Дарья Донцова - Крутые наследнички
– Это полиция? Примите сообщение для комиссара Жоржа Перье. Срочно. Речь идет об убийстве. Передайте ему: мадам Даша, русская, ждет его в лесу, возле телефонной будки, адреса не знаю, за мной гонятся, я спрячусь, а он, когда подъедет, пусть запоет «Марсельезу», тогда я выйду. Если меня не найдут, надо арестовать Аллана Гранжа, он убил Жана Макмайера, он мне об этом сам сказал, но доказательств нет.
Я остановилась и перевела дух. Ну, дежурный явно решил, что звонит сумасшедшая. Русская посередине французского леса, при встрече с которой нужно петь «Марсельезу»… Надо попытаться объяснить более понятно.
– Алло, месье…
– Да, мадам, полиция на проводе. Я все понял – передать комиссару Перье, что вы ждете его в лесу, вас зовут Даша, вы русская. Чтобы вы вышли из укрытия, комиссару нужно пропеть «Марсельезу». Пожалуйста, не вешайте трубку, чтобы мы могли засечь местонахождение телефона. Оставьте ее просто висеть. Я отключаюсь.
Я бросила трубку, и в тот же момент будку осветили фары. От ужаса я присела на пол – авось не заметят. Но не тут-то было. Автомобиль остановился, свет продолжал бить в будку. Я чувствовала себя рыбой в аквариуме. Сейчас меня выловят, а потом зажарят. В тишине распахнулась дверь, и знакомый женский голос произнес:
– Могу подвезти.
Я понеслась к машине. За рулем сидела пожилая седовласая дама, очень на кого-то похожая.
– Садись. Бог мой, да ты похожа на пугало!
Я оглядела себя – да, видок еще тот. Розовый костюм стал серо-буро-коричневым, юбка изодрана в клочья, колготки свисают лохмотьями, ноги в синяках и ссадинах…
– По-моему, тебе следует отправиться прямо в больницу, – продолжала дама.
– Нет, нет, сейчас сюда приедет полиция!
– Полиция! Этого нам не надо.
С этими словами мадам завела мотор, и мы понеслись вперед. И как только она разбирала дорогу?
– Не узнаешь меня? – спросила женщина.
– Кажется, мы где-то встречались.
И в этот момент я сообразила, что все это время мы говорили по-русски.
– Дошло наконец! Как до жирафа. Да… с соображением у тебя плохо, пора пить стугерон. – Тетка за рулем захохотала во все горло. – Ну что, даже так не узнаешь?
С этими словами она притормозила и стащила парик. На свет появилась до боли знакомая рыжая всклокоченная голова. В свете молнии я увидела Наташкины волосы и лицо морщинистой бабы. От ужаса я распахнула дверцу машины и вывалилась наружу. Мы стояли возле небольшого кладбища.
– Вампир… Боже, спаси меня! «Отче наш…» Нет, наверное, французские вурдалаки понимают только по-своему. Как это? In nome Dias, spiritus santi…
Оборотень тоже выскочил из «Пежо» и стал тянуть ко мне руки:
– Дашка, не дури, это я, Наталья.
Я в ужасе пятилась задом, пока не уселась на могилу. Рыжеволосый пришелец приближался ко мне, зачем-то потирая морду платком. С ужасом наблюдала я, как морщины исчезают и появляется молодое лицо. А когда чудище вынуло что-то изо рта, я свалилась как кегля.
ГЛАВА 18
Серенький свет скупо сочился сквозь занавески. Первые минуты я не могла сообразить, где нахожусь. Потолок в пятнах, обои в подозрительных потеках, ковер с прожженной дырой, на нем обшарпанное кресло. А в кресле – Наташка. Вполне живая, здоровая и веселая.
– Наташка, – прошептала я, глупо прихихикивая, – Натулечка, ты живая?
– Нет, – радостно сообщила моя подруга, – я умерла и явилась тебе в виде духа, весьма плотного телосложения. – Она рассмеялась и подошла к дивану. – Давай вставай, хватит валяться, нам надо еще кучу дел сделать.
Я ухватила ее за руку – рука была теплой, нежной.
– Господи! – вырвалось у меня. – Кого же мы похоронили?
Наташка закурила:
– Знаешь, что. Лучше начнем по порядку и так доберемся до похорон. Может, сварим кофе?
На крохотной кухне мы сварили кофе, и Наташка стала рассказывать:
– Мы, русские бабы, идиотки. Любой иностранец для нас – Ротшильд. И я такая же. Когда выходила за Гаспара замуж, знала, что у него есть квартира, машина, дом в деревне. Ну, думаю, убила бобра. Денег-то мне всегда хотелось больше всего на свете. И что же? Приехала я в Париж. Все так, да не так. Квартира есть. В Пантене. Понимаешь, да?
Я кивнула головой. Теперь, конечно, понимаю. Пантен – отдаленный район Парижа, рабочая, так сказать, окраина. Дешевые типовые квартирки.
