Елена Логунова - Звезда курятника
— Аллилуйя!
— Пойдем же, сестра! — с подъемом вскричал Михаил, тепло пожимая мою руку.
— Имя, сестра, имя! — машинально пробормотала я.
Не желая озвучивать свое настоящее имя, я решила сочинить себе псевдоним. И тут же придумала его, посмотрев на компьютерную клавиатуру:
— Клава! Меня Клавдией зовут.
— Я тебя, Клава, в отдел кадров веду, — по-свойски сообщил мне человек-кузнечик. — Вообще-то набор персонала курирует лично директор, но к нему тебе соваться не стоит. Слышишь крики?
Я прислушалась: в коридоре раздавались приглушенные дверью вопли. Мужской голос на все корки распекал некоего Ефима, называя его гадом, сволочью, мразью и еще парой совершенно нецензурных слов. Незнакомый мне Ефим должен был обладать неземной кротостью, чтобы безропотно сносить такие оскорбления. Я удивленно приподняла брови и затормозилась перед дверью, надеясь услышать что-нибудь, что позволило бы мне понять, кто, собственно, ругается — неужто господин Кочерыжкин?
— У вас один директор? — спросила я у Михаила.
— Генеральный один, Эдуард Рудольфович, — человек-кузнечик энергично кивнул головой, рискуя пробить острым подбородком грудную клетку. — Он неплохой человек, но еще не нашел путь. Однако ты не бойся, с тобой поговорит Виктория.
— Виктория так Виктория, — согласилась я.
Упомянутая дама оказалась хрупкой девушкой с красивыми глазами цвета расплавленного шоколада. Сурово сведенные брови и пламенный взгляд Виктории вызвали у меня желание прикрыться слоем асбеста или какого-нибудь иного негорючего материала, но по причине отсутствия всякого противопожарного снаряжения пришлось просто отступить в сторону. Спрятавшись за узкую спину Михаила, я огляделась в поисках огнетушителя.
— Виктория, это Клавдия. Она ищет работу, — сообщил мой провожатый девушке с горяче-шоколадными глазами.
Вообще-то я ничего подобного не говорила, искала отдел кадров, но поправлять Михаила не стала. Наверное, он лучше знает, как нужно разговаривать с местным руководством.
— У нас нет вакансий, — сказала огненноокая Виктория.
— Она спросила путь, — понизив голос, сказал Михаил.
Я насторожила уши. Действительно, я спрашивала путь — в отдел кадров, не более того, но, похоже, меня поняли превратно. Обо мне Михаил сказал, что я искала путь, о директоре — что он еще не нашел путь… Ба, да уж не пароль ли это?!
— Вы откуда? — Виктория отстранила с дороги Михаила и шагнула ко мне.
— Из центра, — сказала я.
Пусть думает, что хочет! Может, я из центра развития предпринимательства и малого бизнеса, или из центра города, или из разведывательного центра! Всяких разных центров у нас нынче как собак нерезаных, глядишь, что-нибудь и подойдет!
Это сработало: Виктория задумчиво кивнула и вернулась к своему рабочему столу.
— Я дам вам анкету, заполните ее. — Девушка полезла в стол за нужной бумагой.
Я молча пожала плечами: анкета так анкета, мне не привыкать!
— Ну, не буду мешать, — сказал Михаил, выходя из кабинета.
Я откопала в сумке шариковую ручку и уткнулась в анкету.
Ну, что тут у нас? На сей раз — ничего интересного. Ни тебе вопросов про сексуальную жизнь, ни оригинальных тестов. Итак, как же меня зовут? Клавдия, а как дальше?
Я пошарила глазами по стенам кабинета и увидела яркий рекламный плакат компании «Цыпа-Лапа» — фотографический натюрморт с образцами продукции птицефабрики и мясокомбината. Там были корзина с яйцами, множество лоточков с кусочками расчлененных куриц и целая тушка бройлера. Жирненькая голенькая курочка лежала на спине, непристойно задрав вверх раздвинутые ножки. Подпись под куриной порнографией гласила: «Возьми свою птицу счастья!» Пупырчато-розовая клуша всем своим видом выражала готовность отдаться без сопротивления, и я использовала ее по-своему.
— Клавдия Клушина, — произнесла я, пробуя псевдоним «на слух».
Потом нарочито медленно заполнила «шапку» анкеты и украдкой посмотрела на Викторию.
