Людмила Милевская - Цветущий бизнес

— Не знаю о чем ты, но трезвой еще тебя не видела, — на всякий случай уточнила я.

Тем временем из супермаркета вынырнула Катерина уже с двумя объемными кульками, которые она тут же передала мне.

— Это еще что? — насторожилась Иванова.

— Пакетов много, а еды мало, — пожаловалась Катерина, устраивая свои сто килограммов на заднее сиденье. — Купила тете Маре червячка заморить, может она и болеет от голода.

— И как это терпит примерны сын Павел? — вставила я шпильку, трогая “Хонду” с места.

— У Павла институт, спорт, друзья и девочки, — мигом вступилась Катерина.

— Насыщенная программа, — ехидно пробасила Иванова.

Я поощрила ее взглядом, и от себя добавила:

— А то!

Но Катерина на наши слова ноль внимания. Она все о своем, все о своем.

— Павлик славный мальчик, но мужик, а какой с мужика спрос? Никакого.

— Тогда, если судить по твоему спросу, Виктор совсем не мужик, — отметила я.

— Виктор муж, с него и спрос другой, — строго ответила Катерина и на лице ее появилась презрительная брезгливость. — Ох, лучше бы вы не напоминали мне об этом нервотрепе.

Я слушала ее, а сама думала только о том, как бы поближе познакомиться с тетей Марой, да так, чтобы иметь возможность зайти к ней в гости уже без Катерины. С этой точки зрения обилие кульков радовало меня чрезвычайно. Я сильно на них рассчитывала и, завидев знакомые ворота, с готовностью спросила:

— Справишься или помочь?

— Лучше помоги, — обрадовалась Катерина, — заодно и с теткой тебя познакомлю.

— Я остаюсь в машине, — доставая сигарету, предупредила Иванова. — И если не вернетесь через пятнадцать минут, обязательно уеду.

Катерина отнеслась к ее предупреждению халатно и расположилась у родственницы основательно. Она потратилась на кульки и, намереваясь восстановить равновесие, жадно впитывала тетушкины дифирамбы. Мне очень быстро надоело слушать про Катеринины доброту и щедрость, и я попыталась перевести разговор на интересующую меня тему: на сына Павла. Удалось со второй попытки. Если бы не мешала Катерина, удалось бы и с первой, но она нахально выскакивала вперед. Я укрепилась во мнении, что надо нанести тете Маре еще один визит и дать любящей матери отвести душу в разговорах о сыне без эгоистичной Катерины. Тем ни менее я узнала, что цветущая красная герань, стоящая на тумбочке возле кровати, — подарок Павла.

— Павлуша подарил мне сегодня утром, — похвасталась тетя Мара.

Я с большим трудом удержалась, чтобы не крикнуть: “Да она же масючкина!” Слава богу хватило ума промолчать, но на остальные предметы в доме я смотрела уже с подозрением. Что еще здесь от Павла? Наверняка ворованное.

Как только Катерина осознала, что дальнейший разговор пойдет не о ней, тут же заспешила, якобы вспомнив об угрозах Ивановой. Пришлось ограничиться информацией о герани. Последнее, что я увидела, выходя из комнаты, блаженное лицо тети Мары: она нюхала цветок герани, как будто у него есть запах.

Такой я и запомнила эту старушку.

Глава 14

Иванова не уехала, но рвала и метала. Об этом мы узнали, не подходя к машине. Из “Хонды” рвались клубы дыма, смешанные с матом.

— Больше мне делать нечего, как навещать тетю Мару! — сходу набросилась она на нас. — Меня ждут сорок студентов, шесть доцентов и три профессора, а я жду двух идиоток!

— Хорошо, что напомнила, — заметила я, помахивая дверцей автомобиля, поскольку в салоне сигаретный смрад был такой, что легкие сразу могли отвалиться. — Ты профессор медицины, а тетя Мара больна. Нет у тебя никакого профессионального интереса.

Иванова обмякла.

— А что с ней? Надо что-то отрезать?

— Скорей “пришить”, — сказала я, имея ввиду бессердечного сына Павла, которого лично я убила бы с величайшим удовольствием.

— Ни отрезать ни пришивать моей тете Маре ничего не надо, — запротестовала Катерина. — У нее радикулит, геморрой, пустой холодильник и скука. В остальном она совершенно здорова, особенно для своих семидесяти.

— Холодильник ты наполнила, а геморрой, скука и радикулит вполне аристократические болезни, — успокоила свою совесть Иванова.

Мне уже было не до них. Мысленно я унеслась в завтрашний день, поскольку на сегодняшнем смело можно было ставить жирный крест: времени осталось — доехать до дачи, поужинать и… спать. Конечно, если Иванова снова не организует пьянку, участвовать в которой я не ощущала склонности.

