Дарья Донцова - Пикник на острове сокровищ
– Ой, сливки забыла! – подхватилась она и поспешила на кухню. – Не пей, Ванечка, кофе, он невкусный.
Я откинулся на спинку стула. Нет, нельзя поддаваться сердечным порывам, надо действовать рационально. Человек, задумавший преступление, сейчас уверен – его план удался. Вполне вероятно, что убийца общается с мамой Егора, является одним из тех, кто вхож в дом. Сумеет ли Ольгушка скрыть радость? У пожилой дамы много подруг, в частности, Анна Ивановна Касьянова, крупный психиатр, Ванда Раковская, доктор исторических наук. Это те, кого я часто видел в доме Дружининых. Услышит Ольгушка счастливую весть и явно не удержится, кинется звонить «девочкам», те начнуть молоть языками, и убийца узнает, что жертва жива. Последствия моего поступка, пусть и продиктованного искренней жалостью к пожилой даме, могут оказаться ужасными. Человек, стоящий за этим преступлением, предпримет еще одну попытку, на этот раз удачную.
И тут мне в голову пришла новая мысль. Боже, какой я дурак! Трофимова просто купили, некий человек пообещал ему запредельную сумму, и Юрий не устоял. Но, думаю, воспользоваться полученным капиталом мерзавец не успел, его самого небось убили! Вот почему в квартире остались вещи и продукты. Надо отвечать не на вопрос: кто велел оставить Егора в гробу, а озаботиться другой проблемой: кому была выгодна смерть Дружинина? Деньги!
– Деньги? – вдруг воскликнула Ольгушка. – Ванечка, ты о чем?
Я потряс головой. Иван Павлович, не теряй разума! Я не услышал, как хозяйка вернулась с кухни, да еще принялся вслух озвучивать свои мысли.
– О каких деньгах ты толкуешь, Ванечка? – продолжала изумляться Ольгушка. – Кто и что получит? Право, странный вопрос ты задаешь.
– Ты меня неправильно поняла, – стал выкручиваться я, – вернее, я плохо сформулировал свою мысль. Хотел сказать… э… прости, конечно, но Егор был богат, неужели нужно работать, да еще в таком ужасном месте, как школа?
Ольгушка всплеснула руками.
– Конечно! С детьми молодеешь! Да, у меня все в порядке со средствами, но хочется быть полезной кому-то!
– Прости, я сказал чушь.
– И Леночка, несмотря на наследство, не станет сидеть дома.
– Какое наследство?
Ольгушка заморгала.
– Егор оставил ей свой бизнес.
– Весь?! – подскочил я.
– Естественно, – удивилась она.
– Ты хочешь сказать, что завещание составлено в пользу Лены?
– Конечно! Она жена!
– А что получишь ты?
– Я?
– Да!
Ольгушка вздрогнула.
– Я не задумывалась над этим вопросом.
– А сейчас попытайся, – велел я, ощущая себя почти негодяем.
– Квартиру, – принялась загибать пальцы Ольгушка, – библиотеку, кое-какие драгоценности…
– Это принадлежало тебе и раньше, а вот средства Егора, они куда пойдут?
– Леночке.
– С ума сойти!
– Почему?
– Егор ничего не оставил матери?
– Ванечка, мне недолго осталось на этом свете, – ответила Ольгушка, – меня больше на земле ничего не держит, а Леночка молодая, ей еще жить да жить. Она замечательная девочка, никогда меня не бросит. Только не стоит ей молодые годы гробить, детей у нее нет, пусть спокойно выходит замуж и, вспоминая Егора, говорит: «Спасибо рано ушедшему супругу». Знаешь, Ванечка, это, конечно, не секрет, но в молодости деньги играют большую роль, чем в старости. В двадцать лет всего хочется: машину, одежду, квартиру, а после шестидесяти материальные блага ни к чему! Мне всегда казалось, что пенсию государство должно платить до тридцати лет. Вот когда людям позарез нужно свободное время и деньги. А в старости пусть пашут без остановки, дольше проживут от ощущения собственной нужности, и государству польза. Бухгалтерша, справившая семидесятилетие, – ответственный человек, а двадцатидвухлетняя егоза разве о службе думает? Вот и пусть нагуляется сначала.
– Оригинальная теория, – вздохнул я. – Скажи, Ольгушка, а где Лена?
– Она вчера к подруге поехала, к Рае Шумаковой. Плачет целый день, вот я ей и посоветовала развеяться, ночевать там остаться.
– Телефончик Раи не подскажешь?
– Конечно, дружочек, записывай, – кивнула она и, продиктовав номер, поинтересовалась: – А зачем тебе Леночка? Хочешь ее от печальных мыслей отвлечь? Правильно. Кстати, Ванечка, Лена замечательная, может, подумаешь о…
– Тут дело щепетильное, – быстро прервал я мать Егора.
– Говори, милый.
