Ирина Хрусталева - Кто в доме хозяйка?
– Тяжело? – участливо спросил Сергей, запрыгивая на подоконник и уже с него перемещаясь в комнату.
– Ох, и не спрашивай! – безнадежно вздохнул Валя. – Так тяжело мне еще не было никогда в жизни.
– Это ничего, это бывает с непривычки, – усмехнулся молодой человек. – Но дело вполне поправимое, как говорится – клин клином, – подмигнул он Валентину, присаживаясь к нему на кровать. – Сейчас я тебя в два счета вылечу.
– Как?
– Очень просто, – пожал плечами пасечник, вытаскивая из кармана бутылку самогона. – Я ж тебе сказал – клин клином.
– Что это? – спросил Валя, с диким ужасом глядя на бутылку.
– Как что? Лекарство, – широко улыбнулся Сергей. – Где тут у вас стаканы?
– Только не это, – закричал Валентин, с проворством обезьяны вскакивая с кровати. – Убери эту гадость немедленно! Я не хочу этого видеть! О господи! – застонал он и, вытаращив глаза, понесся в сторону туалета, зажимая рот рукой.
– Слабак, – вздохнул Сергей. – Значит, вчера я не ошибся, он голубой. А жаль, такой хороший парень.
– Что здесь происходит? Кто кричал «помогите»? – обеспокоенно спросила Олеся, торопливо вбегая в комнату. – Вы кто? И где Валентин?
– Здрассте, – глупо улыбнулся Сергей, с неприкрытым восхищением таращась на растрепанную девушку.
– Доброе утро, – кивнула та, запахивая на груди халатик, который ничего не мог прикрыть, как ни старайся. – Вы не ответили на мои вопросы. Где Валя и кто вы такой?
– Валентин в туалет побежал, ему нехорошо после вчерашнего. А меня зовут Сергей, я местная достопримечательность, – подробно отчитался молодой человек, все шире и шире расплываясь в улыбке.
– Ах, Сергей? Уж не тот ли самый пасечник? – прищурилась Олеся.
– Вы про меня уже слышали? – обрадовался молодой человек. – Как здорово. А я вот пришел Валентина подлечить, – показал он на бутылку. – А он, как увидел ее, сразу же в туалет побежал. Слабенький парень оказался.
– Как же вам не стыдно, Сергей, спаивать совсем неопытного и непривычного к спиртному человека? – нахмурилась Олеся. – Да еще имеете наглость приходить сюда снова с бутылкой?
– А по-другому никак нельзя, это самое первое средство для лечения, – начал объяснять тот. – Я же не заставляю его все пол-литра в себя вливать, а сто пятьдесят граммов – это как раз то, что нужно, чтобы голова перестала болеть. Я бы ему пчелок своих на затылок поставил, головную боль как рукой снимает, но только с похмелья этого делать нельзя. Это только при мигренях, спазмах сосудов, но ни в коем случае при токсичных отравлениях.
Олеся слушала молодого человека и невольно залюбовалась его мужественным лицом, спортивной фигурой и обезоруживающей, открытой улыбкой. Сообразив, что она слишком откровенно на него таращится, девушка тряхнула головой, чтобы избавиться от наваждения, и хмуро сдвинула бровки. Она уже собралась снова начать отчитывать гостя, но, бросив взгляд на свое неглиже, с ужасом поняла, что стоит перед этим парнем практически раздетая. Олеся опрометью бросилась вон из комнаты, сверкая длинными голыми ногами. Она услышала заразительный хохот Сергея ей вслед и, чуть ли не лопаясь от досады, сердито прошептала:
– Каков нахал, он еще и смеяться вздумал в моем доме. Ну, погоди, я тебе покажу, кто здесь хозяин... хозяйка.
– Я убью тебя, ллодочник! Я убью тебя, пасечник! – со стоном провыл Валя, обессиленно вваливаясь в комнату. – Что ты со мной сделал, Серж? Я не хочу умирать во цвете лет, мне всего двадцать пять. Я еще так много не успел сделать в этой жизни, – жалобно всхлипнул он. – Ты меня отравил крысиным ядом, да?
– Почему крысиным? – удивился Сергей.
– Потому что от любого другого яда, я уверен, мне было бы намного лучше. Как ты мог? За что? О господи, отрубите мне голову, я уже согласен на все.
– Раз согласен на все, тебе нужно выпить всего сто грамм, чтобы все твои мучения закончились.
– Ты снова подшучиваешь надо мной? – скуксился Валентин. – Давай, давай, смейся над слабым и больным человеком.
– Знаешь что, хватит здесь нюни распускать, а лучше займись-ка самоизлечением, – прикрикнул на него Сергей и схватил стакан, который стоял рядом с графином.
– Фу, что за мерзость? – фыркнул он, понюхав воду в стакане. – Это мы выплеснем в окно, а сюда нальем «бальзам».
Пасечник, как и сказал, выплеснул воду в открытое окно, а вместо нее налил в стакан самогона.
– На, пей, – велел он, подавая его Валентину.
– Я не могу, – сморщился тот. – Меня сейчас снова стошнит.
– А ты не нюхай, зажми нос пальцами, задержи дыхание и вперед. Через пять минут ты почувствуешь себя человеком. Верь мне, я знаю, что говорю.
