Дональд Уэстлейк - Проклятый изумруд
Сейф, в сущности, был ящиком приблизительно сантиметров пять высотой, десять шириной и сорок длиной. Альберт полностью вытащил его и заявил:
— Если вы предпочитаете остаться один, я могу отнести его в соседнюю комнату.
Он указал пальцем на одну из маленьких комнатушек, соседствующих с моргом: в каждой был стул и стол. Владелец сейфа мог остаться наедине со своим сокровищем.
— Нет, спасибо, — ответил Дортмундер. — Сейчас не нужно. Я хочу только положить это…
Он достал из внутреннего кармана пиджака объёмистый запечатанный белый конверт, в котором лежали семь бумажных носовых платков, бережно вложил его в ящик и отступил на шаг, пока Альберт запирал сейф.
Альберт пропустил его через первую решётку, а Джордж — через вторую. Дортмундер поднялся по лестнице и вышел на улицу, где очень удивился, что ещё светло. Посмотрев на часы, он сделал знак такси — ему предстояло теперь пересечь город и вернуться с Великим Миазмо, прежде чем служащие банка, закончив рабочий день, отправятся по домам.
— Так одиноко в Нью-Йорке, Линда, — пожаловался Гринвуд.
— О! — произнесла она. — Я знаю, Алан.
Он оставил себе своё имя: его новая фамилия также начиналась с Г, что было несколько рискованно, но удобно.
Гринвуд поправил подушку под головой и крепче обнял девушку, сидевшую рядом.
— Когда встречаешь родственную душу в таком городе, как этот, — продолжал он, — то не хочется разлучаться с ней!
— О, я понимаю, что ты хочешь этим сказать! — воскликнула она и прильнула к нему, положив голову на его голую грудь.
— Вот почему я так огорчён, что вынужден уйти сегодня вечером.
— О, я тоже огорчена.
— Но откуда я мог знать, что такое сокровище, как ты, появится сегодня в моей жизни? А теперь слишком поздно что-либо менять. Мне нужно идти, вопрос решён.
Она подняла голову, чтобы посмотреть на него. Электрический камин в углу служил единственным источником света, и она пыталась рассмотреть его лицо в красноватых неверных бликах.
— А здесь не замешана другая девушка? — спросила она тоном, который тщетно пыталась сделать шутливым.
Он приподнял рукой её подбородок.
— Нет никакой другой девушки. Нигде на свете.
И нежно поцеловал её в губы.
— Мне так хочется верить тебе, Алан.
— Жаль, что я не имею права сказать, куда я пойду, но честно, я не могу. Я только прошу тебя оказать мне доверие. Через час я вернусь.
Она улыбнулась:
— Ты не многое успеешь с девушкой за час, не так ли?
— Особенно, когда я хочу сохранить себя для тебя.
И он опять поцеловал её.
После поцелуя она прошептала ему на ухо:
— Сколько времени нам остаётся до твоего ухода?
Он через плечо посмотрел на будильник, стоявший на новом столе, и ответил:
— Двадцать минут.
— Тогда, — выдохнула она, покусывая ему ухо, — ещё хватит времени убедиться, что ты в самом деле меня не забудешь.
— Мммм… — произнёс он.
В результате, когда раздался звонок в дверь, Гринвуд ещё не кончил одеваться.
— Сейчас, сейчас, — бормотал он, торопливо натягивая брюки.
— Возвращайся скорей, Алан, — попросила девушка, вытягиваясь под покрывалом.
Он бросил взгляд на мятые простыни и ответил:
— О, я буду спешить, Линда. Не беспокойся, я буду спешить.
Чефуик ждал его у выхода.
— Ты не торопился, — пошутил он.
— Тебе и не снилось такое, — с чувством изрёк Гринвуд. — Куда?
— Сюда.
Марч был за рулём своего «мустанга», стоявшего за углом, рядом с пожарным краном. Чефуик и Гринвуд влезли в машину, и Марч отвёз их на Варик-стрит. Все учреждения уже были давно закрыты. Они остановились перед зданием, которое искали, Гринвуд с Чефуиком вышли из машины и перешли улицу.
Гринвуд был на страже, пока Чефуик открывал входную дверь, потом они поднялись пешком — лифты в этот час не работали — на четвёртый этаж. Гринвуд освещал путь маленьким электрическим фонариком. Вскоре они дошли до двери, на которой было написано «ДОДСОН И ФОГГ, АДВОКАТЫ». А внизу на стекле, ещё пять имён, и среди них имя Проскера.
Чефуик так быстро открыл эту дверь, словно она и не была заперта. Они следовали плану, который им дал Проскер, и вскоре нашли его кабинет. Мебель была расставлена так, как описал адвокат. Гринвуд сел за рабочий стол, открыл большой ящик внизу справа и в его глубине обнаружил приклеенный липкой лентой жёлтый конверт. Гринвуд улыбнулся, взял конверт и задвинул ящик. Потом он потряс конверт над столом, и из него выпал маленький ключ, похожий на тот, что Дортмундер получил днём раньше в банке.
