заплакала. – Где, в каком городе?

– Там, – теплая ручка вытерла мне слезы и махнула в сторону окна, – там!

Я не выдержала и, чувствуя себя последней идиоткой, вышла с дочкой на крыльцо:

– Где он, Ника, покажи?

Малышка закрыла глаза, прижалась ко мне всем тельцем и пару минут не шевелилась. Затем подпрыгнула так, что я едва удержала ее, и, потянувшись куда-то мне за спину, возбужденно затараторила:

– Папа! Папа! Там! Больно! Папе больно! Ехать! Мама, ехать!

Ледяной озноб мгновенно сковал меня.

Ребенок совершенно четко указывал на восток.

Где непостижимо огромным ковром лежала Россия…

– Хорошо, доченька, мы обязательно поедем, только вот так сразу нельзя, надо собраться, билеты купить, дедушке Сереже позвонить…

Я успокаивающе гладила бьющегося в руках ребенка по плечам, по спинке и говорила, говорила, говорила. Надо было отвлечь малышку, помочь ей справиться с той болью, которую она ощутила при контакте с отцом. Физическая это была боль или душевная, я не знала. Да и не все ли равно? Наш с дочкой самый близкий, самый родной человек где-то там, далеко, мучился и страдал. Мне, взрослой и довольно много пережившей женщине, с трудом удавалось справиться с этим, а что же говорить о нашей сверхчувствительной, настроенной на одну волну с отцом крохе?!

Я вбежала с вырывающейся девочкой в дом, навстречу уже спешила встревоженная Саша:

– Что происходит? Почему Ника так кричит? Она упала, ударилась? Ей больно?

– Да, ей больно, – я села на диван, прижала к себе дочку и, баюкающе покачивая теплое тельце, зашептала-запела песенку.

Какую? Не знаю. Такой песни нет, я пела первое, что, задыхаясь, прибегало на ум, что могло отвлечь и успокоить ребенка.

Уставшая от неожиданного отчаяния малышка, всхлипывая, прижалась ко мне и смотрела, смотрела своими невозможными глазами, жадно вслушиваясь в ласковые слова, пока не задремала, судорожно вздыхая время от времени.

К этому моменту вниз спустились заспанные Вика и Слава. Они начали было шумно выяснять, что случилось, но мать нейтрализовала вопли детишек, затащив их на кухню.

Минут через пять все трое на цыпочках вошли в гостиную и с индифферентным видом расселись вокруг. Завершал общую картину «А мы тут случайно, не обращайте на нас внимания» Май, притворившийся гипсовой собакой.

Проползли еще несколько минут тишины. Индифферентный вид пошел продольными трещинами, пока наконец не лопнул, трухой осыпавшись на ковер.

Первым не выдержал Славка:

– Тетя Аня, что с Никуськой? – шепот у парня смешной, похож на сип молодого петушка. – Мама сказала, что она ударилась. Что-то серьезное, да?

– Все нормально, не волнуйтесь. И вообще, что вы тут собрались? Ну, поскандалил ребенок, поплакал, бывает. Сейчас уже все хорошо, она поспит, и мы пойдем гулять. Впрочем, нет! – интересно, неожиданное озарение получилось достаточно правдоподобным? – Я вот что придумала. А не съездить ли нам с дочкой в гости к Левандовским? Мы же в Москве с ней еще ни разу не были. Вернее, были, но не по отдельности. Вернее… Ну, вы поняли.

– Да вы вообще нигде еще не были, – пожал плечами Слава. – Давно пора. А то скоро осень, дожди, не самое лучшее время для путешествий. Кстати, я с вами! Можно, мам? – он состроил глазки кота из «Шрека».

– И я, и я! – подскочила Вика. – Мы, между прочим, тоже в Москве ни разу не были!

– Эй, народ, – Саша потрепала детей по макушкам, – а Левандовских вы спросили? А, тетя Аня?

– Спросим, – я бодро улыбнулась, но подруга после моей улыбки вдруг нахмурилась и внимательно посмотрела на меня: – Что, снова вчерашняя история?

– Даже хуже.

Глава 24

– Какая история? – моментально навострила ушки Вика.

– И что хуже? – уши Славки оказались не менее острыми.

– Так, – Саша поднялась и потянула за собой детей, – вам на пляж, по-моему, давно пора. Смотрите, какой день хороший! Такой день – подарок для этой поры в Германии, так что нечего тут торчать, марш на SPA-процедуры!

– Мама! – укоризненно посмотрела на нее Вика. – Не пытайся нас вытурить отсюда, мы не маленькие, все понимаем. И замечаем, между прочим, тоже. Та ерунда, что началась вчера на пляже, судя по всему, не закончилась. Кстати, наши друзья балдеют от Никуськи. Ей всего восемь месяцев, а она не только свободно бегает, но и говорит! А ее глаза? Вальтер первым предположил, что она – ребенок-индиго. Мы пошарили по Интернету и теперь, особенно после вчерашнего, абсолютно убеждены, что Вальтер прав.

