Елена Логунова - Последний путь под венец
– И слава Кришне, – пробормотала Ирка.
– По-моему, одно из двух: либо она не знала, как правильно вести поиски скрытых ценностей в типовой российской квартире, либо ей кто-то помешал развернуться как следует.
– Либо и то, и другое вместе! – заключила Ирка.
– Может, это я ей помешала? – задумалась я вслух. – Спугнула ее, когда лезла в дом по оборванной балконной веревке?
– Ой, да ты так лезла! – Ирка пренебрежительно фыркнула. – Со скоростью три сантиметра в минуту вверх, три метра в секунду вниз! Улитки, и те ловчее ползают! Кого ты там могла спугнуть?!
Я сначала надула губы, но посмотрела на себя в зеркало и передумала обижаться. Иркино категорическое утверждение, будто я никого не могла напугать, с некоторой натяжкой можно было засчитать как комплимент. Лицо мое сегодня выглядело не так страшно, как сразу после операции, и я уже предвидела наступление того во всех смыслах светлого дня, когда я смогу показаться на люди без темных очков. Недели через две, пожалуй.
И тут я вспомнила: мне же завтра швы снимать! Надо же – чуть не забыла! Одна мысль о том, что завтра я избавлюсь от чертовски неудобных, колючих, как проволочки, ниток на веках и сразу же стану лучше видеть, подняла мне настроение.
Я с аппетитом съела приготовленный подругой обед, чем порадовала и ее тоже. Улыбаясь, мы сели пить кофе с конфетками и мирно болтали о разных женских пустяках, пока Ирку вдруг не потянуло на подвиги.
– Ну, какие у нас еще есть важные дела? – спросила она, покончив с таким безусловно важным делом, как истребление крайне вредных шоколадных конфет.
– Надо бы до возвращения Масяни три тысячи рублей бумажками на пятаки поменять, – вспомнила я. – Но это не срочно.
– Вот интересно, – Ирка в задумчивости постучала ложечкой по зубам. – Зачем кому-то понадобились ваши шестьсот пятаков? Для чего они вообще нужны?
– Ну… – задумалась я.
Вопрос был вовсе не праздный.
– На прошлой неделе по всему городу расставили новые автоматы с квасом, они как раз только пятаки принимают, – напомнила я. – За два пятака можно купить стаканчик квасу или лимонада.
– А за шестьсот пятаков – аж триста стаканчиков, на все лето хватит, хоть залейся, – нетерпеливо кивнула Ирка. – Еще версии есть?
– Еще? Вот я читала, из пятаков, сложенных столбиком в капроновый носок, получается прекрасное оружие ближнего боя, – сообщила я. – Увесистая металлическая колбаска, не хуже кастета.
– Шестьсот пятаков – это примерно двадцать сборно-разборных кастетов, можно вооружить целую банду хулиганов, – Ирка снова кивнула. – Что еще? Ты думай, думай, на люмпенах – любителях кваса и уличных потасовок – не зацикливайся.
Я еще немного подумала и вспомнила:
– Тележки для багажа в зарубежных аэропортах и супермаркетах доверчиво принимают наш пятак за монетку в два евро! Наши люди этим часто пользуются, я знаю.
Ирка заерзала на диване, захихикала:
– Ой, я представляю себе это экстренное сообщение в новостях! «Пассажиры трех бортов из России вступили в преступный сговор и совершили одновременный угон шестисот багажных тележек! Деятельность крупнейшего авиапорта Германии парализована!» Пожалуй, это сойдет за теракт!
Мы дружно похихикали, воображая себе эту картину – сеанс одновременного угона эшелона багажных тележек, а потом Ирка решительно помотала головой и сказала, что версия с тележками принимается только «до кучи».
Просто потому, что три – это счастливое число, а вообще-то надо придумать что-нибудь поумнее.
Тем более что у нас утащили не только пятаки, но и рублики с «двушками» – считай, всю Масянину коллекцию монет, за исключением только медной мелочи. И, если придумать, зачем кому-то понадобилась оптовая партия пятаков, еще кое-как можно, то толково пристроить куда-то тяжкий груз монет помельче сложновато даже в фантазиях.
– Ирка, ты гений! – вскричала на это я. – Ну, конечно, как же я сразу не подумала! Коллекция! Ирка, всякие разные монеты ведь страшно интересуют нумизматов, а они ребята азартные до фанатизма, и за какую-нибудь потертую металлическую денежку продадут родную маму!
– Или ограбят чужую квартиру! – Подруга победно хлопнула в ладоши. – Ленка, ты тоже гений!
Она прищурилась, почесала висок и спросила меня прямо, как гений – гения:
– Ну, и что из этого?
Я отодвинула чашку, встала и пошла к телефону.