Как я и предполагала, на дачу мы приехали к ужину. По дороге Катерина вспомнила, что в доме нет ни крошки хлеба и потом минут сорок хвастала продавщице как дешево она купила брючный костюм, туфли, платье и особенно халат с двумя блузками, свитером и жилетом. Я стояла рядом и слушала, закатывая глаза в сторону “Хонды”. Там психованная Иванова яростно дымила “Кентом” и была похожа на извергающийся вулкана. Когда нервы Ивановой, изрядно истрепанные еще тетей Марой, не выдержали, она выскочила из машины, ворвалась в хлебный магазин и пинками вытолкала оттуда Катерину.

— Остальное она расскажет завтра, — любезно успокоила я продавщицу и отправилась к “Хонде”.

На даче нас ждал взбешенный Виктор с куском заветренной колбасы в зубах.

— Видите? Видите, что творится? — гневно вопросил он, не вытаскивая колбасы из зубов. — С четырех часов сижу здесь, как идиот, жду родную жену, усталый, голодный, в доме ни крошки хлеба и пустой холодильник. Сказала бы что надо, я бы давно привез, а как ей дашь, так пропадут вместе. Это можно было бы понять, но совсем не хватает нервов, а кто не бывал в таком дерьме? Это ж каждому ясно, тем более когда такое, что и сам не пойму! — и он беспомощно развел руками, по-прежнему не выпуская изо рта колбасы.

— Что случилось? — удивилась Иванова. — И почему ты заговорил, как Черномырдин?

— Действительно, действительно, — поддержала ее Катерина. — Почему ты так заговорил?

— Потому что жрать хочу, а украсть негде! — ответил Виктор и обратился к нам: — Теперь вам ясно, почему я не хочу давать ей денег?

Мы с Ивановой очень прочувствованно ответили хором:

— Ясно!

— Никому ничего не ясно, — на всякий случай возразила Катерина, но лучше бы она промолчала.

Виктор побелел, кусок колбасы выпал на пол и все началось сначала. Мы с Ивановой изрядно устали и были голодны не меньше Виктора, поэтому в скандале принимать участие не захотели. Пока эти сумасшедшие бегали по столовой, грозясь друг из друга сделать то бульдога, то персидского кота, мы с Ивановой разбирали сумки и ушли в это дело с головой.

— Нарежем буженинки? — интересовалась я.

— И почисть селедочку, — не возражала Иванова.

Когда до Виктора дошло, чем мы так увлеченно занимаемся, он успокоился, перенес разборки на более подходящее время и, давясь слюной, подключился к нам. Катерина тоже мешкать не стала. Она надела фартук и энергично взялась за дело. Через пятнадцать минут мы дружно работали челюстями и ни о каких ссорах не могло быть и речи.

— Надо посоветовать Алисе, — шепнула я Ивановой, подцепливая на вилку селедку, — написать реферат о роли буженины в семейном микроклимате.

— Твоя Алиса хреновый психолог, — расправляясь с приличным куском балыка, возразила Иванова. — Посоветуй лучше Нелли.

— Нелли не лучше, — пошла я на спор, собираясь выдвинуть неопровержимый аргумент, но в этот момент взгляд мой упал на сервировальный столик, стоящий рядом.

На нем лежал “мобильник”, оставленный утром Людмилой. Я толкнула Иванову в бок и спросила, кивая на “мобильник”:

— Он что, все время был здесь?

Иванова несла в рот вилку с горой корейской морковки, да так и застыла, не закрыв рот. С минуту в ней шла сложная работа мысли, после чего она выстрелила вопрос:

— Виктор, мне никто не звонил?

— У-у, — промычал Виктор.

— “У-у” — да, или “у-у” — нет? — уточнила я.

— “У-у” — нет, — пояснил Виктор, усилием воли сглатывая кусок, который без нашей прилипчивости жевал бы еще минуты три.

Иванова запаниковала.

— Говоришь, что пришел в четыре? И никто не звонил? Ты все время был дома?

— Да, рыскал по пустым кастрюлям.

Иванова растерянно посмотрела на меня.

— Когда мы уехали?

— Около одиннадцати, — ответила я, недоумевая из-за чего переполох.

Ведь сама же хотела избавиться от телефона, поручала его Катерине, а теперь в такой панике.

— Я дала “мобильник” тебе, почему ты его не взяла? — напустилась она на Катерину.

— Людмила Петровна, вы же хотели оставить его здесь, так здесь он и остался, — невозмутимо ответила Катерина.

— Я хотела, чтобы ты отвечала на звонки, а теперь даже не знаю звонили мне или нет. Виктор, ты точно с четырех дома?

— Даже с половины четвертого. Эти часы спешат, — он кивнул на дурацкую кукушку, висящую над входом в столовую. — Пришел с работы пораньше, хотел порадовать жену. У-у! Язва желудочно кишечная, — беззлобно замахнулся он, но тут же увлекся своей тарелкой, точнее тем, что на ней лежало.