Шарль Эксбрайя - Порридж и полента
– Ну и при чем здесь это?
– По-моему, этот пример еще раз доказывает то, что даже у сильных людей могут возникать такие чрезвычайно сложные обстоятельства, одержать победу в которых можно только при помощи друга. Так и там, в Сан-Ремо, Генри сейчас кажется, что он полностью контролирует положение, но кто сможет утверждать, что он не подвергнется неожиданному нападению и не потерпит поражения, от которого никогда не сможет оправиться без помощи друга, вроде этого Блюхера?
Гарриет все еще не могла понять, к чему клонил муж с этим риторическим вопросом.
– Вот почему я обязан попросить вас, Гарриет, собрать наши вещи! Мы едем в Сан-Ремо!
– Вы хотите сказать, что… вы и я?
– Да, вдвоем.
– Но…
– Никаких "но", Гарриет! Разве мы – не лучшие друзья Рэдстоков?
– Конечно, да, дарлинг.
– В таком случае, мы не имеем права оставлять их сражаться в одиночку в такой дикой стране, где люди не ведают даже, что такое порридж…
– Не может этого быть!
– Увы! Это так!…
– Но как же они тогда растят детей?
– Не знаю. Но я уверен в одном: братская дружба, которая нас связывает с Рэдстоками, обязывает нас разделить с ними все опасности. Кроме того, представьте себе, Гарриет, как они, должно быть, страдают от этого ужасного климата! А теперь, дорогая, ни слова больше! Мы едем в Италию!
– Дэвид… А где находится эта Италия?
Тетбери посмотрел вокруг себя и после непродолжительных колебаний ткнул указательным пальцем в ту сторону, где у них на стене висела фотография Уинстона Черчилля.
– Там!
То, что сигара покойного премьер-министра указывала в том направлении, показалось миссис Тетбери добрым предзнаменованием.
* * *Рэдстоки в своем номере "Ла Каза Гранде" пытались убедить Сьюзэн о бросить ее итальянские мечтания и вернуться вместе с ними в Англию. Дочь наотрез отказывалась от этого предложения, и поэтому у ее отца серьезно начало подниматься давление. В это время ее мать проклинала себя за то, что родила дочь, которая готова отказаться от своей страны, своего родного языка, своих родителей и от английской пищи. Подоспевшие на помощь своей подруге Тэсс и Мери Джейн поддерживали Сьюзэн в этом конфликте поколений. Великий человек из Вилтона набросился на Тэсс, обвиняя ее в том, что она не сдержала данного ею слова. Разве она не помнит, как обещала оберегать своих подруг?
– Данное при всех слово должно соблюдаться, мисс, иначе это грозит потерей доверия! В Дюнкерке, когда я…
Но мисс Джиллингхем была девушкой, которую оказалось не так-то просто переубедить. И она высказала без обиняков:
– Когда вы были в Дюнкерке, мистер Рэдсток, я еще не появилась на свет, гак что прошу вас больше не рассказывать нам о том, чего мы не понимаем! Сьюзэн влюблена, а против любви ничего не поделаешь. Честно говоря, мистер Рэдсток, можно подумать, что вам неизвестно, что такое любовь! А я хорошо знаю это!
Генри злобно бросил ей в ответ:
– Вам кажется, что вы любите этого типа, которого преследуете без всякого стыда, позабыв о собственном достоинстве, а он ненавидит вас! Такие поступки с вашей стороны только унижают корону!
– Смею вас заверить, мистер Рэдсток, в том, что Пьетро, по доброй воле или по принуждению, обязательно полюбит меня и в том, что я не собираюсь приглашать королеву провести с нами брачную ночь! Что бы вы там себе не думали, это не ее дело!
И она захлопнула за собой дверь с такой силой, что некоторые из тех, кто находился в эту минуту в гостинице, подумали, не произошел ли где-нибудь взрыв.
Мистер Рэдсток с горечью заметил:
– Меня не удивит, если в будущем она станет коммунисткой или начнет шпионить в пользу Советского Союза!
В конфликт вмешалась Мери Джейн и попыталась примирить враждующие стороны.
– Уверена, мистер Рэдсток, что вы сказали не совсем то. что думали. У вас очень богатый опыт, и вы не можете требовать от других жертв, которые могут их доконать. Не все обладают такой силой воли, как вы. мистер Рэдсток… Я бы утопилась, как Офелия, если бы oт меня потребовали, чтобы я покинула своего дорогого Энрико… До свидания, мистер Рэдсток, до свидания, миссис Рэдсток, желаю вам приятно провести время.