– С чего вы взяли? Что еще за индиго? – Из Сашки актриса такая же фиговая, как и из меня.

– Ладно, мам, – Славка боднул ее в плечо, – у тебя плохо получилось.

– Что именно у меня плохо получилось? Дети?

– Вот с этим ты как раз справилась отлично, дети у тебя – гении и красавцы…

– Скромник ты мой.

– Ага, – невозмутимо кивнул парень, – я такой. Так вот. А плохо у тебя получилось удивление. Или что ты там пыталась изобразить?

– Предположим, вы правы, Ника – ребенок-индиго. И, надеюсь, вы и ваши приятели трепаться об этом не будут.

– Само собой!

– Но вот все остальное вас, вы уж меня извините, совсем не касается.

– Как это? – воинственно встрепенулся Славка. – Мы что, посторонние для Никуськи и тети Ани, да?

– Ну почему… – начала было Саша, но ее сын повернулся ко мне.

– Тетя Аня мы вам чужие, да, чужие?! – забывшись, парень перешел с шепота на крик.

– Тш-ш-ш!

– Неть!

Грозное шипение матери и возглас Ники налетели на Славку одновременно.

– Ну вот, разбудил, олух! – Вика ткнула смущенного брата в бок. – А потом он хочет, чтобы с ним считались!

– Я не хотел, – Слава подошел к нам, присел на корточки и взял малышку за руку: – Никусь, ты как? Больше не болит?

– Неть, – дочка улыбнулась и потянулась к парню: – Сява! Не чужой! Сява мой!

– Ого, – хихикнула Вика, подмигнув мне. – Похоже, с будущим зятем у вас, тетя Аня, вопрос уже решен.

– Не язви, – Саша с улыбкой наблюдала за сыном, немного неуклюже державшим девчушку на руках. – Ребенок просто ответил на Славин вопрос.

– Думаешь? – Славка недоверчиво посмотрел на мать. – Она же спала.

– И тем не менее…

– Мама! – моему ребенку явно не терпелось продолжить. – Ехать! Брать Нику! Папе больно!

– Хорошо, доча, мы же договорились, – я успокаивающе улыбнулась малышке. – Но сразу не получится. Ты поиграй пока со Славой и Викой, а мама займется поездкой. Договорились?

Ника всмотрелась мне в глаза, потом кивнула:

– Да.

– Нам кто-нибудь объяснит наконец, что происходит? – Вика подошла к брату и встала рядом.

– Саш, ты уж тут разберись, ладно? – я поднялась с места и направилась к лестнице на второй этаж. – А я пойду с Левандовским поговорю.

– С которым?

– Со старшим. Он, думаю, знает гораздо больше Артура.

– Ладно, иди, – подруга тяжело вздохнула и повернулась к детям: – И почему вы у меня такие въедливые? Отдыхали бы себе, веселились, а мы с тетей Аней…

– Опять влипли в неприятности, – почти хором продолжили детки, переглянулись и засмеялись.

– Хиханьки им все…

Сашка бухтела еще что-то, но я уже не слышала, поскольку сосредоточилась на предстоящем разговоре.

Разговор от подобного усиленного внимания застеснялся и попытался спрятаться за штору, но его выдали длинные дрожащие уши, за которые трусливую особь и извлекли из убежища.

– Здравствуйте, Сергей Львович, – я в который уже за сегодняшний день раз попыталась придать своему голосу легкость и безмятежность.

Но сегодняшний день явно не был моим. Или легкость и безмятежность не соответствовали расположению звезд?

– Здравствуй, Аннушка, – устало проговорил генерал. – По голосу слышу, что статью ты каким-то образом уже умудрилась прочитать. Угадал?

– Да, – на более развернутый ответ не хватило мужества и стойкости защитников революции.

– Я так надеялся, что там, в Германии, ты достаточно далека от российской глянцевой прессы и у меня будет достаточно времени в запасе.

– Времени на что?

– На то, чтобы вернуть тебе Алексея, пусть не совсем в целости, но в сохранности.

– Вернуть? – Я же говорю, просто лектор Всесоюзного общества «Знание», а не женщина! Краснобай. Или краснобайка? – Это как?

– Потеряли мы его, дочка…

– Что?!! – Телефонная трубка неожиданно раскалилась, удержать ее не было возможности, и пластмасска грохнулась на пол.

Следом довольно неуклюже последовала и я. Нет, грохаться не стала, просто кости из ног куда-то исчезли, а оставшийся кисель выдержать мой вес не мог никак.