Татьяна Луганцева - Объятия удава
– Сначала я даже не понял, с чего ты так развеселилась, – сквозь смех продолжал Гриша. – Я был очень озабочен тем, что мы сейчас сгорим или угорим. А ты веселилась и кричала: «Поддай огня, хороша сауна!» И еще много чего такого, что я повторить не решусь. Я нервничал, сердился, а потом понял, что ты не в себе. Правда, сначала предполагал, что ты пребываешь в нервном переутомлении от пережитого адреналинового шока, но потом осознал, что дело в другом…
– Как мы выбрались, Пинкертон?
– Да простым дедовским способом! Я просто вышиб дверь плечом! Но от дыма, сразу же повалившего вниз в подвал, мы чуть не задохнулись. Поэтому первым делом я выволок тебя на улицу, где мы отдышались. Я заметил, что тебе плохо, предположил, что сломаны ребра, но в тот момент следовало спасать Анну и жителей дома, которых, как потом оказалось, было мало, многих уже расселили.
– Ах, Анна! Как же я про нее забыла?! Что с ней?! Боже, она же не выходит из дома, а там был пожар! Его потушили?! Она спаслась?!
– Яна, успокойся! А то у тебя сейчас кровь покапает в капельницу, а не наоборот. Теперь слушай. Когда я попытался добраться до квартиры нашей знакомой и спасти ее, я не смог даже войти в подъезд. Огонь охватил все пространство! Просто стоял огненной стеной! Я был в шоке! Метался вокруг дома в поисках хоть какого-то выхода. Дом был двухэтажный, и потому без пожарной лестницы люди прыгали прямо из окон без особого риска травмироваться.
– А я? Я помогала тебе? Я уже к тому времени отошла от этой «дури»?
– Какое там! Ты веселилась, как на шабаше ведьм! А потом стала кричать: «Лети, лети, моя ласточка! Лети навстречу счастью! Хрустальная ты моя вазочка!» И весь этот монолог ты обращала к Анне, которая смотрела в окно и не знала, как спастись от огня.
– Какой ужас! Кто мог знать, что в наркотическом угаре проявятся все мои отрицательные черты, – сокрушалась Яна. – Что Анна обо мне только подумала! – Вряд ли что-то положительное. Аня ничего не знала о наркотических грибах у себя в доме. Но она послушала тебя и выпрыгнула из окна под твое веселое улюлюканье. Не смотри на меня с таким ужасом, я сам чуть не умер от разрыва сердца! Она летела прямо у меня на глазах, это с ее-то болезнью, которая не позволяла даже выйти на лестничную клетку…
– Не томи, Гриша! Аня разбилась?! Да? Не щади меня! Не мы устроили пожар, и, судя по твоему рассказу, помочь ей мы тоже не могли. Особенно я. Но как же нехорошо человек подумал обо мне перед смертью! И я уже не могу объяснить Ане, что я ничего не соображала. – Яна отвернулась к окну, разметав длинные волосы по подушке и пытаясь сдержать слезы. – Хоть подонков этих нашли?
– Нашли, они далеко не убежали. Смеялись через квартал во дворе. Все-таки тоже хватанули грибов. Только Анна не умерла…
– Как?! Жива?! Она здесь, в больнице?!
– Здесь.
– Ой! Я могу ее увидеть? Она совсем в тяжелом состоянии? Гриша, ты же диагност, скажи честно, Анна выживет?! Сколько у нее переломов?! Ей очень больно?
– Почему тебя еще не занесли в Книгу рекордов Гиннесса? Ты задаешь невероятное количество вопросов в секунду. Ты не поверишь, но у Анны нет ни одного перелома!
Глава 11
Зинаида Ивановна очень волновалась, это было видно и по ее бегающим глазам, и по рукам, применения которым она не находила – то суетливо поглаживала себя по коленкам, то бессмысленно раскладывала и перекладывала предметы на прикроватной тумбочке.
Перед ней находились девушка, удержавшая ее от рокового шага, молодой патологоанатом, который первый обследовал ее, и еще один мужчина – в белом халате и с внимательными, цепкими глазами, спрятанными за толстыми стеклами очков. Представился он врачом-терапевтом по фамилии Васильев.
– Вас что-то беспокоит, Зинаида Ивановна? – обратился к ней доктор Васильев. – Может, не нравится та помощь, которая вам тут оказывается?
– Нет, что вы! – замахала она руками. – Здесь чудные врачи, и они мне здорово помогли. Я чувствую себя очень хорошо и очень хочу вернуться назад к дочери, мне надо заботиться о ней.
– Ваша дочь – взрослая, и она сможет сама позаботиться о себе, – спокойно возразил Григорий. – И она наверняка хочет, чтобы ее любимая мама подлечила себе сердце и вообще поправила здоровье.
– Что вы! У меня совсем особенный ребенок. Моя девочка без меня пропадет! У нее очень редкое заболевание. Я должна быть всегда рядом.
– Да, это долг матери, – поправил очки Васильев.