— Ну, вот и всё, — сказал Гринвуд. — Невероятно.
— Может быть, удача всё же повернулась к нам, — произнёс Чефуик.
— Сегодня пятница, тринадцатое. Фантастика!
— Уже нет. Полночь прошла.
— Ну, пошли. Вот, отдашь его Дортмундеру.
Чефуик сунул ключ в карман, и они вышли из конторы. Садясь в машину, Гринвуд попросил:
— Подбросьте сперва меня, ладно? Меня ждут.
— Почему бы и нет? — сказал Марч.
Гринвуда доставили домой. Он быстро поднялся на лифте и вошёл в квартиру. Девушка сидела в его кровати и читала книгу про Джеймса Бонда. Она немедленно отложила книгу и погасила свет в изголовье, пока Гринвуд освобождался от лишней одежды.
Потом он скользнул в постель.
— Всё прошло хорошо? — осторожно спросила Линда.
— Я же вернулся, — просто ответил он.
Она поцеловала его и подняла на него восторженный взгляд.
— Ты из ЦРУ? Да?
— Я не имею нрава говорить об этом, — ответил он.
— Ммм… — промычала Линда и стала покусывать всё его тело, не ограничиваясь более ухом.
— Обожаю патриоток, — пробормотал Гринвуд.
Четверг девятнадцатого октября был одним из дней, когда погода сама не знает, чего она хочет. Альберт Кромвель, охранник при сейфах в полуподвальном этаже Национального банка на углу Сорок шестой улицы и Пятой авеню, вырядился утром в плащ, не говоря уже о зонтике, и вернулся домой, неся всё это в руках под палящим солнцем. Он не знал, чувствовать ли себя обиженным или радоваться хорошей погоде.
Альберт Кромвель жил в квартире на двадцать восьмом этаже здания в Верхнем Вест-Сайде и добирался домой на метро. В тот день, когда он вошёл в лифт, рослый импозантный мужчина с чёрным пронзительным взглядом, высоким лбом и густыми чёрными волосами, в которых начала серебриться седина, вошёл в лифт вместе с ним.
Альберт и импозантный мужчина стояли бок о бок около дверей.
Лифт начал подниматься.
— Вы уже видели эти цифры? — спросил мужчина глубоким зычным голосом.
Удивлённый Альберт повернулся к соседу. Незнакомые люди не разговаривают в лифте.
— Прошу прощения? — сказал он.
Кивком головы импозантный мужчина указал на ряд номеров над дверью.
— Я говорю об этих цифрах. Посмотрите на них! — предложил он.
Удивлённый Альберт Кромвель поднял взгляд. На узкой полоске стекла над дверями загорались по очереди маленькие цифры, указывая этаж, — слева направо, начиная с «П» (подвал) и кончая «35». Например, в тот момент зажглась цифра «4».
Альберт видел, как погас этот номер и зажглось «5».
— Обратите внимание на регулярность движения, — продолжал своим звучным голосом импозантный мужчина. — Как приятно видеть хорошо налаженный механизм, действующий безотказно, регулярно смотреть на номера, знать, что за каждым номером последует следующий. Смотрите на номера. Произносите их вслух, если хотите, это успокаивает после работы. Так хорошо, что есть возможность отдохнуть, возможность смотреть на эти номера, чувствовать, как тело расслабляется, расслабляется, чувствовать себя в безопасности, смотреть на номера, следить за ними, чувствовать, как каждый мускул расслабляется, каждый нерв расслабляется, чувствовать, что можно, наконец, прислониться к стене и расслабиться, расслабиться, расслабиться. Теперь больше ничего не существует, кроме цифр и моего голоса. Цифры и мой голос.
Импозантный мужчина замолчал в посмотрел на Альберта, прислонившегося к стене лифта и устремившего бессмысленный взгляд на цифры поверх двери. Погас двенадцатый. Альберт Кромвель смотрел на номера.
— Вы слышите меня? — спросил импозантный мужчина.
— Да.
— Скоро, в ближайшие дни, один человек обратится к вам на вашей работе. В банке, в котором вы работаете. Вы меня понимаете? — сказал импозантный мужчина.
— Да, — ответил Альберт.
— Человек скажет вам: «Ларёк с афганскими бананами». Вы меня понимаете?
— Да.
— Что скажет вам человек?
— Ларёк с афганскими бананами.
— Очень хорошо, — произнёс импозантный мужчина. Зажёгся номер семнадцатый. — Вы по-прежнему чувствуете себя совершенно расслабленным, — продолжал он. — Когда человек скажет вам: «Ларёк с афганскими бананами», вы сделаете то, что он велит. Вы меня поняли?