– Вот-вот, – продолжала Наташка. – Комнаты размером в клетку для канарейки, кухня как пенал. И машина тоже была – «Симка», двухдверная. Заводилась, как я говорила, с полпинка. То есть пнуть надо, тогда заведется. Да и дом в деревне тоже был, в Бретани, только там свекровь живет. Свекровь вообще-то всегда не подарок, а уж свекровь бретонка… Поймет лишь тот, кто знает. Вот такой расклад! К тому же мы с Гаспаром начали с первого дня ругаться. Представляешь, он покупал на ужин два куска ветчины – нас же двое, зачем больше!
Я расхохоталась. Безалаберная, мечтающая о богатстве Наташка была чудесной парой прижимистому, как все французы, Гаспару. Да еще мама бретонка!
– Ага, – возмутилась Наташка, – тебе смешно. Мне первую неделю тоже было весело. А потом пошли слезы. Работы нет, друзей нет, денег нет. Сижу весь день, как дура, у телевизора, а вечером приходит дорогой, любимый и заводит: «Фасоль в банках не покупай – дорого, свет в коридоре туши, в кино надо ходить утром по льготному билету». Так мне хотелось послать его и вернуться в Москву! Одно останавливало: как представлю, что наши кафедральные бабы мне сочувствуют…
И вот под Новый год зовет меня мой благоверный в гости. Приехали вечером. Особняк роскошный, народу полно, музыка играет, еды, выпивки завались. Гаспар, как мы приехали, двинул в столовую и давай нажираться на дармовщину. А я стала по дому бродить. Чуть ли не во все комнаты заглянула, очень любопытно было, как живут богатые французы. Хозяев я не знала, вот и бродила. И в ванной комнате на третьем этаже нашла парнишку. Лежит, глаза закатил. Я на него поглядела – очень уж на ломку похоже. У меня в Москве были приятели наркоманы, тоже так лежали, пока не кольнут. Полезла в аптечку, а там все наготове: и ампулы, и шприцы. Ну, думаю, не погибать же ему. Взяла и уколола. Минут через пять он глаза открыл, на меня поглядел, и, не успела я опомниться, как раз – уже под ним. Ну, прямо египетские страсти. Кончил он и вроде как заснул, а я моюсь себе потихоньку. Минут через пятнадцать, я уже и помылась и сигаретку выкурила, он, глаз не открывая, говорит мне:
«Как тебя зовут?»
«Натали, – отвечаю».
Вот тут-то он глаза не только открыл, но и вытаращил:
«Ты женщина?»
«Нет, – говорю, – страус эму. Ты что, не понял? Вот смотри: две ноги, одна голова».
Он как захохочет:
«Ну и набрался же я. Я ведь гомик, меня бабы не интересуют. У тебя стрижка короткая, брюки, задница, как у мужика, а груди, извини, я у тебя не нашел».
«Ничего, – успокаиваю, – не ты первый, много кто искал и тоже не нашел». Вот так я с Жаном и познакомилась.
Проговорили мы с ним в ванной до утра. А к рассвету решили, что я разведусь с Гаспаром и выйду за Жана. Назад в Пантен я больше не вернулась. Все уладили адвокаты. Мы с Жаном заключили, так сказать, взаимовыгодный контракт. Он откажется от наркотиков – я помогу ему, – зато я должна стать ему матерью. По ночам же я превращаюсь в его любовницу, с одним нюансом – всегда одеваться в мужскую одежду. Мне потом один психолог сказал, что мы нашли гениальный выход – вроде бы я изображала из себя мужика и потакала его гомосексуальным наклонностям, но, с другой стороны, я была женщиной, и после контакта со мной его не мучили угрызения совести. Тогда-то, в ванной, получилось случайно!
Конечно, первый год мы жили трудно. Характеры у нас двоих – о-го-го. А к тому же у наркоманов с нервами полный финиш. Но, знаешь, через год мы были счастливы! Каждый получил, что хотел. Я наконец-то обрела деньги. Жан не был жадным и франки не считал. Я могла делать, что хотела, покупать все, что угодно… Это было так восхитительно!
А Жан перестал мучиться оттого, что он – педик. Он жил с женщиной и получал от этого удовольствие. А уж что мы с ним делали в спальне, как переодевались, касалось только нас! Софи и Луи меня обожали, все друзья не скрывали радости. Счастливое время. Вот только детей у нас не было, что, в общем, не удивительно, учитывая пристрастия Жана, – ну, не мог он по-человечески. И вот через несколько лет мы решили усыновить моих, так сказать, племянников.
Наташка встала и подошла к окну.
– Видишь ли, я никогда тебе раньше не говорила, но я очень благодарна за все, что ты для меня сделала. И вот наконец представился случай отблагодарить.
Я засмеялась.
– Отблагодарила меня по-царски, только мне ничего не надо. Нам всем так было хорошо в моей маленькой квартирке…
– Нам будет еще лучше в трехэтажном особняке и с приличным счетом в банке, – прервала меня Наташка. – Хорошо бы еще, чтобы кто-нибудь из нас остался в живых и сумел потратить это богатство.
