Галина Гордиенко - Сюрприз под занавес
Вот у Ваньки, мужа единственного, любимого и ненавистного, этой основательности хватало. И мужского начала тоже. С избытком. А подбородок будто топором вырубали. Хотя…
Маша снова покосилась на спутника и мысленно фыркнула: ее Ванька еще более рыжий, чем этот задохлик! И гораздо менее — это уже Маша признала неохотно — обаятельный. Брюхо у него… И росточек опять же… И глазки-кнопки… Правда — плечи!
Ванькины плечи и громадные кулаки Машу немного утешили, и она бодро обозвала своего благоверного «рыжим тараканом». Про себя, само собой.
Машины мысли снова вернулись к таинственным событиям этой недели. К трем — ТРЕМ!!! — несостоявшимся покушениям. И странным, каким-то дурацким случаям с китайской вазой и фарфоровой пастушкой.
Маша озадаченно сдвинула брови: почему-то именно они убедили Лельку в серьезности происходящего. И заставили поменять билеты.
Зимина странная. Маше в жизни не понять, как она мыслит. И почему практически всегда попадает в точку. Маше бы так!
В этот раз Лелька заявила — полка и мясорубка могли упасть случайно, в жизни все бывает. Но поведение собаки всегда естественно и легко объяснимо. И если Крыс не чувствовал себя виноватым, — да и Динка не имеет привычки лгать, ее никогда не наказывали — значит вазу они не роняли. Тогда почему домработница обвинила именно их?
И опять-таки, не скажи Томик о разбитой пастушке, о вазе можно было бы забыть.
«Но почему, почему?!»
«В конце концов, Вера Антоновна тоже человек, — неспешно рассуждала Лелька, — вазу могла задеть нечаянно, и так легко свалить свою вину на ребенка… Но Томик уверяет — она не подходила близко к полке. И никак не могла смахнуть статуэтку. Так что получается?»
Маша огорченно вздохнула. По ее мнению — ни черта не получалось. Подумаешь — две безделушки!
А вот Лелька мгновенно почуяла — дело нечисто. Кто-то пытается подставить ее сестру. Очернить перед хозяйкой.
Лелька тут же стала ломать голову над причиной. Нашла единственную — наследство. И обещанные подарки.
После второго телефонного разговора с Тамарой Лелька сделала еще более дикий вывод — среди гостей убийца. И следующее покушение может оказаться более удачным. Тамара же — случайная жертва. Настоящая — Вера Антоновна.
С чего Лелька это взяла, Маша искренне не понимала. Ведь если очернить пытались именно Томку, то почему убить — домработницу? Тут явная нестыковка, Лелька наверняка ошибается.
Или нет?
Маше страстно хотелось вычислить убийцу! Лично. Пусть — несостоявшегося. Пока.
Хотелось доказать Лельке, а больше себе, что она ничуть не глупее. И обладает этим… этой… как его там…
Тут Маша извинилась, вытащила заветный блокнотик и долго листала его в поисках нужного слова. А Петя стоял рядом и послушно ждал. И покорно держал крохотную Машину сумочку из крокодиловой кожи: Ваньке, таракану рыжему, пришлось все же на нее раскошелиться, как ни упирался и не пересчитывал истерично многочисленные сумки жены!
Маша лихорадочно просматривала страницы. Она отлично помнила, что записала как-то небрежно брошенное Лелькой словечко. В нем было все: шик, кастовая принадлежность, признак породы, о-о-о — аристократический шарм!
Маша могла поклясться чем угодно — ни одна из ее прежних подружек это слово не слышала. А уж чтобы произнести его…
Слабо им!
Наконец Маша нашла нужную страничку и благоговейно выдохнула: вот. Не одно, а целых два слова. «Интеллект» и «дедукция.»
Маша сунула драгоценный блокнот в сумочку, позволила Ягудину снова уцепиться за локоть и несколько раз повторила про себя сложные слова. И, забывшись, прошептала:
—Дедукция — это способность к анализу.
—Что ты сказала? — тут же повернулся к ней Петя.
Маша удивленно посмотрела на него, но из образа не вышла. Похлопала ресницами, надула губки и обиженно попеняла:
—Ты совсем меня не слушаешь!
—Да нет же…
—Нет —да! Не слушаешь!
И смешливо подумала, что только в русском языке возможны такие странные сочетания: «да нет» или «нет — да».
Когда-то давным-давно — хорошо, Ванька не знает, был в длительной командировке — Маша морочила голову одному немцу. Довольно весело проводила время, нужно признаться.
Ганс, ее немец, внешне оказался полной противоположностью Ваньке Епифанцеву. Высокий, тощий, сутулый, черноволосый, с большущими карими глазами и носом крючком.