Легкой, воздушной походкой она вышла из комнаты, а Генри сказал жене:
– А она – очень порядочная… и так здраво рассуждает… Сразу же заметила, насколько я выше их… Я вовсе не чудовище, Сьюзэн, и не собираюсь заставить вас страдать… Если ваш Фортунато действительно не убийца и его отпустят, извинившись перед ним, приводите его к нам, и мы с вашей матерью составим о нем свое непредвзятое мнение.
Счастливая Сьюзэн заявила родителям о том, что они – самые лучшие на свете и что она уверена в том, что Фортунато им понравится, но для этого необходимо, чтобы комиссар Прицци признал свою ошибку, а этот полицейский отличается большим упрямством.
– Не беспокойтесь, Сьюзэн, в случае чего, я сумею приструнить его. В Дюнкерке у меня был один сержант…
– Не нравится мне этот Пьетро Лачи, инспектор… Чересчур уж он набрасывается на своего коллегу, которого мы держим у себя. Мне кажется, что один из них, даже если он невиновен, знает правду. Сходите в "Ла Каза Гранде" и приведите мне этого Пьетро Лачи, мне нужно с ним поболтать.
Пока Кони исполнял данное ему поручение, Массимо приказал привести к нему Фортунато.
– Ну что, ты еще не решился разговориться?
– Что я могу вам сказать, синьор комиссар, кроме того, что я не виновен и что когда увидел труп Джозефины, то так испугался…
– Чего испугался?
– Ма ке! Ведь все в гостинице знали об отношениях между мной и Джозефиной… Я был уверен, что меня заподозрят!
– Ну, для этого не требовалось большого ума, а?
– Нет, не требовалось, но я понял это только позднее.
– Представьте себе, Фортунато, мне очень хочется вам верить.
Маринео радостно воскликнул:
– Правда? Значит, меня скоро отпустят?
– Не торопитесь! До этого мы еще не дошли… Чтобы вас отпустить, мне совершенно необходимо заменить вас в камере кем-то другим.
– Да? А зачем?
– Для моей собственной репутации. Как вы были одеты, когда обнаружили преступление?
– Я должен был идти на прогулку со Сьюзэн Рэдсток и поэтому зашел к Джозефине в десять минут седьмого вместо половины седьмого. Я успел переодеться в легкую одежду: на мне были брюки из серой фланели, куртка в серо-белую клетку, а на шее – красный платок вместо галстука.
Вошел Кони и предупредил комиссара о том, что Лачи уже доставлен. Прицци сказал Фортунато:
– Строжайше запрещаю,– слышите? Строжайше!– произносить хотя бы одно слово, даже если тот, кого я буду допрашивать, выдвинет против вас возмутительные для вас обвинения. В противном случае вы только помешаете своему возможному освобождению.
– Хорошо, синьор комиссар, я рта не раскрою!
– Отлично! Введите его, инспектор!
Войдя в кабинет, Пьетро сразу же увидел Фортунато.
– Убийца!
Сын донны Империи промолчал, и комиссар, одобрив его действия кивком головы, занялся Пьетро.
– Призываю вас к порядку, синьор Лачи! Я не потерплю, чтобы в моем присутствии оскорбляли кого бы то ни было! Понятно?
– Извините меня, синьор комиссар.
– Вы за что-то ненавидите Фортунато Маринео, да?
– Он – убийца той, которую я любил!
– Но ведь вы ненавидели его и до убийства, разве не так?
– Так! И опять-таки, из-за Джозефины… Он не имел права заставлять ее так страдать!
– То есть, проще говоря, вы ревновали ее к нему?
– Да.
– Позабудьте на минуту о вашем предубеждении по отношению к арестованному, синьор Лачи, и ответьте на один мой вопрос: вы уверены, что видели именно Фортунато выходящим из комнаты погибшей?
– Совершенно уверен, синьор комиссар!
– И вы никак не могли ошибиться?
– Никак!
– Если суд поверит вам, синьор Лачи, ваш коллега проведет в тюрьме всю свою жизнь.
– Так ему и надо!
– В котором часу вы видели Фортунато?
– В восемнадцать тридцать.
– Синьор Лачи, как был одет предполагаемый преступник в момент, когда он выходил из комнаты Джозефины?
– На нем был синий костюм служащего гостиницы.
– Вы в этом уверены?
– Совершенно!
– Тем хуже для вас, Пьетро Лачи!
– Хуже? Но почему, синьор комиссар?
– Потому, что вы солгали правосудию, допустили лжесвидетельство, а подобный поступок можно объяснить тем, что вы сами убили Джозефину Пампарато!
– Клянусь вам…
– Довольно клятв! Ты с самого начала лжешь! В этот вечер на Фортунато были серые фланелевые брюки и куртка в клетку!
– Да, правильно, теперь я вспомнил!
– И на этот раз ты не ошибаешься?
– Нет, нет… Тогда мне показалось… Но теперь я точно вспомнил…