– Вот именно! Спасибо за понимание! Я думала, что до конца поймет мать только другая мать. Больной ребенок – не вырастает, это крест, который несешь всю жизнь.
Доктор Васильев задал пациентке еще несколько вопросов, показал несколько картинок, а потом зычным, хорошо поставленным голосом внезапно произнес:
– Зинаида Ивановна, сейчас я сосчитаю до десяти, и вы вместе со мной пойдете по просторам своей памяти. Раз, два… Зинаида Ивановна, сейчас мы вернемся сразу же туда, где вам было больнее всего! Сразу туда! Ну же! Прыгайте с головой!
Яна наблюдала за работой доктора Васильева с открытым ртом. Его голос, казалось, проникал в самые потаенные уголки души. Ей и самой захотелось вернуться в детство, в юность и поплакаться у него на плече.
Но весь лечебный процесс доктора был направлен на Зинаиду Ивановну. Глаза ее были закрыты, руки перестали совершать хаотичные движения, она погрузилась в расслабленное, умиротворенное состояние. Голос ее зазвучал ровно и без эмоций:
– Мне двадцать лет. Я гуляю в парке с коляской. Окружающие люди отмечают, какой у меня красивый малыш… Мой мальчик, он похож на ангела. Я родила его без мужа… Ошибка юношеской любви. Я хотела дочку, я хотела…
– Подружку? Тем более что знали, что будете воспитывать ее без мужа, – помог ей Васильев.
– Да, девочку! Как я, вторую меня. Но родился сын, мой Ванечка. Ну что ж, я приняла его и безумно полюбила.
– Не было ли ревности, не закралось ли чувство, что он когда-нибудь уйдет к другой женщине?!
– Было!! Как вы правы! Это чувство не покидало меня ни на минуту! Оно просто поглотило меня целиком! Мальчики – самые страшные существа для матери. Их растишь, целуешь, они целиком принадлежат тебе, а потом вдруг слышишь: я люблю другую женщину! Лучше – смерть! Такого не пережить…
– Зинаида, сконцентрируйтесь… А как, по-вашему, сделать, чтобы мать была всегда счастлива? – Голос Васильева не терял своей магической силы.
– С нами гуляла молодая женщина Ольга, да Ольга… У нее был сын Рома, он был постарше Ванечки, но все время лежал в коляске, укрытый легким пледиком от ветра и зонтиком от солнца. Он никогда не ходил, он был инвалидом, а Оля все время хлопотала вокруг своего сыночка, словно заботливая наседка. Все сочувствовали ей, говорили, что нет ничего хуже, чем больной ребенок, они не понимали… – Тут погруженная в гипноз женщина запнулась.
– Чего не понимали, Зинаида? Того, что поняли вы? – проникал в ее подсознание врач.
– Да! Я поняла! Я, единственная, поняла, что она самая счастливая мать на свете! Ее сынок, ее цветочек, всегда будет при ней! Он не уйдет, не женится, следовательно, и не кинет ее! Она всегда будет вместе с ним. Это ли не абсолютное материнское счастье?
Яна похолодела, ничего более чудовищного она еще не слышала. «Это абсолютный эгоизм, а не счастье. Можно найти еще какие-то другие слова, но это точно не любовь». Они понимающе переглянулись с Григорием.
– И что случилось дальше, Зинаида? Дальше… когда вы поняли, в чем счастье?! – направлял ее Васильев.
– Мне больно об этом вспоминать, – поморщилась пациентка. – Мне плохо, плохо! Я задыхаюсь! – Женщина стала кричать и метаться на стуле, словно пойманная в силки птица.
Яна перепугалась. Григорий, похоже, тоже.
Один только Васильев сохранял спокойствие. На самом деле он был совсем не терапевтом, а психотерапевтом-гипнотизером, доктором наук и очень известным специалистом в своей области, имевшим огромную практику.
– Зинаида, спокойно! Дышите на раз и выдыхайте на четыре. Все ужасные воспоминания остались далеко в прошлом! Я не прошу вспоминать, я требую рассказать просто и четко, что произошло потом.
– Да… да… конечно. Я шла с сыном из парка домой. Ваня устал играть и спал в коляске. Я была разморена солнцем. Пребывала в каком-то полусонном состоянии и… Я не видела, как эта машина выскочила из-за поворота. Она неслась на большой скорости, хотя вдоль дороги тянулся парк, откуда в любой момент могли выйти люди. Я плохо помню… Визг тормозов, летящая коляска, мой Ванечка… Какая-то кровавая каша оказалась у меня в руках, когда я нашла то, что осталось от моего сына, размазанного по асфальту…
– Все!! – громко выкрикнул психотерапевт. – Мы ушли оттуда! У вас ведь потом еще родился ребенок? А вы хотели стать для него центром Вселенной?
– Как это правильно сказано, – расслабилось лицо Зинаиды Ивановны. – Теперь родилась девочка, Анечка. Это произошло через год после смерти Вани. – Толстые губы Зинаиды Ивановны расплылись в улыбке, которая, однако, выглядела какой-то пугающей.