– А много ли в наших краях отчаянных нумизматов? – Ирка, оставшаяся в кухне, повысила голос.
Я на этот риторический вопрос не ответила – я уже набирала нужный номер.
Хобби – это как течение Гольфстрим: оно подхватывает несет, согревает и по мере того, как набирает силу, становится все более глобальным.
Иной клуб по интересам обгонит по численности какую-нибудь партию. И, право, странно, что наши ушлые политики до сих пор не используют такие мощные ресурсы, как Ассоциация Вышивальщиц Тамбурным Крестом или Объединение Выпиливателей Лобзиком, а военное ведомство не проводит массовую мобилизацию любителей ролевых игр! В случае чего, спецподразделение боевых гномов в эльфийской броне и со специально обученными огнедышащими драконами на коротких поводках наделало бы немало шороху.
Телефончик городского клуба нумизматов мне подсказали в справочной службе. Я позвонила по указанному номеру, чин чином представилась и попросила порекомендовать мне самого что ни на есть крупного и авторитетного в наших краях специалиста по нумизматике.
Мне нужен был мастодонт и корифей. По опыту общения с представителями разных более или менее творческих объединений я точно знаю, что именно они – возвышающиеся над толпой мастодонты и корифеи – бывают информированы о кипучей жизни своих соратников гораздо лучше, чем непосредственное руководство союза, занятое докучливыми вопросами сбора членских взносов, аренды площадей и организации выставок.
Мастодонтом и корифеем в наших широтах числился некий Костин Игорь Николаевич. Я получила в секретариате Союза продолжателей дела Кощея Бессмертного его телефончик и адресок и, поскольку телефончик упорно молчал, решила наведаться к мастодонту в гости. Ирка, естественно, увязалась со мной.
Мы спрятали свои синяки за темными стеклами солнцезащитных очков и вызвали такси.
Эльза Альбертовна была немного старомодна. Не в смысле внешности, конечно, «на глазок» ей даже самые злые завистницы не дали бы больше тридцати пяти. Просто у Эльзы были несовременные взгляды на взаимоотношения между полами.
Модного феминизма она не признавала, женскую хитрость ставила выше мужского ума, и всех представителей так называемого «сильного» пола делила на две категории: «годен» и «негоден». Компромиссов, как у военкомов с их иезуитской формулировкой «годен условно», у Эльзы не было. Мужчину либо можно было использовать с выгодой для милой дамы, либо никак нельзя.
«Негодных» Эльза или просто не замечала, или без церемоний выталкивала на обочину своей жизни, а на «годных» ехала с большей или меньшей скоростью, на то или иное расстояние. Ибо давно уже и не нами, изрядно испорченными феминизмом, чтоб он вовсе провалился, придумано и сказано, что мужчина – это не роскошь, а средство передвижения по жизни!
Временно оставшись без персонального транспортного средства типа «мужчина», Эльза чувствовала себя примерно так же неуютно, как гимназисточка, вынужденная зимним вечером возвращаться в отчий дом короткими перебежками от одного подслеповато помаргивающего уличного фонаря до другого.
Последний по счету мужчина вез Эльзу по жизни в разудалой манере пьяного извозчика и уронил-таки, фигурально выражаясь, в искристый сугроб холодного одиночества и житейских проблем. Эльза по этому поводу не стала выражаться ни фигурально, ни как-то иначе.
Блестящая, утонченная и крепкая, как стальной рожок для обуви, она быстро огляделась, верных признаков скорого появления попутного транспорта не заметила и, чтобы не ковылять на своих двоих, решила покамест вернуться к мужу. В свое время брошенный ею, как заглохший автомобиль, муж этот тоже оказался стойким оловянным солдатиком и теперь вполне уверенно маршировал по жизни.
Мудрая Эльза Альбертовна совсем не зря приручила противную бабку Мариванну, проживающую в соседней с экс-мужем квартире. За маленькие подарочки и большое счастье время от времени обстоятельно посплетничать с кем-то, кто не называет ее в глаза старой дурой, бабка исправно снабжала Эльзу информацией о жизни ее «бывшего». Даже выписывая головокружительные виражи в кибитке очередного лихого извозчика, Эльза не забывала приглядывать за оставленным супругом.
Мариванна позвонила ближе к вечеру. Эльза как раз раздумывала – поужинать или воздержаться от приема пищи?
Было четверть седьмого. По устоявшемуся мнению, навязанному женской аудитории глянцевыми журналами, всем прекрасным дамам, проживающим в одном с Эльзой Альбертовной часовом поясе, еще пятнадцать минут назад следовало крепко-накрепко залепить себе рты лейкопластырем и удалиться от холодильника на расстояние, исключающее всякую возможность контакта.