Кто только сказал, что немцы обязательно белоголовые и голубоглазые? Не видел он Ганса Фишера!
Ганс очень неплохо знал русский язык. Охотно запоминал новые выражения, даже не совсем приличные. Но вот эти два — «да нет» и «нет — да», их Маша особенно любила — он так и не рискнул использовать.
Не понял смысла. И она, Маша, не смогла ничего объяснить Гансу. Хотя и честно старалась.
Они тогда просто поссорились. Маша обвинила его в тупости, а Ганс, отчаявшись, торжественно объявил, что русский народ — самый противоречивый народ в мире. Отсюда и эти невозможные сочетания.
Петиных путаных оправданий Маша слушать не стала. Чмокнула воздух у его щеки и кокетливо пообещала простить.
Он такой душка! Маше так нравятся его веснушки! Особенно вот эти, у носа. Это… это…
Маша зажмурилась, вытаскивая из бастовавшей памяти следующее «интеллигентское» словечко. На этот раз она нашла его довольно быстро. Радостно улыбнулась и выпалила:
—Та-ак эротично!
Петя крякнул от изумления: ничего подобного он о собственных веснушках не слышал.
Маша гордо подумала: «Ванька бы сказал — заводит. Или — потрясно. Или… Нет, не буду. Я, как интеллигентная девушка, и слов-то таких знать не должна.»
Нужно признать, решение стать интеллигентной девицей прилично осложняло Маше Епифанцевой жизнь. И если бы не редкостное упрямство, Маша давно бы на него наплевала.
Плюнуть и забыть мешали два фактора. Первый — новая подруга Ольга Зимина. Вернее, Лелька. Имени «Ольга» ее недавняя знакомая категорически не признавала.
Лелька оказалась живым олицетворением нехитрой Машиной мечты. Нежная, непредсказуемая, образованная, с богатейшим словарным запасом и неуемной фантазией, воспринимающая жизнь как интересную игру…
Мужчины терялись рядом с ней, самые грубые вдруг пытались вести себя по джентельменски — порой они слова-то этого не знали — вот только Лелька их не замечала. ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не замечала.
О-о-о, если бы Маша могла хотя бы приблизиться к своему идеалу!
Машины губы дрогнули в едва заметной улыбке: Ванька, таракан рыжий, у нее бы по струнке ходил. Кофе в постель подавал бы. К ручке бы Машиной прикладывался. И лепетал бы робко: «Я не помешаю?» Или — «Машенька, не желаешь ли…» «Не разрешишь ли…» «Я таю от твоего взгляда…» «Я умру, если ты не…»
Забыл бы наконец свое мещанское «Машуня». И перестал бы распоряжаться ею, как рабыней. Ревновать, драться и орать непристойности.
Может, даже похудел бы? Снял бы дурацкие золотые коронки? Отучился бы сплевывать сквозь зубы? Перешел бы с плебейской водки на благородный коньяк?
Второй фактор — столь любимые Машей женские романы.
В них княгини, графини, баронессы, виконтессы, просто дамы и незамужние барышни потрясали бедную Машу своей утонченностью. Манерами, деликатностью, оторванностью от жизни наконец.
А как они говорили?! Нет, изъяснялись!
Маше никогда так не научиться.
Впрочем, она старалась. Зубрила наизусть длиннющие выражения, от которых у Ваньки, таракана рыжего, глазки ползли к переносице и перехватывало дыхание. А старые подруги бледнели от зависти и глупо шевелили губами, не в силах запомнить.
Да Маша может и сейчас… Запросто!
Кстати, заодно и проверит, как действует на мужчин по-настоящему интеллигентная речь. И аристократические манеры.
Маша покосилась на своего спутника и приняла «нужную» осанку. Именно так в любимых книгах обучали держаться благородных девиц. Выпрямила спину, развернула плечи, задрала подбородок, опустила ресницы и старательно засеменила.
Сейчас Маша вытрясет из рыжего задохлика всю правду! Он у нее и понять не успеет, на каком свете, как расколется.
Ишь, оцепенел, кролик ушастый. Глазками замерцал, копытцами забил, ну, погоди…
Маша жеманно облизнула пухлые губки, сделала шаг еще мельче — теперь они с Ягудиным вообще едва двигались — и ласково пропела:
—Петенька, друг сердешный, вы не расскажете мне, что происходит?
«Друг сердешный» сбился с шага и едва не упустил круглый Машенькин локоток. Поспешно извинился и косноязычно пообещал ответить на все вопросы.
Маша недовольно сдвинула тонкие брови. Она считала, что время задавать вопросы еще не пришло. Вот позже, когда этот слабовольный тип запутается в показаниях — другое дело.
Маша укоризненно сказала:
—Вы меня неправильно поняли. Я хочу услышать э-э… вашу трактовку событий!