– Ты меня не обманываешь?
– Да чтоб мне провалиться на этом самом месте, если вру, – поклялся Сергей, размашисто перекрестившись. – Пей, кому говорят! – прикрикнул он.
Валя от всей души сморщился и, с силой зажмурив глаза, опрокинул содержимое стакана себе в рот.
Опрокинуть-то он опрокинул, а вот проглотить забыл, отчего его щеки раздулись, как у чересчур жадного хомяка.
– Да проглоти ты эту дрянь, мать твою! – заорал на него Сергей, да так громко, что Валя с испугу сразу же проглотил все, что было во рту. – Оооо, – выдохнул он и завертелся, как волчок вокруг своей оси. – Дай, дай, дай, – хрипел он, делая руками хватательные движения.
Сергей сообразил, что от него хотят, и быстро налил воды из графина. Валентин схватил этот стакан, как утопающий хватается за соломинку, и выпил воду одним залпом. Сначала он замер столбом, вытаращив глаза... а через мгновение из них нескончаемым потоком полились слезы.
– Что здесь у вас происходит? – строго поинтересовалась Олеся, входя в комнату, уже одетая, умытая и причесанная.
– Да вот, я дал ему воды из графина, а он выпил и расплакался, – растерянно ответил Сергей.
– О, черт, – сморщилась девушка. – Там же нашатырь.
– Какой нашатырь?
– Да мне вчера Екатерина Ильинична сказала, что нужно в воду добавить немного нашатыря, для прочистки затуманенных алкоголем мозгов. В данном случае вот его мозгов, – кивнула Олеся на рыдающего Валю. – Она принесла из кухни графин с водой, пузырек с нашатырем и поставила все это на тумбочку. Мы с ней потом заговорились, и она забыла накапать в графин нашатыря. Я вспомнила об этом, когда она уже домой ушла, ну и решила сама все сделать. Открыла пузырек, хотела немного накапать, а получилось, что вылила почти все, что там было. Это не опасно для его здоровья? – показала она на Валентина.
– Нет, не опасно, только поплачет немного, – засмеялся Сергей.
– Да, я плачу, лью горькие слезы, и что?! – с вызовом спросил Валя, уперев дрожащие руки в бока. – Я, может быть, плачу, о своей загубленной судьбе! Кто-то сейчас в море плещется, на пляже под южным солнышком греется, а я тут один... позабыт, позаброшен. Ооо, как холодна и тяжела твоя десница! – неизвестно с какого перепугу вставил он реплику Дон Гуана из пьесы Пушкина «Каменный гость», глядя при этом на пустой стакан, который продолжал держать в руке.
– Господи, да он же снова лыка не вяжет! – ахнула Олеся. – Вы что, опять его напоили? – спросила она, с удивлением глядя на Сергея.
– Да как можно? – изумился тот. – Я всего сто пятьдесят граммов ему налил, чтоб здоровье поправить.
– Это что, самогон? – кивнула Олеся на бутылку.
– Он самый, собственного приготовления, из чистейшей пшеницы, без всякой сивухи, – с гордостью подтвердил пасечник. – Первач, градусов шестьдесят будет, к бабке не ходи.
– Сколько, вы сказали, градусов? – вытаращилась девушка.
– Шестьдесят... или чуть больше, – пожал плечами Сергей. – Говорю же, первач, а он всегда крепкий.
– С ума сойти! – простонала Олеся. – Да для Вали эти сто пятьдесят граммов такого крепкого самогона равносильны литру водки.
– Но-но-но, не надо на Валю наговаривать, ма шер, Валя крепкий орешек, – пьяно запротестовал тот. – И вообще, как сказал великий русский классик, господин идиот... пардон, господин Достоевский: «Человек подлец ко всему привыкает». Серж, мон ами, наливай еще, – размашисто махнул он рукой. – Ты мне первый друг на этой деревне. У тебя гармошка есть?
– Баян есть, – с улыбкой ответил Серж. – А тебе зачем?
– Мне не надо, тебе надо.
– Зачем?
– Будешь первым парнем на деревне.
– Я и так первый, – засмеялся Сергей.
– Вот за это и выпьем.
– Я тебе сейчас так выпью, что до конца дней забудешь, как выглядит это «выпьем», – взвилась Олеся, не на шутку разозлившись. – Ты что это так распоясался? Совсем уже обнаглел? Мне только не хватало, чтобы Лидия Ивановна обвинила меня в том, что я из тебя здесь алкоголика сделала.
– Ма шер, ты же прекрасно знаешь мою дражайшую маман. Она так тебя любит, что никогда не посмеет выдвинуть столь несправедливое обвинение в твой адрес, – отмахнулся Валя. – Серж, представь себе парадокс. Моя маман любит Леську больше, чем меня, потому что она, видишь ли, девочка. Она до безумия хотела родить себе дочку, даже пеленки с распашонками розового цвета купила, а вместо долгожданной девочки родился я, вот такой весь нежеланный и с пиписькой! И что получилось в результате? Я вроде как сын, по документам, а на самом деле... Аккуратно относитесь к своим желаниям, господа, они имеют свойство иногда сбываться, – погрозил он пальцем кому-то невидимому. – Дочку она, видите ли, хотела, скажите пожалуйста! – фыркнул Валя. – Вот и получила – не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку.