Она тоже работала с документами. Точнее, с одной-единственной бумагой, которую хозяйка кабинета внимательно читала, периодически черкая ручкой. Я присмотрелась, и у меня сложилось впечатление, что Виктория правит текст: уж очень характерные движения совершала ее правая рука со стилом. Вот она подчеркнула букву снизу: каждый корректор или редактор знает, что это означает требование изменить строчную букву на прописную. Вот обвела какое-то слово и пририсовала к овалу длинный мышиный хвостик, уходящий на поля: значит, это слово нужно выбросить из текста. Вот зачеркнула сразу несколько слов и написала сверху что-то другое…
Мне стало интересно: какой документ требует грамотной литературной правки? Ассортиментный перечень, штатное расписание, ведомость на зарплату?
Тут в кабинет сунул голову Михаил, исполняющий, как я поняла, функции привратника.
— Виктория, бумагу привезли, — сказал он, по-приятельски подмигнув мне. — Куда заносить?
— Сюда, ко мне. — Девушка оставила свой текст и следом за Михаилом вышла в коридор.
Я вскочила со стула, перегнулась через стол и впилась взглядом в оставленный на столе лист, но успела прочесть только заголовок: «Светлый путь». И строчкой ниже: «Тебе, блуждающий во тьме!»
— Уже уходите? — войдя в кабинет с пачкой белой бумаги для принтера, поинтересовалась Виктория.
Смекнув, что это объясняет, почему я вскочила со стула, я согласно кивнула:
— Ухожу. Вы позволите мне забрать анкету с собой? Для пущей точности ответов я хотела бы заполнить ее дома.
— Пожалуйста, — кивнула девушка.
Лицо у нее было озабоченное, и я поняла, что ей сейчас не до меня.
— До свидания, — вежливо попрощалась я, выходя из кабинета.
По коридору навстречу мне шел Михаил, лица которого я не видела за целой башней бумажных пачек, но признала по зеленому костюму. Человек-кузнечик пропыхтел мимо, так что я была избавлена от необходимости с кем-либо прощаться. Зато напоследок поздоровалась с каким-то типом, ввалившимся в дверь как раз тогда, когда я в нее выходила. Этот мужик так на меня уставился, что я должна была как-то на это отреагировать, хотя бы приветствием. Впрочем, дальше обмена кивками дело не пошло, потому что мужик был незнакомый и знакомиться с ним у меня желания не возникло. Мне никогда не нравились толстые лысые мужчины с ротовым отверстием, похожим на прорезь копилки, и таким выражением лица, словно в эту щелочку только что заполз крупный хрустящий таракан.
Разминувшись с несимпатичным толстяком, я вышла на улицу и направилась в сторону трамвайной остановки.
— Что она здесь делала? — едва войдя в офис, накинулся толстяк на Михаила, который первым попался ему под руку.
— Кто? О ком вы спрашиваете, Герман? — Человек-кузнечик проследил направление его взгляда. — А, Клавдия? Она анкету у Виктории заполняла.
— Какая, на фиг, Клавдия?! — взревел толстяк по имени Герман.
— Клавдия Клушина, — громко произнесла Виктория, выглянувшая из своего кабинета.
— Какая, на фиг, Клавдия Клушина?! — повторил толстый Герман, гневливо краснея и потея лысиной. — Офигели вы тут все, что ли?!
— Герман! — воскликнул явно шокированный Михаил.
— Герман Трофимович, успокойтесь, — попросила Виктория.
Толстяк выпучил глаза и шумно засосал внутрь своего шарообразного тела большую порцию ароматизированного копченостями воздуха. В этот момент на шум из-за двери, украшенной табличкой с надписью «Генеральный директор Эдуард Рудольфович Кочерыжкин», выглянул благообразный мужчина средних лет. Глаза его сияли надеждой.
— Ругаетесь? — непонятно чему обрадовался Кочерыжкин.
Толстяк шумно выдохнул весь затянутый им воздух и стал похож на спущенный дирижабль. Тряся набрюшными складками, он пронесся мимо директорской двери, втолкнул в кабинет торчащую из дверного проема Викторию и захлопнул за собой дверь.
Эдуард Рудольфович Кочерыжкин вопросительно посмотрел на Михаила, тот молча развел руками и скрылся за своей загородкой. Оставшись один в коридоре, Кочерыжкин подкрался к отделу кадров и приложил ухо к двери, но ничего не услышал. Он разочарованно вздохнул, опустил плечи и остался стоять под стеночкой с печально обвисшими руками, как безработный атлант.
За закрытой дверью отдела кадров буззвучно, но выразительно ярился Герман: сжимал кулаки, потрясал ими в воздухе, бодал лысиной невидимого противника, приседал, словно ему хотелось в туалет по малой нужде, тянул к испуганной Виктории жадно скрюченные пальцы и совершал иные угрожающие телодвижения. Поскольку при этом взбешенный толстяк не издавал ни единого звука, все вместе было похоже на трагическую сцену в немом кино.
— Ради бога, Герман Трофимович, что случилось?! — отступив к окну, взмолилась огненноглазая дева.