– Не хотелось бы тебя расстраивать… – замямлил я, и в самом деле испытывая редкостный дискомфорт, мне было очень тяжело обманывать несчастную.
– Вот теперь я точно тебя не отпущу, пока не узнаю правду, – воскликнула Ольгушка, – немедленно говори!
– В день похорон Егора, – начал я, – мужчина, который занимался формальностями, попросил меня подержать документы, свидетельство о смерти, всякие квитанции. Потом внезапно хлынул дождь.
– Верно, – прошептала Ольгушка, – небо зарыдало над Егором.
– Я сунул бумаги в барсетку, чтобы не намокли, а спустя пару минут распорядитель пришел за документами. Естественно, я тут же вручил их ему, а сейчас не могу найти права на вождение автомобиля, думаю, они случайно прицепились к скрепке. Вот и хотел попросить Лену посмотреть…
– Это и я могу! – воскликнула Ольгушка.
– Э… э… мне не хочется напоминать тебе…
– Пошли, – встала она, – все необходимое лежит в кабинете Егора.
Включив на письменном столе лампу, Ольгушка выдвинула ящик и подала мне коробку:
– Тут все, Ванечка.
Потом она удалилась.
Я открыл крышку и сразу увидел свидетельство о смерти. Накрепко запомнив, какой загс его выдал, я пролистал другие бумаги, вытащил из кармана пиджака положенные туда заранее права и крикнул:
– Нашел!
– Слава богу, – ответила из коридора Ольгушка.
Покидая гостеприимный дом, я обнял хозяйку, услышал, как быстро, словно у маленькой пойманной жестокими людьми птички, бьется ее сердце, и воскликнул:
– Прости, Ольгушка!
– За что, Ванечка? – удивилась она.
– Я доставил тебе неприятные минуты, всякие воспоминания…
– Приходи почаще, – ласково сказала она, – и оставайся ночевать. Нет ни в чем твоей вины, на все, дружочек, божья воля.
Я медленно пошел по лестнице вниз. Интересно, сумеет ли простить она меня, когда узнает, что я не сообщил ей правду о Егоре? Откажет мне от дома или просто даст пощечину?
Глава 17
Сев в машину, я набрал номер справочной и спросил:
– Девушка, если я сообщу вам название загса, сумеете найти его адрес?
– С удовольствием, – ответили на том конце провода, – буквально через пару секунд.
Вежливая сотрудница справочного бюро не обманула, почти сразу она откликнулась:
– Доброслободская улица.
– Что? – подпрыгнул я.
– До-бро-сло-бодская, – по слогам произнесла оператор, – не спутайте с Новослободской.
Я стукнул кулаком по рулю. Боже! Какой я дурак! Серая, словно домовая мышь, Люба, соседка глупой болтливой Тони, проронила вчера вскользь фразу:
– Загс, где я работаю, находится на Доброслободской, а Юрию следовало ехать в другое место.
Как бы не так! Бесцветная девица просто обвела меня вокруг пальца!
Оставив машину на Доброслободской, я в поисках нужного здания углубился в массив малоэтажных домов. Наконец строение отыскалось, я рванул дверь и почти побежал по извилистому коридору.
Люба сидела в маленькой комнате, вероятно, тут раньше располагался чулан, помещение было чуть больше клетки для морской свинки и не имело окон.
– Добрый день! – гаркнул я.
– Прием посетителей сегодня до часу дня, – монотонно ответила Люба, не отрывая глаз от компьютера, – завтра приходите.
– Добрый день, – повторил я.
Люба переместила взор на докучливого надоеду и нервно дернула шеей.
– Вы?
– Не рады? – злорадно спросил я.
– Почему я должна испытывать какие-то чувства при виде вас? – скривилась поганка.
Я бесцеремонно плюхнулся на стул и сказал:
– Давайте сэкономим время! Вчера вы поздно вечером выносили помойное ведро.
На лице Любы появилось откровенное удивление.
– И что?
– Сверху лежала пустая банка из-под черной икры и смятая упаковка от памперсов.
– Не понимаю, в чем дело? – вытаращила блеклые глаза врунья.
– Да ладно тебе, – отмахнулся я, – свидетельство о смерти Егора Дружинина у меня. Сколько тебе заплатил Трофимов и где он?
– Не понимаю, – стояла на своем Люба, – если хотите получить документ, то… вообще вы кто?
Я вытащил из кармана удостоверение и повертел перед ее носом.
– Смотри сюда. Я начальник следственного отдела!
Слова «частного детективного агентства «Ниро» я озвучивать не стал.
Люба посинела.
– Лучше скажи правду, – ледяным тоном заявил я.
– У меня мама больная, – нервно дернулась Люба.
– Это еще не повод, чтобы выписывать бумаги о смерти на живого человека! – потеряв бдительность, заорал я.
Люба схватилась ладонями за щеки.
